KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Марта Кетро - Хоп-хоп, улитка

Марта Кетро - Хоп-хоп, улитка

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Марта Кетро, "Хоп-хоп, улитка" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Что работа она, конечно, та же молитва, но от себя не спрятаться (простите за пошлость) даже за самой сильной усталостью.

В процессе съемок мною были утрачены:

Зонт.

Ножницы.

Колечко с бриллиантом.

Бесчисленное количество булавок.

Красное одеяло. У этого одеяла особая киносудьба. С начала съемок его подстилали на землю под всех застреленных, зарезанных, задавленных и посаженных на иглу. В него заворачивали задницы актрис, вынужденных играть в коротеньких курточках на морозе. Клали под ноги жертве насилия, трахаемой стоя в холодном подвале (что-то не так в этой фразе, согласна). На нем, наконец, просто сидели — изображали теплую раннюю осень в конце ноября, и актеры примерзали в непринужденных позах к скамеечкам. А в последний день его потеряли.

Пожалуй, в список утрат стоило бы добавить кой-какие комплексы. Прежде думала, что прекрасной принцессе категорически запрещено чистить чужие ботинки, гладить рубашки и подавать пальто стареющим блондинкам (простите, это к актрисе личное). Оказывается, настоящую принцессу отличает от китайских подделок именно способность пойти в свинарки и выполнить эту работу наилучшим образом, не комплексуя по поводу своего положения, потому что она-то точно знает, что настоящая. А перекошенное личико и непрерывное нытье вовсе не означают, что ты выше данной ситуации, а говорят лишь о том, что попросту не справляешься. Поплачешь дома, детка.

Так что я вышла как есть прынцесса. И свинки меня полюбили.


«Мне дали денег, мне дали денег», — пело сердце и пританцовывало. Денег тех вышла тысяча долларов за два месяца — вообще слезы горькие, но для дебютанта допустимо. Можно вылечить зубы, можно купить ноутбук, а можно нарядиться. Было сорок минут до встречи, и я решила быстренько заехать на Автозаводскую за сапогами тридцать четвертого размера. А заодно и насчет шубки поглядеть. Реакция торговок потрясла: они все время пытались продать мне пуховик или, на худой конец, кролика. Я-то просила лисичку или песца, но они говорили — дорого. В результате таки удалось купить шубейку, но за половину тех денег, которые предназначались на это дело. Я уже уходила, а торговка все причитала: «Были ж перед вами люди приличные, а еле на кролика последние копейки наскребли, торговались! А вы вон какую дорогую купили! А перчатки-то у вас такие страшные, хотя и лицо интеллигентное, давайте я вам триста рублей скину, на шампанское. Может, прямо сейчас наденете?» С работы я, конечно, но не настолько же! Из «приличного» была предложена комбинация из зебры с лисицей (но показалось немного слишком) и это потешное чудовище, что висит теперь передо мной на гвозде, причудливо скроенное из бобра с песцом. Очевидно, что модельер замыслил его после вопля «выдыхай, бобер, выдыхай», а завершив работу, сказал «вот это писец». Мохитос долго смеялся и требовал носить «это» с кожаными шортами, потому что «вид придурковатый, и хорошо хоть, что не розового цвета, а то бы я тебя придушил». «Да, переломало тебя», — констатировал он. Наверное, я и правда слишком много работала.


Шапка — это попойка, которая венчает съемки. Ничего особенного: говорили речи, пили водку, курили гашиш. Чувство «единения с этими людьми, с которыми делали одно общее дело» так и не наступило. Напротив, отчетливо поняла, что я совсем-совсем не отсюда, мой мир не хуже и не лучше, но это не моя война. Мне — вступать в сложные отношения со словами, обольщаться и обольщать длинными фразами, раскрашивать запотевшие стекла гуашью перед Новым годом — я действительно иногда это делаю, рисую какую-нибудь киску или собачку на стекле и пишу «С Новым годом!», чего уж там. Я могу заниматься любым бессмысленным делом, и кино «не моё» вовсе не из-за особой утонченности, а просто… Просто.


Но сегодня пришлось поехать на досъемку, так что я все-таки поприсутствовала на самом последнем-распоследнем дне и дождалась фразы «всем спасибо, съемки окончены».

А потом предложили новую работу: чуть больше денег, в два раза больше серий, приступать нужно после Нового года.

* * *

Котик напи́сал (а если быть абсолютно честной, то попросту нассал) на заветную деревянную шкатулку, где каждая девушка хранит то, что особенно дорого ее сердцу. У кого там фотографии припрятаны, у кого вибратор, у кого золоты-серебряны колечки, а у меня — щипчики, отвертка, плоско-и круглогубцы и пинцет с лупой, то есть всякое полезное для души. На случай, если захочется в минуту печали комп разобрать, проволоку согнуть или зуб выдрать. И вот котик мало того что осквернил, так еще и с вывертом: залез на шкаф и пустил мощную струю прямо на спальник, который с самого Крыма лежит неубранный, а она, струя, уже рикошетом (или еще как) стекла вниз на шкатулочку. И после этого он прибежал в кухню, сел на стол и стал просить завтрака. А я, вместо того чтобы по морде, взяла его, полосатого, за щечки и поцеловала в носик. И он тогда знаете что сделал? Содрогнулся весь от отвращения, спрыгнул со стола и тут же наблевал на паркет.

