Андрей Курков - Форель a la нежность (сборник)
Девочка вернулась на кухню и с удивлением посмотрела на пустой табурет и недопитую чашку морковного чая. Постояв в нерешительности пару минут, она решила, что гость, воспользовавшись минутой, ушел домой, и занялась уборкой стола.
Магнитогорыч стоял в кабинете и привыкал к темноте, пытаясь охватить взглядом все темные углы комнаты. Наконец картина относительно прояснилась. У стенки стояли и лежали несколько гробов – это слева, а справа стоял массивный и торжественный стол на львиных лапах, на нем шелестели от сквозняка многочисленные листы бумаги; за столом в углу примостилась узкая софа с пухлой подушечкой.
Магнитогорыч по-лисьи, на цыпочках пробрался к столу и стал всматриваться в бумаги, но ничего разобрать не мог. Почерк у профессора был настолько бисерным, что, вероятно, и при свете читался не без труда. Магнитогорыч взял в руки один листок наугад и подошел с ним к окну. Эта попытка также не принесла результатов. Он с огорчением свернул лист и засунул в карман пиджака.
Из коридора раздался шум. Магнитогорыч застыл на месте. Пришел профессор и о чем-то говорил с Катей. Магнитогорыч инстинктивно стал выискивать место, куда бы спрятаться. В левом углу лежал гроб с крышкой. Раздумывать времени не было – он потихоньку подобрался к нему, сдвинул крышку, залез внутрь и снова закрылся, оставив небольшую щель со стороны окна. Лежать было жестко, но в щель светили звезды, и это слегка утешало и доказывало Ивану Магнитогоровичу вынужденность и временность пребывания в гробу.
Скрипнула дверь, голос Агатангела Ильича пожелал Кате доброй ночи. Потом профессор подошел к софе, накрыл ее простыней, разделся, лег, накрылся пледом и засопел.
Магнитогорыч безразлично внимал сопению и думал о побеге. В щель пытался пробраться какой-то нагло жужжащий комар. Иван Магнитогорыч изо всех сил дул в его сторону, желая сбить его с полета. Комар отлетал немного, но через несколько секунд в щели снова звучало действующее на нервы жужжание. В конце концов Магнитогорыч утомился и решил забыть о комаре, но вредное насекомое подлетало то к правому, то к левому уху, имея определенные антигуманные цели. А Магнитогорыч терпеливо выслушивал назойливый звук присутствия мерзкого насекомого и продолжал пытаться думать о побеге. Вдруг насекомое замолчало, и Магнитогорыч почувствовал на шее точку кровоотсоса. Он со злостью придвинул руку и вмочил по комару, словно тот был его классовым врагом. От удара крышка гроба зашаталась и с грохотом свалилась на пол, Магнитогорыч застыл, как настоящий покойник. Профессор вскочил и включил свет. Фигура, лежащая в гробу, сразу привлекла его внимание.
Магнитогорычу вдруг все стало безразлично, и он, не скрывая того, что живой, смотрел на Агатангела со смешанным чувством презрения и испуга.
– Что вы там делаете? – после недолгой паузы спросил профессор.
– Заблудился, – смело ответил лежащий гость. – А мне здесь нравится.
Пофессор почему-то искренне улыбнулся.
– Вы знаете, – сказал он, – у кавказских народностей существуют милейшие традиции. Там гостю дарят то, что ему нравится. Этот гроб, в общем-то, самый лучший из сделанных мною. Он ваш. Забирайте!
Магнитогорыч непонимающе хлопал глазами. Он не мог понять: шутит ли профессор или издевается.
– Да вставайте же! Берите его и несите домой!
Тон профессора был предельно дружелюбный. Магнитогорыч поднялся и искоса взглянул на гроб.
– Берите, не стесняйтесь! У меня еще есть, да я их и делать умею.
Иван Магнитогорыч нагнулся, взялся рукой за край и потащил на себя.
– Э-э! Вы так Катеньку разбудите! Я сейчас вам подам.
Агатангел Ильич поставил на гроб крышку, перевязал веревкой, поднял и водрузил на согнутую спину Магнитогорыча. Тот, тяжело дыша под относительной моральной тяжестью ноши, направился к выходу. Профессор провел его, внимательно открыв перед самозваным гостем двери. Когда профессор щелкнул замками, с лестничной клетки раздался треск и шум падающего тела. Профессор только сожалеюще покачал головой и пошел спать.
Во мраке ночной лестничной клетки поднялась фигура Ивана Магнитогорыча, почесала ушибленные места, оглянулась во тьме кромешной и замерла, задумавшись. После фигура спустилась на несколько ступенек ниже, взяла в охапку лежавший там гроб и отнесла на первый этаж, где и прислонила его к дверям Товарнова-Вагонского, разогнав дремавших котов и кошек. Проверив прочность установки гроба, Магнитогорыч поднялся к себе. Забрался на кухню, достал из кармана лист, взятый со стола профессора и, включив свет, поднес к глазам. Там находился список людей со странными фамилиями:
...«Аристотель – 15 руб.
