Ирина Степановская - Как хочется счастья! (сборник)
Трава по бокам этой ленты еще голубоватая в туманной дымке. А чуть выше – сиреневыми волнами застыл иван-чай. И кое-где поблескивает на солнечных местах невысохшая роса. Каемка влаги неровно темнеет вдоль обочины. Над мелким подлеском сплошной стеной остроконечные верхушки елей. Красиво! Сейчас бы корзинку в руки, и по грибы. Если хорошенько поискать в траве, наверняка уже можно найти семейку-другую крепких маслят. На сковородку бы их со сливочным маслом. Ой, запах!.. Обожаю жареные грибы с детства.
Но сейчас не до них. Это моя первая командировка по заданию редакции. Я мечтала о том, что буду так ездить, еще когда училась в университете. Сегодня на север, а завтра на юг. Хорошо путешествовать! Наблюдать, встречаться с разными людьми. Факультет журналистики в нашем университете был самый бойкий. Правда, училась я не в Москве, но не всем же светит МГУ. Зато в столицу из всего нашего выпуска попала пока я одна. Знакомые расползлись кто куда. Человек пять пристроились в местные издания. Еще парочка – на телевидение. Меня, между прочим, тоже звали – в одну неплохую контору «по связям с общественностью». Но я уехала в Москву.
«С лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом…» Господи, какая древность, какая глупость. «Лейка» сейчас стоит такие деньги, что не подступишься. Я год могу прожить с Вовкой на такие деньги. А может, и два, если модель с наворотами. Да камера мне и не нужна. Я не фотограф. Мой конек – перо. Правда, теперь перо заключено в клавиатуре, но суть от этого не меняется. А вообще я хочу написать что-нибудь монументальное. Но это потом. Потом… Когда Вовка будет постарше. Сейчас бы с этим заданием справиться…
Ели за окном вдруг расступились, и открылся луг. Мелькнули оранжевые на солнце лошадь с жеребенком. Жеребенок тоненький, прижался к матери боком. Если переводить на человеческий возраст, наверное, как мой сын. Интересно, не проснулся ли Вовка? Наверное, еще нет. Он вчера поздно угомонился, будет теперь дрыхнуть минимум до девяти. Ну и хорошо, пусть спит. Таньке легче. Кстати, надо запомнить эту лошадь с жеребенком, пригодится когда-нибудь. Между прочим, если бы не дед, всю жизнь проработавший в районной газете, я бы и знать не знала ни о каких лейках и блокнотах. Когда я родилась, дед был в газете редактором. Морщинистый, кряжистый, летом и зимой красно-загорелый от мотаний по району, он казался мне всегда занятым, а в последние годы немного растерянным – такой уже старый растерянный человек. Поэтому, когда перед окончанием школы я заявила, что тоже решила стать журналисткой, он меня не одобрил.
– Знаешь, милая, что самое трудное в нашей профессии?
– Что?
– Быть конформистом, когда не хочешь поступаться принципами.
Я это не очень поняла. Дед – хоть и всегда добрый ко мне и любимый, но совсем уже не модный и, как мне казалось, даже немного трусливый – больше всего на свете боялся, что или газету закроют, или его отправят на пенсию. Его и отправили – уже когда я училась на первом курсе. Он, конечно, сперва переживал, а потом стал сажать яблони и ели. Прежде всего заменил все старые яблони у них с бабушкой на участке, а потом в райцентре нашем посадил – один, без чьей-либо помощи – целую хвойную аллею. Вдоль нашей улицы. Елки посадил – боялся, что яблони по осени обламывать будут. Я уже тогда с родителями в городе жила, не знала, что он один трудится, а то бы, конечно, отпросилась к нему на выходные – помогла бы. А когда я два года назад приезжала – диплом показать, мне эти елочки уже доходили до макушки. Сейчас-то уж, наверное, меня переросли. А я больше с тех пор у деда не была. С Вовкой тут закрутилась и вообще… «С лейкой и блокнотом. А то и с пулеметом…» Господи! Опять крутится в голове! Привязалось на целый день… Нет, деда, не беспокойся! Я все выдержу. И у меня все-все хорошо.