Я даже не знаю… Может, прическу поменять?

* * *

Приснилось, что на выезде из города, в котором проходил мой длинный и сложный сон, человек предложил подарить мне одну из артемид. Они белые, с пушистым хвостом, вроде кудрявого песца. Свойство — дохнут от недостатка внимания. Я отказалась и увидела, что навстречу идет на задних лапках десяток молодых артемид. У этих шерсть прямая и серая и очень разные морды. Понравился один смешной мальчик (по лицу было видно, что мальчик), но я подошла к чуть истеричной девочке и вложила палец в ее четырехпалую ладонь: «Давай я тебя провожу». Мы прошли несколько шагов, я высвободила палец, попрощалась со всеми и пошла. Оглянувшись, увидела, что та артемида легла на землю и собралась умирать. Пришлось вернуться.

Проснулась с тоскливым чувством — опять взяла на себя какие-то обязательства по отношению непонятно к кому.

* * *

Без четверти шесть проснулась от ужасного звука — так обычно вампиры скребут когтями по стеклу, пытаясь вскрыть заговоренное окно, чтобы испить христианской кровушки. Поскольку живу на первом этаже и, к несчастью, именно этой ночью спала одна, в вампира поверила мгновенно. И пошла проверять. В «леднике» под окном как раз на такой случай стоит мамина бутылочка с крещенской святой водой. Отодвинула тюль и увидела: за стеклом сидел мой сплющенный котик, и в каждом глазу у него Фобос и Деймос. Мальчик запрыгнул на открытую форточку и провалился между оконными рамами. Для усиления момента я обратилась к нему в звательном падеже: «Котик! А не охренел ли ты?!» А сама тем временем освободила подоконник, открыла раму и выпустила криш… кота. У него было интересное лицо.

* * *

Вспоминаю Принцесс с пепельными волосами, тех, что до сих пор рисует мама, прикусив язык от усердия: с пышной прической, огромными глазами, маленьким ртом. На голых плечах взбито облако газа, дальше идет осиная (или осиновая) талия и широкая юбка, ножки теряются за пределами листа, потому что ступни рисовать мама не умеет. В руках — сумочка. Иногда добавляется мушка на щеку и бархотка на шею — это если она опять ревнует папу.

* * *

Мешает собственное «я», закрывает от меня остальной мир, и, как огромный кусок шелка, я комкаю и сминаю его в ладонях, чтобы увидеть хоть что-нибудь вокруг. Но нельзя вечно держать себя в руках, и стоит только отпустить, как переливающаяся ткань начинает разворачиваться, заполнять пространство, заслоняя все вокруг, и вот я уже не вижу ничего, кроме этих чудесных складок, между которыми можно счастливо бродить годами, если не думать о том, что за ними есть другая жизнь.

А если исследовать мою нехитрую ассоциацию, то вдруг выяснится, что это парашют. И он перестанет мешать, если использовать его по назначению — забраться повыше и прыгнуть, доверившись.

А можно научиться правильно его складывать и всю жизнь держать в специальной сумке. Можно разрезать и сшить из него шторы или палатку. Но сделай с ним что-нибудь, наконец.

* * *

Судьба поэта по большому счету грустна. Мы готовы взять от них пару книг, но не более, остальное — не нужно, унесите. Восемь томов избыточны, оставьте только две белые толстые книжечки в твердом переплете, чтобы одна называлась «никогда», а другая — «всегда», если уж «любовь» и «смерть» вам кажутся неприличными. Над ними будем трепетать и заливаться слезами, а остальные шесть, и вступительная статья с биографией, и примечания, и сам поэт — это лишнее.

* * *

Сегодня я была подвергнута чайной церемонии в клубе без вывески. По залу бродил художник Тюбик с кисточкой и баночкой, время от времени отрешенно нанося краску на разные предметы интерьера. Потом уходил за новой баночкой. Так и сновал все полтора часа, что мы церемонились. На стенах картины с неочевидными фиолетовыми кошками, на фоне которых в клетке щебетал вполне живой попугай. Чай сначала отдавал прелой тыквой, но потом образумился и запах как положено — сиренью. Девушка, проводившая процесс, настаивала на неадекватных действиях, вроде того, что я должна дышать на сухую заварку, чтобы чай познакомился со мной. Непрерывно рассказывала какие-то тосты, выдавая их за древние китайские легенды, а я с беспокойством ожидала, что она забудется и закончит «так выпьем же за…». В редкостных паузах с мнимой кротостью обмахивала чайник кисточкой, изображая почтительный уход за предметом. Я немного устала от щебета и слабо заваренного чая, поэтому некоторое время развлекалась, мечтая заклеить ей рот пластырем и влить в попу чифир. Думаю, для нее это было бы полезным и свежим опытом. Зато в этом клубе прекрасная просторная туалетная комната, так что я, смирившаяся с ритуальным общением, пожалела, что они не поставили рядом второй унитаз.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*