Анна Бялко - Надкушенное яблоко Гесперид
А князева квартира оказалась совершенно такой, какой она и должна была быть. Непонятно, откуда у самой Ирины было это представление о том, какой должна быть настоящая квартира, потому что ей, как и многим другим, довелось расти в абсолютно стандартных советских помещениях и интерьерах, сделанных по одним и тем же убогим лекалам. Справедливости ради, она, как и ее родители, долгое время была совершенно равнодушна к этой стороне жизни, и только уже в Америке, когда надо было обставлять собственный дом, и для этого было достаточно как денег, так и возможностей, Ирина вдруг бессознательно определила для себя некоторые критерии даже не красоты – а правильности обстановки. Ничто не должно было быть резким, кричащим и «навороченным». Функциональность вещи преобладала над ее красивостью, а удобство – над всем остальным. Дерево лучше пластика и тем более металла, цвет стен и обивки, равно как и освещение, должны быть мягкими и по возможности нейтральными, и вообще – вещей не должно быть много, а стоять они должны так, чтобы не мешать пространству. Комната – для жизни, а не для вещей. Загадочным образом в эту концепцию, если вообще к этому негласному кодексу было приложимо такое модно-современное слово, как нельзя более удачно вписывались почему-то не современные, а именно старые вещи. Кроме того, у Ирины вообще образовалась слабость к таким вещам, ей казалось, что в их деревянных изгибах живет какая-то своя, правильная история, которй они, если правильно посмотреть, могут поделиться со своим новым владельцем. К сожалению, в Америке со старыми вещами было довольно сложно, но уже московскую квартиру Ирина, к ужасу зачем-то нанятого Сашкой вгорячах дизайнера-архитектора, обставляла самостоятельно, покупая мебель в основном не в модных салонах, рекомендуемых этим самым дизайнером, а в добрых старых комиссионках. В итоге и квартира у нее получилась живой и удобной, правда, совсем не похожей на то, что называлось модным словом «евроремонт» и было как две капли воды похоже на европейскую гостиницу четырехзвездного уровня. Что, впрочем, не помешало дизайнеру приводить потом в ее квартиру своих новых клиентов, «продемонстрировать уровень мастерства».
Ирина не знала, какой дизайнер – если он был вообще – обставлял эту квартиру, но выглядела она прекрасно. Даже запах – благородной пыли, старого дерева и почему-то вишневого варенья с корицей – казался знакомым с детства. Вообще Ирина сразу, даже не огладываясь по сторонам, почувствовала себя в этой квартире как дома. Все было на своем месте, все – совершенно настоящим. Чуть скрипящий под ногой старый дубовый паркет, вешалка в прихожей темного дерева и зеркало во весь рост, вишневая рама которого была разделена на уровне пояса узенькой полочкой-подзеркальником, идеально удобным для того, чтобы бросить туда перчатки или ключи, кожаная банкетка, а чуть подальше – настоящий платяной шкаф, уходящий уже куда-то в глубину полутемного коридора, сбоку в который падал прямоугольник желтовато– зелено-розового света из боковой комнаты. В эту комнату – очевидным образом гостиную – князь и провел ее после того, как помог снять шубку, пристроил ее на вешалку и подождал, пока Ирина сменит сапоги не принесенные с собою туфли. Она, кстати, всю дорогу, начиная с самого дома, терзалась из-за этих туфель. С одной стороны, просидеть весь вечер в сапогах было бы глупо, да и к ее наряду – она выбрала на этот вечер простую прямую юбку и серый кашемировый свитер, не слишком пафосно и одновременно достаточно благородно – лучше подходили аккуратные замшевые туфли без каблука, с другой стороны же, брать туфли с собой... Ну не в театр же она идет... Но опять – дадут ей там тапочки, всь вид будет испорчен. Ирина даже думала, не поехать ли сразу в туфлях, пешком ей ходить немного, из машины – в машину, но на улице мело, и от этой мысли она своевременно отказалась. Взяла туфли, сунула в пакете в новую сумку, благо та большая, в крайнем случае, можно будет просто не вынимать... А оказалось все просто и естественно – села на банкеточку, переобулась – как будто так и было.
В комнате были опущены тяжелые бархатные шторы, отделяя ее от зимнего мира за окнами. В углу мягко переливалась огоньками елка в человеческий рост. «А, вот почему свет в коридоре был таким разноцветным», вскользь поняла Ирина. Князь усадил ее в мягкое кресло рядом с низким столиком на массивных львиных ногах. Напротив на стене Ирина увидела портрет Панаи – тот самый. Паная глядела прямо на нее, неодобрительно. Ирина отвела взгляд. Столик был покрыт пестрой тканой салфеткой, на ней стояли бутылка красного вина, два бокала на тонких ножках, бронзовый канделябр с тремя горящими свечами и плоская ваза плавленого стекла, по изгибам которой так хотелось провести пальцем. В ней аккуратной горкой лежали краснобокие яблоки.