Я расчехлила ноутбук, открыла письмо, которое переслала мне редактор отдела. «Уважаемая редакция! Меня зовут Лидия Куликова. Я – директор детской художественной школы. Больше, как к вам, за помощью не к кому обратиться. Помогите, пожалуйста! Дело в том…»
Дед рассказывал, что раньше, когда он работал, такие письма с просьбами разобраться и помочь приходили в газету пачками. Теперь читатели пишут очень мало. Если кто этим и занимается, то в основном пенсионеры. И просьбы у них одинаковые. Почему пенсию задерживают, почему тарифы на ЖКХ такие высокие? В этих случаях ездить никуда не надо. Достаточно позвонить и спросить – «Почему задерживаете?», «Почему электричество дорожает?». Тебя, конечно, пошлют куда подальше, но это, по большому счету, до лампочки. Пусть посылают. Самое главное, что ответ получен, и его дословно в заметке или статье и надо привести. А статью отослать уже в вышестоящую инстанцию. Вот тогда есть большая вероятность, что кто-нибудь и пошевелится. И, как следствие, на месяц хотя бы пенсию задерживать перестанут. Работа, конечно, нудная, но людям полезная. Удовлетворение получаешь, когда обращающемуся перезвонишь.
– Ну что? Получили пенсию?
Замечательно, что получили. Если же нет, то еще выше звонишь. Но вот это письмо, что пришло три дня назад… Ситуация нельзя сказать, чтобы совсем необыкновенная. Такое сейчас часто встречается. Где в маленьких городках организовывались учреждения культуры? Как правило, в старых зданиях. Часто в неремонтируемых церквях. Так и оставались неотремонтированными музыкальные и художественные школы, музеи и творческие мастерские. Потом появлялись старые или новые хозяева, говорили:
– Деньги у нас есть. Мы отремонтируем здание. Отдайте его нам.
И часто городские или районные власти отдавали. Нехорошо же, когда на головы музыкантам штукатурка сыплется. А еще хуже, когда здание требует капитального ремонта, – вообще может отвалиться балка или колонна. Прибьет кого-нибудь, разбирайся потом. В городской казне денег нет…
Но, видимо, в моем случае была еще какая-то подоплека – сам тон письма казался подозрительным… Пожалуй, даже не директор школы, а другая сторона проявила непонятную мне ярость. А в таких случаях, как мне казалось, сторона отбирающая должна быть тихой, действовать хитро и осторожно. А тут – эмоции перехлестывают через край. И ведь спорный объект находится не в Москве, не в крупном городе, где собственность стоит жизни, а так, в городишке… Что-то во всем этом не состыковалось. И поэтому я должна быть тоньше, внимательнее. Нельзя отделаться телефонными звонками. И очень хорошо, что в командировку послали именно меня. Правда, послали потому, что все остальные сотрудники поехать не могли или не хотели, но мне это оказалось только на руку. Сюжет тянул на хороший очерк или на проблемную статью. Я такой случай долго ждала. Потому что я-то пока лишь скромная журналистка, и даже не на зарплату в уважаемом и дорогом издании, типа «Форбс», а на побегушках, на гонораре, за отдельные статьи в ежедневной газете. В штат меня не берут из-за Вовки, но я все равно должна добиться, чтобы разовые поручения мне давали интересные и важные, а гонорар увеличили. А пока, как говорит мой любимый мужчина, он же Вовкин отец, Александр, я – в журналистике негр и вообще человек второго сорта. А он-то, конечно, первого. К этому я уже привыкла.
Взглянула на часы. Еще ехать и ехать. До места доберусь не раньше одиннадцати. Пока найду этот небольшой городишко, а вернее, как теперь говорится, поселковое образование – будет полдень. В этом городишке есть художественная школа. Вот ее директор и основательница просит о помощи. Помещение хотят отобрать. Ясное дело. Сейчас большей частью только отбирают. Я снова посмотрела в письмо. Лидия Васильевна Кручинина. Повторила про себя имя несколько раз, чтобы запомнить. А кто хочет отобрать? Матушка Таисия – основательница чего-то вроде женского интерната при местном храме. Да, дело скользкое, тут звонком из редакции действительно не отделаешься. Я прикрыла глаза и задвинула шторку – солнце ярко светило через стекло. Хотелось уснуть – всю ночь не спала. Но стало уж очень припекать, кондиционер не работал. Я поднялась, взялась за пластмассовую задвижку, чтобы приоткрыть окно.
– Вам помочь? – над моими пальцами появилась мужская рука – загорелая, с крепкими пальцами, ногтями-квадратиками. На безымянном кольцо под золотую печатку.
– Если жарко, может, сюда пересядете?
Женщина, что сидела рядом со мной у прохода, взглянула на меня, на парня и приготовилась убрать из-под сиденья сумку, чтобы дать мне пройти. Место за ней оказалось свободным, а у окна за моей спиной как раз и сидел этот парень. Парень как парень – голубая, не очень-то отглаженная рубашка, в разрезе ворота металлическая цепочка с небольшим серебряным крестиком. Лет парню двадцать с небольшим. С виду совсем неплохой, только вихры давно не стрижены и вот печатка… Скучно ему одному ехать. А печатка для фасона, конечно. Надо же что-нибудь этакое поносить. А может, специально надел, вместо кольца обручального.
