Евгений Будинас - Дураки
В результате уже первые бабки, точнее, половину всех денег, так лихо заработанных Дудинскасом, его коммерческий директор еще более лихо «прокрутил», сразу получив в «Артефакте» прозвище Вова-Лопух.
Сначала Владимир Алексеевич конвертировал рубли, перечислив их в солидную московскую фирму, чтобы за полученную валюту купить в Польше партию кофе, а потом ее перепродать, разумеется с наваром. В итоге — ни навара, ни кофе, ни денег, ни «солидной» фирмы. Приехал Вовуля из Москвы расстроенный:
— Там, блин, даже мебели нет. Вахтер говорит, что все съехали. Похоже, что нас кинули.
Словечко новое, московское, Дудинскас его уже слышал от Стрелякова. Это когда что-то обещают, потом водят за нос, а потом исчезают, обычно взяв аванс. Кидал всех видов через его кабинет прошло к тому времени десятка два.
кидалы...Приходит солидный человек с переносным радиотелефоном размером с небольшой телевизор, ставит его в угол, извиняется, что ему будут звонить. Ему и звонят. Раза три. Просит прощения, что он ненадолго, потому что ему на совещание в Совмин, просит быть конкретным, сообщает, что у него двести «штыков» строителей, что он готов строить Дубинки по госрасценкам, что прибыль ему не нужна, а за счет прибыли он намерен создать общую с Виктором Евгеньевичем строительную базу, на которую он тоже не претендует, потому что он человек дела. И ничего, кроме успеха их общего дела, ему не нужно...
Уяснив до конца, что он теперь человек общего дела, Дудинскас прерывает беседу:
— Значит, так. Сколько, говорите, у нас «штыков»?
— Двести, — отвечает тот из угла, прикрывая ладонью трубку, потому что ему снова звонят, — двести двадцать, если быть точным.
— Так вот, — продолжает Виктор Евгеньевич, терпеливо дождавшись, когда гость переговорит по своему «портативному» радиотелефону, — в понедельник утром два ваших каменщика начинают выводить у нас угол свинарника. Фундамент уже готов. В понедельник в полдень мы встречаемся на объекте, смотрим их работу и заканчиваем наш разговор. Заранее предупреждаю, если угол получится, я на все согласен.
Обиженно надув губы, посетитель уходит.
И больше они не видятся никогда. Причем это лучший вариант, так как в худшем Дудинскас берет его на работу и гробит на него два-три месяца жизни, чтобы потом с облегчением расстаться.
Довольно долго его занимал вопрос: зачем им все это надо?
Ответ подсказал Миша Гляк.
— А пообщаться?
Дудинскас ему поверил сразу, потому что за консультации денег Мишка не брал — консультировал, видимо, тоже из желания пообщаться.
Надежда Петровна, секретарша Виктора Евгеньевича, вскоре научилась кидал безошибочно различать. В кабинет она их не пускала и даже по телефону с шефом не соединяла.
Просидев за полковником в домохозяйках и до последнего времени не зная нужды, Надежда Петровна к своим сорока годам не умела ничего. Когда, напечатав одним пальцем какое-то письмо, она положила его Виктору Евгеньевичу на стол, он содрогнулся. Такого количества ошибок, помарок, поправок он еще не видел. Высказал ей все, что об этом думает. Она заплакала и вышла, как с облегчением решил Дудинскас, навсегда.
Но назавтра на столе у него лежало новое письмо — идеальный, исполненный по всем стандартам образец машинописного творчества.
— Вы это сами напечатали?
От удовольствия Надежда Петровна зарделась, как молочница.
Через несколько месяцев она уже уверенно и легко заправляла всеми и вся, став незаменимым человеком в «Артефакте», вторым после водителя Димы Небалуя, но зато первым по беззаветной преданности шефу.
ошибки свои и чужие— Тебя на эту «солидную» фирму кто вывел?
— Косыгин.
Правая рука Вовули директор по финансам Петя Косыгин, молодой, но очень талантливый экономист. Они с Лопуховым вместе играли в волейбол, там и познакомились.
— Так вот, отправляй своего Косыгина в Москву и объясни ему, чтобы без денег он не возвращался.
— Понял.
— Нет, зови его сюда, этого волейболиста, я ему сам объясню, что почем. И разъясню, чем такие истории заканчиваются.
— Не понимаю только, при чем тут волейбол?
Через месяц Вовуля заходит к шефу уже совсем расстроенный. В руках держит какой-то листок.
