Александр Покровский - «...Расстрелять!» – 2
Торопливо отметав харч полуденный, Котя вернулся в вертикаль и нашел глазами адмирала: тот забился в угол.
– Товарищ адмирал! – сказал Котя, еле ворочая языком. – Разрешите доложить обстановку?
– Не надо, – замахал адмирал руками совершенно по-семейному, – занимайтесь тут сами.
И после этих слов адмирал позволил себе навсегда исчезнуть из рубки, а потом и с тральщика вообще…
Как там в ОВРе?
Иногда меня спрашивают: «Ну как вы там в ОВРе[4] живете?» На что я всегда отвечаю: «С неизменным успехом» – и сразу вспоминаю, как Серега Батраков, наш старый, глупый старший лейтенант, радостно сбегая с корабля по трапу, как-то крикнул вахтенному:
– Эй, страшила, бригадир убыл?
Вахтенный не успел ответить, потому что из-под трапа послышалось:
– Батраков! Я не бригадир, а командир бригады, и хрена лысого ты у меня очередное звание увидишь.
Так и не дал Сереге капитана. Вот сука, а?
Как мы живем? Да нормально, наверное. Вот стоит в строю штаб бригады, а самым последним стоит лейтенант Дидло Сергей Леонидович, мой лучший друг. Он только что назначен в бригаду флагманским химиком. Штаб стоит в одну шеренгу. У них строевой смотр, и мимо строя идет командир базы. Подходит он к лейтенанту, останавливается и с миной брезгливости на лице, будто жабу видит, вытягивает из себя:
– Лий-ти-на-нт!
– Лейтенант Дидло, товарищ капитан второго ранга!
– Только хохлов нам и не хватало.
– Я русский.
– Кто это? – командир базы, поворотив свой лик хрестоматийно алкоголический в сторону, обращается уже к командиру бригады.
– Это флагхим. Новый, – отзывается тот.
– А-а-а… – командир базы возвращается к лейтенанту и, лениво уставясь себе под ноги, продолжает; – Лейтенант… уебать тебя, что ли?.. Ну что вы лезете все время в разговор? Что вы все время лезете! Вести себя не умеете?.. Так мы научим. Комбриг!
– Есть!
– Накажите его. Комбриг быстро:
– Выговор! Так и служим.
А в море вместе со штабом как выйдешь, так им, сволочам, на обед отбивные подавай. Нажарят отбивных и кормят этих ублюдков. За три дня все мясо сожрут, а потом еще месяц в море выходим на одних сухарях. Командира базы у нас зовут Дедушка Пак. Ему пятьдесят семь лет, он старый, гнусавый, вредный и злопамятный. Уже еле ползает, но все помнит, собака. Серега его как увидит, так всегда мне говорит: «Редкая сволочь, Саня, долетит до середины Днепра». Вот вползает тот Пак в сопровождении комбрига к оперативному, тяжело плюхается на табурет и спрашивает:
– Как у нас обстановка?
Оперативный набирает полную грудь воздуха и начинает: «То-то – там-то, это здесь», – а Пак посидит-посидит, свесив голову, с кислой рожей, а потом и скажет:
– Все-то вы мне врете. Дурите мне мозги, потому что я старый и больной. Комбриг!
Тот, подтягиваясь:
– Есть!
– Снимите-ка его, мерзавца, с вахты. Ту-ни-я-дец, прости Господи!
А вчера в четыре утра кто-то под окнами шлялся и дел: «В не-бе ве-сен-не-м, в не-бе да-ле-ко-м па-да-ли две-е зве-з-ды-ы-ы-ы… в ут-рен-н-ие са-ды-ы-ы…» Говорят, это у соседей скинули две звездочки со старшего лейтенанта.
Вот так мы и живем.
Недоразумение
Обеспечивали мы лодочку. Задачу она сдавала: всплывала-погружалась, а мы – парочка тральщиков во главе с комбригом – создавали им иллюзию совместного плавания.
Когда эти выдры нанырялись и сдали свою задачу, решило наше начальство отметить это дело и по этому поводу отправилось к острову.
Есть у нас такой островок. Мы как только сделаем что-нибудь путное и при этом никого случайно не утопим, сразу же направляемся туда и там на травке отмечаем выполнение боевой задачи.
Причалили мы, вынесли все что положено на травку, расселись всем кагалом (штабом, разумеется) и начали отмечать.
Взял начальник штаба трехлитровую банку в обе руки, отпил для пробы и говорит:
– Это… не вино… по-моему…
– Да брось ты, – говорит ему комбриг, берет у него банку и делает глоток, а потом он замирает, и видно, как организм у него впитывает и соображает, а весь штаб смотрит на комбрига. Начальство есть начальство – как скажет, так и будет.
– Да-а… – говорит комбриг протяжно, – на вино это не похоже. Что же это? Вкус какой-то…
И тут:
– Товарищ комбриг! Товарищ комбриг! – бежит издалека вестовой. – Не пейте! Это не вино! Не вино это!
– А что это?! – кричит ему навстречу комбриг.
– Это проявитель! – подбежал вестовой, задыхаясь. – Проявитель… это… стоял там… перепутали…
Сомнения отпали и улетучились. И после того, как они улетучились, комбриг и начштаба одновременно рыгнули проявителем им вдогонку.
– Доктора! Доктора сюда! – заорали тут все и забили ногами.
И появился доктор.
– Ну что, доктор, – спросил его комбриг с большим достоинством, – жить будем или же подохнем?
– Конечно же, жить! – вскричал доктор и бодро влил им по ведру марганцовки в каждое наружное отверстие.
А потом они стояли, обнявшись, и – а-ва-ва! – блевали через борт, а над ними с хохотом носились быст-рок-рылые чайки.
По Кельвину
Наконец-то лодка привязана; справа плещется море, слева – какая-то дрянь, сверху – небо. Автономке конец.
Экипаж вылезает и роится на пирсе: оживление, смех, улыбки и все такое.
Вова Кельвин – химическая кличка Балбес – стоит на пирсе отдельно от всех и нюхает «тюльпан», погружая в него трепетные ноздри, большие, как у колхозной лошади. Пришли. Лепестки «тюльпана» жалко влипают, втягиваются – вдох – и опадают, бедные, – выдох. Кончик носа в желтой пыльце.
«Тюльпан» пахнет только для Вовы.
К Вове подходит врио флагманского химика:
– Ну, как дела?
Вова из «тюльпана» с улыбкой Дюймовочки:
– Н о р м а л ь н о…
– А чего не докладываешь?
– А чего докладывать?
С Вовы толку мало, врио отправляется на поиски старпома. Он находит его здесь же на пирсе:
– Ну как сходили? Нормально? Без замечаний? Как ваш химик? Нормально?
Лицо у старпома, мгновенье до этого такое радостное, сразу меняется. Оно становится злым и торжественным. Он делает паузу для набора воздуха. Набрал. Глаза вылезли.
Начинает он по складам и во всю глотку:
– Э Т О Т К О З З З Е Л С «Т Ю Л Ь П А Н О М»! Создал Бог каракатицу. Всю автономку дышали через задницу! Во всех отсеках по полтора процента углекислого газа. Где вас только делают, химиков! Это надо ж было настрогать столько идиотов! Помесь Бармалея с Буратино! Старый дурак! Одна извилина и та между ягодиц! П е р е в е с т и с ь о н х о ч е т! В институ-ут науч-но-ис-следовательский! Мало там своих недоносков! В институте думать надо хоть раз в неделю, а тут вместо головы жопа! Да и та поротая!