Сгинь! - Реньжина Настасья

От пронзительного женского визга ему одновременно хотелось заткнуть уши и самому тоже хорошенько прокричаться. Сдержался. Стыдно. Разок уже сорвался.

Ольга замолчала. Зажала рот ладонью, чтобы уж точно ни один звук из нее не вырвался.

– Неси швабру! –  приказал Игорь.

И этот приказ она бросилась выполнять. Бес-пре-кос-лов-но. На ощупь по темной избе искать швабру. Страшно. Шарить по углам (надо же дура – забыла, куда швабру поставила!) и надеяться, что не напорешься на очередное чудовище. И палец мертвеца некстати вспомнился. Где он сейчас? Вернулся ли к хозяину или притаился, спрятался и вот-вот объявится посреди избы?

Глаза, рот, удушение.

Тьфу! Швабра-то у мертвеца. Оставила Ольга ее в туалете после последней уборки.

Думай же, глупая, думай! Выдохни и придумай уже хоть что-нибудь.

Кинулась к печи. В трубе завывало: не то ветер, не то сонм мертвецов пел прощальную песню о рабе божьей Ольге. Гудел, надрывался. Некогда ей песни слушать! Нащупала Ольга палку, ту самую, которой половики выбивала. Сгребла ее и понесла на шум.

Там Игорь боролся с дверью, боролся с мертвецом и, возможно, самой смертью. Мужик он крепкий, но дурацкий страх выжимал соки так быстро, что руки слабли, ноги подкашивались. Еще немного, и сдастся, и пустит мертвеца в дом, и упадет ему прямо в объятия.

Больше не могу. Принимай.

Дверь ходила ходуном.

Дверь трещала.

Где-то в глубине, уж насколько позволял страх, Игорь радовался, что в свое время не пожалел ни сил, ни времени и поставил сюда добротную, толстую дверь, хотя это было и не нужно. А вот решил бы обойтись тонкой фанеркой, был бы уже наверняка мертв. Стукнул бы мертвец по такой двери, да разбил бы ее враз, просунул в прореху костлявую синюю кисть свою, вцепился Игорю в горло мертвой хваткой.

И все. И конец тому.

Ольга протянула мужчине палку. Ткнула требовательно в бок. Темно ж, не видно ничего: куда протягиваешь, во что попадаешь.

– Не мне, –  процедил Игорь сквозь зубы. – Через ручку просунь.

Руки Ольги тряслись, руки Ольгу не слушались. Лишь с третьей попытки сумела она просунуть палку в дверную ручку да протолкнуть до стены, убедиться, что засела та надежно, не даст двери открыться, как ни тряси ее мертвец, как ни дергай.

Только тогда Игорь ослабил хватку. И рухнул обессиленно на пол.

Дверь тряслась и тряслась. Грохотала и грохотала. Бесновался труп, рвался в избу, к людям, в тепло.

Пустите обогреться, авось не трону, пощажу.

Бежать хотелось из дома, да подальше, но вот некуда. Лес не примет, лес предаст, лес мертвецу отдаст.

Через час все смолкло. Разом. Шум прекратился, дверь успокоилась. Утихомирился мертвец.

Стало легко-легко. Отпустило. Ослабило.

Глубокий вдох. Выы-дох.

Вдох. Выы-дох.

И накатила новая волна страха: вдруг набирается мертвец сил перед новым нападением. Не выбрался ли он из уборной? Не стоит ли уже на пороге?

С трудом поднялся Игорь, добрался до входной двери, проверил замок – закрыто. Не проберется никто.

Остаток ночи бодрствовали. Пытались разглядеть лица друг друга в темноте, но выхватывали лишь тени. Вздрагивали от каждого шороха и по очереди проверяли то замок на входной двери, то палку, то замок, то палку. То палку, то замок. Всю ночь по кругу на ощупь в темноте.

С рассветом отключились на полу, как сидели, так и уснули. Игорь чуть коснулся пальцев на правой Ольгиной руке. Ольга пошевелила ими: я чувствую.

Спать.

Сон путался с явью, явь – со сном. Где реальность, где видение – не разберешь. Отмахнуться не получится. Прогнать морок – тем более.

Ольга разлепила глаза. Проснулся и Игорь. Сел с громким выдохом. Тряхнул головой – прогнал остатки докучливых кошмаров и решительно прошел к уборной. Чуть помедлив, вырвал палку из ручки. Выждал еще пару секунд, набрал побольше воздуха в легкие, толкнул дверь, заглянул внутрь.

Дрогнул.

– Все еще здесь, –  сообщил он Ольге.

Мертвец лежал в уборной, к двери впритык, лицом в избу, словно только и ждал приглашения войти.

