Гас Ван Сент - В Розовом
— На углу Рыночной и Кастро я заметила, что время пошло назад, — сказала она. — Я тут кое-что зарисовала. Хотите посмотреть?
Я призадумался. Если я посмотрю на рисунки, усугубит ли это ее бред? Могут ли ее рисунки поведать о времени? И даже если так, есть ли у меня время, чтобы смотреть на рисунки о времени?
Рисунки были сложены в крошечные квадратики и разворачивались не меньше минуты. Вокруг столпились зеваки в надежде на развлечение.
Когда она развернула свои квадратики… в общем, оказалось, что я диагностировал симптомы шизофрении довольно точно.
Время на этих рисунках определенно куда-то уходило. Причем, боюсь, впустую. Она вроде бы осталась довольна моей реакцией, снова сложила свои произведения в невероятно плотные маленькие квадратики, похожие на пачки жевательной резинки, и исчезла. С тех пор я ее не видел, но в глубине души знаю, что когда-нибудь увижу.
Однажды мы с родителями говорили о том, что было бы, если бы мама все-таки вышла за Роя Брауна Хейла.
— Я бы был другим, — предположил я. — Во-первых, у меня была бы другая фамилия и, наверное, другое лицо.
Но родители не согласились.
— Тебя бы вообще не было, — разочаровали они восьмилетнего мальчика. — Был бы кто-то другой.
— Но этот другой был бы я, мамочка!
— Нет, дорогой, тебя бы просто не было.
Я никак не мог этого понять.
— А что бы было со мной?
— Не знаем, милый.
Они действительно не знали и поэтому немного смутились. А я, очевидно, просто бы не родился. Меня бы не было.
Мы с Джеком здорово сошлись. Я ему по душе. Он хочет со мной встретиться и что-то мне дать. Я спрашиваю что, а он говорит: «Пакет».
— Ну а что в пакете?
— То, что я хочу тебе дать, — говорит он. — Такая черно-белая штука.
— О, это сценарий?
— Нет.
Что же это, черт побери? Вечно у них какие-то тайны.
— Я пытался найти тебя в центре города. Я знал, что ты будешь встречаться с каким-то голландцем по поводу «Флэймекса», — говорит он. — Не знал, где именно, но думал, может, наткнусь.
Он думал, что найдет меня, не договорившись? Запеленгует по радиоволнам, что ли? Может, это просто проверка? Он проверял, покажет ли меня их радар. Очень странно…
А еще Джек задумал два новых сценария, причем один называется «КОШАЧИЙ КАЛЕНДАРЬ». Вот и скажите мне, что это не странно.
Только до того, как взяться за эти сценарии, Джек устроился в один сериал ассистентом продюсера. Сериал тот самый, где снимается Люк Перри, — «Беверли-Хиллз 90210», вот как он называется. Это вполне правдоподобно: Джек действительно знаком со всеми гламурными г-вудскими типами. Наверное, в свободное время он сочиняет для них новые серии.
Джек сообщил, что исполнитель главной роли в его фильме «Не покидай меня, Джорджтаун», который он все никак не закончит, ушел из проекта, сославшись на больную спину.
Бедному старине Джеку теперь придется искать нового актера. Или смириться с тем, что фильм уже готов.
Привет, братан!
Я круто влез во все эти киношные штуки. Супер! Что мне на самом деле нужно, так это реальная звезда. Хочу слетать в Голливуд. Может, кто заинтересуется. Какой-нибудь тинейджеровский идол. Не знаю.
Один из моих актеров свалил из-за больной спины. Надеюсь, оклемается. Даже собрать всех вместе на съемки — проблема. Когда я замутил этот фильмец, то и не знал, что режиссура — такая головная боль.
Погоди, скоро и тебя подключим. Оторвемся по полной! Мира!
Джек.
Глава 16
Мне нечего делать. Я столкнулся с этой проблемой именно здесь. Там, снаружи, когда мне нечего делать, я обычно покупаю новую технику — даже понимая, что это не поможет, что у меня и так семьдесят пять машин и я все равно ими не пользуюсь. Здесь же я учусь успокаиваться и держать себя под контролем. Радоваться тому, что мне нечего делать. Вспоминать, что небо не упадет на землю, если у меня нет никаких дел. Или что-то делать. Любой из этих способов помогает; так что вместо того, чтобы плакать от безделья, нужно просто что-то сделать.
Мне нечего делать. Или я не хочу ничего делать. Это что, мое заветное желание? Ничегонеделание как-то основательнее, чем обычный отдых. Я практически никуда не хожу. Я не читаю ничего серьезного и не создаю ничего ценного. Я действительно просто трачу время впустую, как будто жду автобуса.
