Жан-Луи Кюртис - Мыслящий тростник
— А что я, по-вашему, должна делать, чтобы обрести эту индивидуальность?
«Ну вот, пошла крупная игра, — подумал он. — Я ее загарпунил». Он ощущал в себе силу сверхчеловека. Ах, он уже немолод? Ах, он смертен? Что ж, Посмотрите, каковы бывают иные старикашки…
— Взять себе в любовники зрелого, знающего жизнь человека.
— Вас, к примеру?
— Могли бы напасть и на худшего, — сказал он и улыбнулся той улыбкой, про которую говорили, что она неотразима.
— Не разрешите ли вы мне иметь свое мнение и по этому вопросу?
— А ну, признайтесь, — сказал он добродушно, — признайтесь, что я вам нравлюсь. — И ему вдруг показалось, что он — соблазнитель из американского фильма, чье кажущееся самодовольство (они ломятся напролом!) — лишь игра, юмористический прием.
— И не подумаю в этом признаваться!
(Да-да, она тоже видела себя как бы на экране: красивая секретарша, холеная, настоящий предмет роскоши, прекрасно владеющая собой, способная поставить на место чересчур предприимчивого босса. Аналогия была настолько навязчивой, что они даже говорили теперь, как говорят герои американского фильма, дублированного на французский…)
— Вот уже полгода, как мы флиртуем.
— Вернее, как вы пытаетесь флиртовать. Кстати, это выражение сразу выдает ваш возраст.
— А что, молодые его уже не употребляют?
— Нет, уже давным-давно.
— А как же говорят?
— Да никак. Просто не испытывают потребности называть то, что само собой разумеется. Когда друг другу нравишься, ходишь всюду вместе и живешь вместе, вот и все.
— Почему вы не смеете сказать и «спишь вместе».
— Смею! И «спишь вместе». Вот вам. Удовлетворены?
— А… много мальчиков вам уже нравилось?
— Этот вопрос не имеет отношения к работе. Я не обязана на него отвечать.
— Но мы же можем поболтать как приятели.
— Мы не приятели, мсье Англад, я ваша секретарша.
— А вне службы?
— А вне службы мы с вами просто знакомые, но не приятели.
— Из-за разницы в возрасте?
— Нет. У меня есть приятели примерно вашего возраста.
— А из-за чего в таком случае? Хотелось бы знать.
Она очертила сигаретой небольшой круг в воздухе.
— Это так, и все. Слишком долго объяснять. — И она вызывающе рассмеялась.
Он тут же снова ее возненавидел. Если она надеется одержать верх, то ошибается.
— Послушать вас, можно подумать, что вы считаете себя существом исключительным и дарите свою дружбу с большим разбором.
— В первом вы ошибаетесь, а во втором правы.
Ему захотелось оскорбить ее грубым словом, как булыжником разбить фасад ее надутой претенциозности.
— Не всегда вы будете такой разборчивой…
— Возможно, но пока я еще могу выбирать.
Она привстала, собираясь уходить.
— Вы из тех женщин, которые почему-то считают, что их женственность — бесценное сокровище… А ведь никаких особых оснований у вас для этого нет, — добавил он, растягивая слова. — Вы что, думаете, у вас это самое из чистого золота?
Мадемуазель Ангульван рухнула на стул и широко открытыми от ужаса глазами уставилась на Марсиаля.
— Мсье Англад! — воскликнула она глухим голосом. — Ох!..
Она встала, повернулась к нему спиной и пошла к выходу. Ее изящный силуэт приковывал его взгляд. Марсиаль следил за ней, пока она не скрылась в дверях. Он был слегка смущен, что не удержался от такой пошлой шутки. «Не надо бы…» Но, вспомнив, как исказилось лицо этой ультрасовременной, свободной ото всех предрассудков девицы, он даже порадовался нанесенному им оскорблению (вот бы посмеялся бедняга Феликс!) И Марсиаль улыбнулся в знак мужской солидарности и здорового мужского презрения к женской расе, от которой одни только беды.
