Кингсли Эмис - Везунчик Джим
— Неужели? В первый раз слышу. Вы уверены?
Диксон рассмеялся профессиональным смехом.
— Наш брат насчет таких вещей не ошибается, сэр. Это-то и называют журналистским чутьем, если вы мою мысль улавливаете, мистер Уэлч.
— Да, пожалуй, так оно и было, только выглядит не совсем…
— Сэр, если вы сомневаетесь, я наведу о ней справки. На самом деле, когда ваша мисс Каллаган говорила по громкой связи с Аткинсоном…
— Кто это — Аткинсон? Никогда о нем не слышал.
— Мистер Аткинсон — наш корреспондент в Лондоне. Мисс Каллаган только что связывалась с ним, и попросила нас передать вам, чтобы вы ей перезвонили, если, конечно, мы сами до вас дозвонимся. Похоже, ей это по невыясненным причинам не удалось. У нее какое-то срочное дело, она ждет вашего звонка сегодня до половины шестого. Так она сказала, сэр.
— Хорошо, я вас понял. Позвоню. Кстати, как ваше имя, на случай…
— Бисли, сэр, — без колебаний ответил Диксон. — Альфред Р. Бисли.
— Благодарю вас, мистер Бисли. — «Нет, каков тон», — подумал Диксон. — Да, вот еще что: когда ждать публикации?
— Вот вы меня и подловили, сэр. Боюсь, не смогу дать точного ответа. Знаю только одно: в течение следующих четырех недель статья выйдет обязательно. Мы, видите ли, стараемся собрать материал заранее — на всякий случай. Особенности журналистской работы, сэр.
— Да-да, это разумно. Вы выяснили все, что хотели?
— Спасибо, сэр, я знаю более чем достаточно.
— Нет, это вам спасибо, старина. — К Бертрану очень кстати вернулось дружелюбие. — Грешен: люблю вашего брата журналиста.
— Рад слышать, мистер Уэлч. — Диксон изобразил лицом Эдит Ситуэлл[15]. — Ну, до свидания, сэр. Позвольте еще раз выразить благодарность. Мы вам очень обязаны.
— Бывайте, Бисли, дружище.
Диксон откинулся на стуле, вытер пот со лба, хотя душ был бы сейчас куда уместнее, и закурил. В панике он проявил опрометчивость, опасную, но, пожалуй, поправимую. Сейчас главное — разоблачить мистификацию, пока ее не разоблачил Бертран. Позвонить Кристине Каллаган, добиться, чтобы у нее от зубов отскакивала следующая версия: некто, назвавшийся журналистом Аткинсоном, позвонил ей с утра и стал расспрашивать о Бертране. Помянул «Ивнинг пост», заполучил домашний номер Уэлчей и повесил трубку. Кристина Каллаган должна встретить Бертранов звонок версией про Аткинсона, должна заверить, что дело сразу показалось ей подозрительным, что голосом «Аткинсон» сильно напоминал их лондонского приятеля, который склонен к дурацким розыгрышам (или которого труднее всего в этой склонности заподозрить). Не акцентируя на этом факте внимания (это было бы подозрительно), Кристина Каллаган должна дать понять, что «Аткинсон» звонил с лондонского номера. Если Кристина Каллаган справится, и она, и Диксон будут в безопасности — пусть даже Бертран уже названивает в «Ивнинг пост» и требует подать ему Бисли. Конечно, она может отказаться от участия в заговоре. С другой стороны, имеются все основания думать, что Кристина Каллаган не откажется, и вот они: ее признательность Диксону за помощь; его успешное выполнение миссии против значительно превосходящих сил; ее роль в операции с постельным бельем; наконец, его крайняя уязвимость, если дело раскроется. Впрочем, до последнего аргумента может и не дойти. Конечно, останься у Бертрана подозрения, он надавит на Кристину и выудит правду, но откуда подозрениям взяться? Не вообразит же Бертран, что Кристина докатилась до подкупа жалкого провинциала с целью получения информации о Летнем бале. Хотя именно этим она и занимается.
Итак, надо позвонить Кристине, и сделать это быстро, чтобы успеть пообедать и к двум часам вернуться отслеживать письменный экзамен. Впрочем, прежде чем что-либо предпринять, Диксон запрокинул голову и захохотал, как анархист, глумящийся над шефом полиции. Все идет чудесно, даже если зайдет не туда — а оно не зайдет. Кампания против Бертрана, о которой Диксон мечтал в доме Уэлчей, началась, причем началась невероятным тактическим успехом. Внутренний голос было забубнил, что кампания эта, даже на настоящей стадии, слишком опасна для человека столь сомнительного положения, что восторг битвы окончательно задвинул благоразумие, но Диксон потопил его в новой порции анархистского хохота.
Снял трубку, набрал код и номер Кристины Каллаган. Не стоит излагать ей разговор с Бертраном во всех деталях. Через секунду Диксон подался вперед и произнес:
— Мисс Каллаган? Это Диксон. Слушайте меня внимательно.