Мужчина выругался, плюнул на пол, сходил на улицу, оставив открытой нараспашку дверь в уборную, помочился в сугроб – сил терпеть больше нет – и вернулся в избу.

Ольга все это время сидела на полу, таращилась в темный проем туалета. Может, это туалетный сумрак – через щель-оконце почти не проникает внутрь свет – позволил мертвецу даже днем оставаться в доме? Страшно до онемения. Ночные кошмары оказались явью. Ольга отчаянно затрясла головой, стала хлестать себя по щекам: вдруг все же мерещится. Не помогло.

Темным холодным пятном зиял мертвец в дверном проеме.

– Надо его отсюда убрать, –  сказал Игорь, тщетно пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Убирай, –  ответила Ольга.

Ее слова тряслись и тонко блеяли.

– Нравится в одном доме с мертвецом спать?

Ольга промолчала. Конечно, не нравится, но какой толк выпроваживать мертвеца, когда он в любой момент может заявиться в гости? Не постучит – не спросится. Зайдет, и все. Хотите – принимайте, хотите – нет, а я все равно нагряну.

Игорю надо, пусть и возится.

Ему надо, но ему тоже страшно. Взрослый мужик, а боится. Так сильно, как никогда еще и ничего в этой жизни не боялся.

Игорь накинул куртку и вышел из избы. Вернулся с длинной палкой, на конце – изогнутая железяка, что-то вроде багра. Не снимая куртки, двинулся к туалету. Внутрь заходить не стал: ступишь туда полностью, как затянет-засосет, дверь за спиной захлопнется, и все, и нет больше человека – сгинул. Да и зачем внутрь, когда мертвец – вот он, рядом, лежит себе нахально, только что не ухмыляется.

Левой рукой Игорь за косяк дверной ухватился, замахнулся багром и всадил его в ногу мертвецу, поелозил там, чтоб покрепче засел, схватился за древко двумя руками и втащил труп в избу.

Ольга ойкнула.

Хотелось ей накричать на соседа, спросить, какого черта он творит, приказать, чтобы бросил, не кликал большей беды на их головы, оставил мертвеца в покое. Но слова не шли. Застряли в груди, скомкались там – не выплюнуть ни звука.

Игорь багром выволок труп на улицу. Надел лыжи и оттащил подальше в лес. Кинул под сосну. Мертвец ухнул в сугроб, провалился полностью, один багор торчит. Попытался Игорь вернуть инструмент, да тот застрял накрепко. И бог с ним! Пригодился лишь раз – вот сейчас, чтоб труп из избы вытащить. Пусть тогда с ним и остается.

Присыпал Игорь мертвеца снегом, затем шапку с себя снял, к груди прижал, голову склонил и сказал:

– Ну, покойся с миром.

Похоронил, получается.

Может, после таких похорон успокоится?

Ольга негодовала. Ольга бесновалась. Ходила вдоль печи и плевалась:

– Дурак! Что наделал?

– Избавил нас, –  ответил Игорь.

И не к месту добавил:

– От лукавого.

– Ага! Избавил! –  крикнула Ольга. – Как же! Я тоже избавлялась. А толку? Все равно явился. Теперь вон еще ногу ему проткнул. Этого мертвяк точно не простит.

– Избавил-избавил, –  настаивал Игорь. – Я его далеко уволок, ему оттуда ни за что не выбраться. Больше он нас не достанет.

Ольга покачала головой. До самого вечера она то и дело всматривалась в лес и шептала словно заговор:

– Не возвращайся, не возвращайся, не возвращайся.

Пыталась убедить себя, что слова эти имеют силу, защитят от мертвеца, скроют от него дорогу к избе. Умоляла сосны встать стеной, окружить труп, если тот вновь восстанет, не пропускать, задавить, хоть и знала, что сосны спят, ее не слышат.

Игорь проснулся посреди ночи. С Ольгиной половины тянулась тонкая полоска света: женщина почем зря включила фонарик. Нашла тоже оружие от ночных страхов!

На Игоревой половине царила приятная темнота, уютная, обволакивающая. Темнота ворожила, сон наводила. Мужчина и уснул было снова, да привиделся ему впотьмах знакомый предмет.

Фу, морок!

Нашарил Игорь фонарик, посветил в угол. Насветил багор. Сердце забилось часто-часто, рука принялась метать фонарный луч по сторонам: нет ли рядом и мертвеца? Никого. Только багор немым укором торчал в углу возле Игоревой кровати. И едва от багра отползал луч, как он принимался шевелиться. Еще немного – и упадет, Игорю в ногу вонзится, поелозит там, чтоб покрепче засесть. В лес оттащит, в сугроб кинет. Шапку снимать не станет – не носят багры шапок.