– Я там приготовил ужин, – князь улыбнулся ей, оставаясь стоять. – Если хотите, мы можем...
– Да нет, – улыбнулась Ирина в ответ. – Давайте пока просто посидим. У вас хорошо... Тихо...
Последнее слово вырвалось немного неожиданно даже для нее самой.
– Я могу включить музыку, – с готовностью отозвался князь. – Какую...
– Ни в коем случае, – поспешно перебила его Ирина. – Я как раз очень рада, что тихо. У меня, знаете, каникулы детские кончились позавчера, до сих пор в себя прихожу. Тут не до музыки.
– У вас чудесные дети, – заметил князь, садясь в кресло напротив.
– Спасибо, – искренне согласилась Ирина. – Но все равно, когда две недели с ними наедине... Сашка уехал, а мы как-то на все каникулы остались дома...
Поговорили немного о детях, о сашкиных делах, об ирининой работе – статья про Панаю должна была появиться в мартовском выпуске «Ххх», в феврале, потом переключились на искусство... Беседа плавно текла, изгибалась, охватывая то одно, то другое, свечи мягко горели, вино было с благородной горчинкой... Но как-то вся эта благодать казалась Ирине... не то, чтобы лишней, но будто бы недостаточной. Хотелось... м-мм... не этого, да. То есть – не только этого... Чего-то более провокативного, что ли, пусть еще не опасности, но хотя бы первого шага по направлению к ней... Наверное, придется самой...
Ирина дождалась сколько-то подходящего витка беседы – речь как раз шла о влиянии библейских образов даже на современное искусство – не спеша взяла из вазы яблоко, повертела его в руках, медленно поднесла ко рту, медленно же откусила кусочек... Яблоко было жестким и достаточно кислым.
– Как вы думаете, Илья, – плавно сказала она, глядя князю прямо в глаза. – Это – то же самое яблоко, которым Ева соблазнила Адама? Я имею в виду, прошло столько лет, а яблоки остались такими же?
Князь, в свою очередь, взял из вазы яблоко, тоже стал крутить в тонких пальцах.
– Ну, строго говоря, яблоко – это вообще апокриф. Райский плод, познание Добра и Зла. По иным источникам, – он небрежно отложил яблоко в сторону, – это вообще был апельсин. – Князь многозначительно улыбнулся. – Кстати, настоящие райские яблочки, ну, их еще называют китайка, знаете? – Так они вовсе крошечные, да при этом еще и горькие на вкус. Если, конечно, есть их в натуральном виде, срывая с дерева. Варенье, к слову, бывает, наоборот, просто прекрасным. Не значит ли это, возвращаясь к теме нашей беседы, что мы склонны преувеличивать свои ожидания, придавая ощущениям тот оттенок, которого у них нет? – И вернул Ирине ее взгляд.
Пока она судорожно решала про себя, является ли высказывание князя совсем уж грубым наездом, и требует ли, соответственно, каких-то решительных ответных действий с ее стороны, тот продолжил:
– Если продолжать тему яблок в мифологии, то лично мне всегда были гораздо более интересны другие яблоки, хотя, как говорится, все они мазаны, в общем-то, одним и тем же миром...
– То есть, – слабо откликнулась Ирина, еще не пришедшая ни к какому выводу относительно предыдущей тирады.
– Я имею в виду яблоко древнегреческих мифов. Ну, помните, то самое яблоко вечной молодости из небесных садов Гесперид, дочерей титана Атласа?
– А что с ним? – все так же отвлеченно спросила Ирина.
– Там была довольно забавная история. Помните, – сперва это яблоко пошел добывать Геракл, и это чуть не стоило ему свободы, когда Атлас взвалил на него небесный свод. Потом, хитростью вырвавшись оттуда, он отнес яблоко Эврисфею, который, собственно, и поручил ему добыть чертов плод, а вот потом? Что было с яблоком после?
– Э-э... Эврисфей, кажется, отдал его самому Гераклу, – вспомнила Ирина, внутренне радуясь, что так хорошо заботилась о детском образовании. Они с Мишкой частенько перечитывали греческие мифы, да она и сама вспоминала про Геракла не так давно, в связи со своею колонкой... Она хотела сказать об этом князю, но сразу же передумала – пусть видит, что она еще сомневается насчет своей обиды.
– Верно, а потом?
– По-моему, Геракл отдал яблоко богине Афине, а та... Не помню... Прикрепила его к своей эгиде? Она все туда вешала, на эгиду. Голову Медузы вот тоже... Кстати, что это – эгида?