Сократ 2 т. – 4 руб.
Апулей 1 т. – 6 руб.
Софокл 4 т. – 21 руб.»
Магнитогорыч задумался над содержанием и, не поняв его, испугался. Однако испуг был радостным и сулил выгоды.
18Феодор проснулся рано оттого, что клопы продолжали ползти с верхнего этажа вниз. Говорить о клопах с Апологеттой он больше не решался, но уважал ее вследствие этого все меньше и меньше. Умывшись и одевшись, Феодор взял на кухне кости для Муськи и направился во флигель. Выйдя из квартиры, он внезапно остолбенел и уставился на гроб, прислоненный возле двери Товарнова-Вагонского. «Хоть и нудный был, а все одно человека жалко! – пронеслась скорбная мысль в свежем спросонья мозгу Феодора. – Надо бы его уважить последним вниманием!» Феодор отнес кости обратно на кухню, приоделся посерьезнее и потопал наверх. Постучал к Бухманду. Тот открыл не сразу.
– Уважаемый, сосед наш Господу душу отдал. Надо бы на венок собрать… – вежливо сказал Феодор.
– Какой сосед?! – недовольно переспросил Бухманд, обдумывая, как бы отказаться от пожертвования.
– С первого этажа, Товарнов-Вагонский…
– Как, в самом деле он? – оживился Бухманд, сначала улыбнувшись, потом резко переменив выражение лица на скорбное. – Горе! Вы позволите, я сам венок ему куплю, от себя лично…
– Пожалуйста! – пожал плечами Феодор, подумав, что еще сохранились на Руси жалостливые и участливые люди, готовые последнее отдать в память об уходящих.
«А может, покойник хорошим был?» – пронеслась еще одна догадка в мозгу Феодора.
Следующая дверь принадлежала квартире Магнитогорыча, но он не открыл, будучи глубоко погруженным в сон. Апологетта, прослышав о горе, налила Феодору чашку водки и оставила его у себя утешать.
Вниз по лестнице пронесся довольный и радостный Бухманд и, задержавшись на мгновение у гроба на первом этаже, выбежал на улицу. Через час рядом с гробом гордо стоял красивый пышный венок с алой лентой, на которой было написано: «Бывшему члену Союза истинно русского народа Товарнову-Вагонскому от скорбящего еврейства. Бухманд».
Дом № 8 полностью проснулся и молча скорбил. Бухманд, позавтракав, спустился вниз и сел на скамеечке под окнами покойника в ожидании похорон. Радостные мысли роились в его маленькой голове и уносились в будущее. Он сидел, счастливо щурясь и почесывая лопатки, словно из них вот-вот должны были показаться первые перышки ангельских крыльев.
Из парадного не спеша вышел покрасневший и припухший Феодор. Увидев Бухманда, он остановился, поводил по нему глазами, словно утюгом, потом наконец сфокусировал взгляд на глазах Бухманда и дребезжащим голосом спросил: «Музыка будет?»
Бухманд пожал плечами и задумался о музыке, перебирая в голове фамилии известных композиторов.
Феодор продолжал стоять, ожидая внятного ответа. Не дождавшись, он высказал:
– По-людски ж надо, с трубами и барабаном…
Лицо Бухманда озарилось.
– У пожарников есть трубы и барабан!
– А где они живут?
– Угол Российского тупика и Великого Болотного проспекта.
Феодор сосредоточил взгляд и тронулся в путь. Через час он вернулся в сопровождении шести человек с музыкальными инструментами. Они поднялись к Апологетте. Вскоре из ее окна донесся смех, потом духовой оркестр сыграл несколько вальсов, включая «Прощание славянки». Снова донесся смех хозяйки. Потом наступила тишина, хлопнули двери, и оркестр пожарников вышел на улицу. Они построились под окнами покойника и стали разыгрываться. Вышли на улицу и Феодор с Апологеттой. Главный пожарник взмахнул тромбоном, и траурный вопль какой-то трубы покрыл безмятежную тишину Низкопоклонного переулка. Прохожие остановились и подошли. Постепенно собралась толпа и стала шептаться. Бухманд вскочил со скамейки, сбегал в парадное и вынес траурный венок во двор, установив его справа от двери. Толпа перебралась поближе к венку и с восторгом отдалась обсуждению надписи на ленте.
Оркестр продолжал выводить скорбные звуки. Вдруг окно квартиры покойника распахнулось, и в оркестр один за другим полетели вопящие коты. Все словно окаменели. Трубы выдохнули последние звуки и замолкли. Коты, ударившись о пожарных, быстро приходили в себя и запрыгивали обратно в окно. Вскоре они перестали вылетать. Оцепенение толпы еще не прошло, когда из окна выглянуло заспанное, как мятая подушка, лицо Товарнова-Вагонского. Апологетта, увидев лицо, закричала. Феодор зашатался.