Я жду, когда придет идея. Идея — большая, как автобус. Настолько большая, чтобы несколько месяцев подряд вести серьезный проект. Правда, моя работа настолько несущественна, что ее можно и не делать… И все-таки, не поставив себе задачу, я так и буду дрейфовать вдоль берега. Пока не придет вдохновение. Интересно, другие рекламные режиссеры тоже так работают? Все, хватит чувствовать себя виноватым! Ничегонеделание — это не плохо, а хорошо.
Однажды утром в «Зеваке» я узнаю от Джоанны об очень щекотливом обстоятельстве. Кто-то сказал ей, что Мэтт и Джек из другого измерения.
— Неужели? — Я очень встревожился.
Она тоже смотрела «Ковбоя Немо» — тот самый фильм, что Джек мне так и не показал, но хочет обсудить. Говорят, что они постоянно путешествуют по другим измерениям. Я спрашиваю Джоанну, как она догадалась.
— Я была среди тех, кто собрался на вечеринку, ну, «счастливый горшок», и тоже надеялась перейти на другой уровень. Джек и Мэтт уехали. Значит, опять путешествуют там, в измерениях, — говорит она.
Сначала верится с трудом, но постепенно я начинаю привыкать к этой мысли.
— То есть они не уезжают, они остаются, — поправляет себя она. — Потому что путешествие в другое измерение не занимает времени.
Джоанна говорит тихо и совершенно спокойно. А ведь это сенсация.
Все мои волнения о следующем ролике как-то отошли на второй план. Словно я уже и не режиссер-инфорекламщик Эти Двое, Джек и Мэтт, вдруг становятся важнее работы. Они переехали, и я не знаю, где они живут. Может, в другом измерении, и им вообще не нужно жилье здесь. Хотя глупо так думать, Спайк же был у них.
Спайк? Что-то я давно его не видел.
Они-ковбои других измерений. Они-ковбои Немо.
В Саскватче уже многие их знают. А кое-кто на удивление легко согласился путешествовать вместе с ними.
— Они называют другое измерение Розовым, — говорит Джоанна. — Я тоже хочу туда. Как Харрис, Рене, Джулиус, Жюль и другие.
— Харрис?
— Да, и Харрис тоже.
— Это они те самые Двое? — спрашиваю я. — Я-то думал, они студенты киношколы.
— Они и хотели, чтобы ты так думал, — говорит она. — Но это неправда.
— Наверное, все их идеи и сценарии-это попытки рассказать о путешествии в другие измерения, не раскрыв секрета, — догадываюсь я. — Они и есть ковбои-супергерои. Они попали в другое измерение, чтобы узнать о своих сверхспособностях. — Мне становится не по себе. — Может такое быть?
Джоанна медленно кивает:
— Да. Вселенная уже никогда не будет такой, какой мы ее знали.
Я должен поговорить с Джеком.
Джек только и говорит, что о юной звезде Дрю Бэрримор. Он на ней просто помешался.
И хочет снять ее в своем фильме.
— Она из семьи Бэрриморов, — захлебывается он, — а они все немного со сдвигом. Я видел кино, очень классное, называется «Первая семья Бродвея», что ли, точно не помню. Джона Бэрримора играет Фредрик Марч. Еще там Этель Бэрримор и их мать. Этель — это сестра, по-моему. И Лайонел, кажется, тоже участвует. И тут появляется Джон — просто дикий чувак. В огромной шубе из ламы, рука в гипсе. Он в бегах и отправляется на сафари в Африку. Дело в том, что он дал в зубы режиссеру прямо на съемочной площадке и может загреметь в кутузку, потому что это уже третий или четвертый раз.
Джек затараторил еще быстрее:
— Фильм о такой, типа королевской, бродвейской семье. Королевской, но не благородной. Как наши семьи рокеров — избалованные, безответственные, самовлюбленные эгоисты — в общем, перекошенные. И у них поэтому все идет из рук вон плохо, так что остается только музыка и склоки с журналистами. Фэны их только портят своим обожанием — как раньше придворные королей. У них тоже есть королевский двор, шуты и советники, доносчики и подхалимы, золото и прочее дерьмо. Блин. Такими были и эти Бэрриморы.
Их предки вроде как тоже играли на Бродвее в девятнадцатом веке — прямо бродвейские Кеннеди! А малышка Дрю — правнучка Джона. Я ее не знаю, но наследственность у нее просто супер.
Я слышал такую байку: когда Джон умер, его труп посадили за стол, и все его собутыльники жрали, пили и говорили ему прощальные тосты. Блин. То есть как Синатра и Крысиная стая. Но даже Синатра не был таким перекошенным. А Джон Бэрримор вообще неуправляемый. То есть в каком-то смысле. Но великий актер. Когда я в первый раз приехал в Голливуд, то жил в доме Лайонела Бэрримора Он называется «Орлиное гнездо». А рядом дома других знаменитостей, «Волчья берлога» и другие. Настоящее г-вудское дерьмо, фальшивые сенсации, поддельные короли.