Вечером, как только он переступил порог квартиры Юбера, Марсиаль пожалел, что пришел. Он не знал, как начать разговор. Не мог же он выпалить с бухты-барахты: «Я только что открыл, что я смертен. И хочу спросить тебя, что же мне теперь делать?» Юбер подумает, что он рехнулся. Даст ему адрес психиатра или посоветует принимать транквилизаторы. Нет, так не годится, надо по-иному подойти к этой теме, но как? В самом деле, не следовало ему сюда приходить. Идиотская затея. Тем более что сейчас Марсиаль уже не испытывал такой тревоги, как утром, — за день воспоминание об ужасном сне как-то поблекло, тоска рассеялась. Кроме того, он доказал себе, что у него еще есть изрядный запас энергии, почувствовал себя снова на коне, как он любил говорить. А теперь одно то, что он находится в доме Юбера, его стесняло. Механизм этого чувства был не так-то прост, но Марсиалю казалось, что он его разгадал. Хотя он отнюдь не думал, что его свояк — выдающийся ум (и даже в минуты безудержного веселья изображал его дураком), он был уверен, что и Юбер со своей стороны его, Марсиаля, ни в грош не ставит, считает самым что ни на есть заурядным человеком. Словом, как он говорил, «сугубо второстепенным». Юберу и в голову не приходило знакомить его со своими друзьями, вводить в светский круг. Короче говоря, эти два господина не испытывали взаимного уважения: светский пустомеля и самодовольный мелкий буржуа в духе героев Куртелина — так они выглядели в глазах друг друга. Но… Было тут одно «но». Марсиалю следовало бы плевать на мнение о нем свояка. Он и плевал, но лишь в глубине души, наедине с самим собой. А в присутствии Юбера, сидя с ним рядом, приходилось считаться с этой пусть неоправданной оценкой, как с существующим фактором. И вот от одного того, что Марсиаль знал, какое место отводит ему Юбер, он помимо воли чувствовал себя с ним не на равных. И это его бесило. «В чем же дело, ведь я куда умнее его, это мне следовало бы разговаривать с ним свысока, а не получается! Наоборот, я выгляжу жалким дураком, темным обывателем. И все это только потому, что он меня видит таким и ничто не в силах изменить его точку зрения. Но вот он не испытывает никакого смущения в разговоре со мной — он настолько самоуверен, что ни на минуту не может даже заподозрить, что я считаю его болваном. И даже, скажи я это ему прямо в лицо, он все равно не поверит». (Марсиаль уже десятки раз говорил все это своей жене, объясняя, почему ему трудно встречаться с Юбером.) Так как он оказался не в силах пренебречь суждением Юбера, он был исполнен скрытой враждебности, которая лишь иногда прорывалась в приступах сарказма. Нет, что и говорить, его отношения с Юбером не были простыми.
Когда Марсиаль вошел в гостиную, Юбер как раз говорил по телефону. Добрая половина его жизни проходила в телефонных разговорах. Свободной рукой он махнул гостю, как бы извиняясь, и, указав глазами на кресло, пригласил его сесть. Марсиаль, волнуясь, пожалуй, не меньше, чем в приемной зубного врача, покорно опустился в кресло. Разглядывая кабинет, Марсиаль слушал разговор Юбера. Интерьер был безупречен. «У нас дома обстановка богатая. А здесь — изысканная». Мебель старинная, видимо, подлинная. Этот комод в стиле Людовика XV стоил, наверное, несколько миллионов старых франков. Картины, похоже, тоже все подписаны известными именами. А Юбер тем временем трещал без умолку, хохотал, ахал и охал, делал гримаски, словно собеседница сидела напротив него. И Марсиаль в который раз удивился, как это разумный человек в зрелом возрасте может так кривляться. К чему это жеманство? Эта цветистость речи? Разве такой в состоянии дать совет в вопросе первостепенной важности, в проблеме почти метафизической? «Что это на меня нашло, зачем я сюда явился?» Положение было явно дурацким. После заключительного раскатистого «целую вас», адресованного неведомой собеседнице, Юбер повесил трубку и подошел к Марсиалю; лицо его все еще морщинилось от удовольствия, доставленного ему телефонным разговором.
— Это Мари-Пьер, — сказал он, словно это имя знали все, в том числе и его свояк. — Она совершенно сумасшедшая, я ее обожаю.
Потом, вдруг изменив выражение лица, он строго поднял брови и добавил:
— Вот что, дорогой, могу уделить тебе ровно час. Мы едем обедать в Монфор-Л’Амори, к Фулькам, — Юбер сел.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Марсиаль, пытаясь выиграть время.
— Хорошо, очень хорошо.
— А Эмили?
— Превосходно. Но я полагаю, ты пришел не только затем, чтобы справиться о нашем здоровье?
— Да…
— Ну, я тебя слушаю.
Юбер закинул ногу на ногу. Задрав подбородок, он глядел на свояка с холодным вниманием и даже, как показалось Марсиалю, с легким отвращением, словно его гость — весьма неприглядная человеческая особь из отсталого племени. Сразу после Мари-Пьер какой-то Марсиаль, надо же!..
— По правде говоря, ничего определенного я не могу… Мне захотелось с тобой поговорить, просто так…
На лице Юбера выразилось удивление.
— Ничего определенного? Но все же постарайся определить!.. Наверняка ты что-то хочешь мне сказать. Ты ведь пришел не случайно. Говори, дорогой! Что стряслось?
![BlackSpiralDancer - Unwritten [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