— Вот, — говорит, — разбирал в столе бумаги. Нашел. Третьим недостатком Вовули было упрямое нежелание хотя бы финансовые документы содержать в порядке. На любую просьбу найти какую-нибудь платежку Вовуля тут же принимался рыскать в бумагах, потом обескуражено поднимал голову:
— Вот, блин, куда-то задевалась.
Вовуля работал творчески и был свято убежден, что скрупулезность для его бухгалтерии убийственна. «Зачем здесь порядок, когда вокруг бардак?» К слову, он совсем не заблуждался, правда, чтобы это понять, Дудинскасу понадобилось почти пять лет.
— Косыгин вернулся?
Нет, Косыгин не вернулся, но в ящике их общего стола Вовуля обнаружил этот листок, оставленный им перед отъездом: «Прошу освободить меня от занимаемой должности по собственному желанию».
Выслушав все, что в таких случаях положено, Вовуля за Косыгина вступился:
— Нельзя с ним было так. Человек хотел, как лучше, он же не виноват, что его кинули.
— Или он — нас. И удрал, как последний подонок. Говорил Дудинскас о Косыгине, но смотрел в упор на Вовулю.
— Ни один творческий человек с вами не сработается, — сказал Вовуля, обидевшись. Еще не зная, как он сам Дудинскаса кинул.
Сразу после презентации «Технологии бизнеса» кредит, как Виктор Евгеньевич и полагал, был «Артефакту» предоставлен без проволочек и на самых льготных условиях.
Печатную машину тут же купили, но с финансами Вовуля пролетел. Брали-то кредит в долларах. А тут обвал денежного курса. Когда опомнились, оказалось, что отдавать (в пересчете на рубли) надо в шесть раз больше, чем получили.
— Вот, блин, взяли бы рублями, вообще вышло бы почти бесплатно. Тут я, похоже, и впрямь лопухнулся.
На самом деле, как пояснил Миша Гляк, взяв кредит рублями (что сделать, к слову, гораздо проще, чем валютой), можно было никакого оборудования и не закупать. Достаточно бы приобрести доллары, через полгода их продать — вшестеро дороже (из-за инфляции), спокойненько погасить кредит, выплатить проценты, а разницу положить в карман. И жить безбедно, причем на вполне законных основаниях. Как все умные вокруг и делали.
— На ошибках учатся, — сказал Вовуля. Дудинскас молчал.
— Только вы на меня не кричите, — попросил Вовуля.
чувство хозяинаВ таких случаях Виктор Евгеньевич не кричал. Он никогда не кричал, если пролетали по-крупному. Тогда он надолго замолкал, насупившись. А уж поводов хватало. Ведь директоров на его «Ноевом ковчеге», как называли «Артефакт» в газетах, трудился уже добрый десяток: директор автохозяйства, директор колбасного завода, полиграфический директор, технический директор, управляющий подсобным хозяйством... И все как один обладали исключительной способностью слинять в самый неподходящий момент.
Боря Пушкин, приятель Дудинскаса еще по работе в газете, а теперь издательский директор и один из учредителей фирмы, выпускал трехтомник сказок. Выпустил первый том, приходит и говорит:
— Все в порядке, книги готовы. Я пошел в отпуск. Сто тысяч книг, весь тираж, месяц пролежали на складе. Это притом, что деньги на их производство с трудом одолжили под десять процентов в месяц. Десять тысяч книг, считай, выкинули в Черное море. Но Пушкина это как бы не касается. Уехал в Гурзуф, на Южный берег Крыма.
Вообще-то кричал он лишь в двух случаях: досадуя, что его не понимают, и когда перед ним оправдывались.
— Безумцы! — орал он. — Что вы оправдываетесь? Вы не оправдываться должны, а со-жа-леть! Это же не мне, а вам нужно! Я и до «Артефакта» уже кое-кем был. Вы же загнетесь, вы же всю жизнь прозябать будете — с вашими совковыми привычками никогда ни за что не отвечать.
— Или загнемся, — отмечали нелогичность, — или будем прозябать.
Те, кто догадывался, что орет Виктор Евгеньевич не на них, а от обиды за них, не очень-то и обижались.
— На Западе вы и решетку канализационную не найдете, чтобы в тепле переночевать...
В прошлой, совковой жизни Дудинскасу так долго внушали «главную задачу» — воспитать в каждом чувство хозяина, что разницы между правом собственности и «чувством» хозяина он не ощущал. Упорно не понимая, что хозяин, то есть собственник, здесь все же он, поэтому ему за все и отвечать. И никто ему каштаны из огня таскать не будет.