Глава 10
— Честное слово, Джеймс, и надо было больше злиться, да некуда, — продолжала Маргарет. — Она, конечно, за рамки приличий не вышла, но губы поджала буквально до посинения, а глаза ее метали молнии. Ну, ты знаешь, как она умеет. Не скажу, что осуждаю ее — в конце концов, он выложил все за чаем, при мне и обоих Недди.
— В каких именно выражениях? — Диксон выполнил разворот от угла танцевального зала и повел Маргарет к оркестру.
— Он сказал: «Кстати, Кэрол, совсем из головы вылетело: Кристина все-таки идет и дядю тащит». Потом взял шутливый тон: «А чтобы дядя не считался спутником своей же племянницы — ибо это противоречит всем имеющимся канонам… — Вообще-то я уже не помню, как именно он выразился, но, конечно, наговорил по обыкновению сорок бочек, — сама себя перебила Маргарет и продолжила: —…я подумал, лучше будет внести Кристину в мой пригласительный билет, если ты не возражаешь. — Точно она могла возражать, при таких-то свидетелях. — А Гор-Эркарт, без сомнения, будет счастлив стать твоим кавалером, Кэрол». Вот и все.
— М-да, — сказал Диксон. Обстоятельства образа действия (сам танец), а также обстоятельства сопутствующие (лицо Маргарет, мелькающее перед глазами точно поплавок) затрудняли построение развернутых предложений. Вдобавок Диксон напрягал слух, чтобы из-за чужого шарканья и разговоров не сбиться с ритма. — Грубовато получилось.
— Грубовато?! Да я таких грубиянов в жизни не видела. Джеймс, этот человек невыносим как в плане общения, так и… во всех остальных планах. Слушай, тебе не кажется, что между ним и Кэрол что-то есть?
— Вроде не кажется. Откуда такие подозрения?
— Разве ты ничего не замечал?
— Нет; во всяком случае, не припомню. А ты?
— Ну, не то чтобы замечала… А все же странно: зачем Бертрану было вписывать Кэрол в свой пригласительный билет? И потом, Кэрол ужасно разозлилась. Ты бы видел.
— Да, но Бертран всегда был груб с обоими Голдсмитами — ты же рядом стояла, когда Кэрол об этом рассказывала. Естественно, у нее впечатление, что ею помыкают. Извините, — бросил Диксон неизвестной девушке, чей зад вступил в противоречие с его задом.
Хоть бы этот бал поскорее закончился. Диксон взмок, носки будто мельчайшим клейким песком обработали, плечи и предплечья ныли, как у боксера, который уже четырнадцать раундов держится. Странно, почему он не расскажет Маргарет про объятие, виденное через щель между портьерами? Она бы по крайней мере слушала, а значит, молчала. Наверно, потому, что история, помимо удивления, вызовет у Маргарет легкую степень ликования, а Диксону этого не хочется. Допустим; ну а почему Диксону этого не хочется?
Маргарет снова что-то говорила, и весьма оживленно; щеки ее разрумянились, помада была нанесена аккуратнее, чем обычно. Судя по всему, Маргарет получала удовольствие от мероприятия; привлекательность, отпущенная ей по остаточному принципу, была задействована вся, до десятой доли процента.
— Хотя Кэрол, по-моему, даже в выигрыше оттого, что танцует с мистером Гор-Эркартом. Должна заметить, он чрезвычайно учтив, а это в наше время скорее исключение, нежели правило. А какие изысканные манеры! Не правда ли, Джеймс, у мистера Гор-Эркарта чрезвычайно изысканные манеры? Небось не пожалуется — я говорю, Кэрол не пожалуется — после нашего-то бородатого-то.
Диксон неслышно сглотнул от смешения стилей; впрочем, прежде чем он ответил, танец завершился. Почти сразу литавры возвестили конец сета; известие было подтверждено разнобойным топотом. Диксон облегченно вздохнул и вытер ладони носовым платком.
— Пойдем выпьем, а, Маргарет?
Маргарет кого-то высматривала.
— Подожди минуту; может, кто-нибудь из наших присоединится.
Середина зала постепенно пустела. Стены были расписаны сюжетами из отдаленного прошлого; Диксон опознал стиль как прогрессивный. В ближайшем к Диксону сюжете по причине отсутствия перспективы или аналогичного старья целая фаланга карликовых пехотинцев (спартанцев? македонцев? римлян?) непосредственно с неба падала на своих врагов — варваров (персов? иранцев? карфагенян?), не ожидавших этакого подвоха и вперявших свирепые взоры в безлюдный средний план. Сюжеты разграничивались внушительными колоннами светлого камня. Диксон грустно улыбнулся — убранство напомнило рестораны Марбл-Арч, Чаринг-кросс и Ковентри-стрит, где Диксон так приятно проводил время. Опустив же взгляд от колонн, заметил Мики, оживленно болтающего с мисс О'Шонесси, самой хорошенькой из трех самых хорошеньких девушек на курсе и, если уж на то пошло, девушкой Мики. Мисс О'Шонесси имела типаж цыганки в самом романтичном значении слова — смуглая, но румяная; этот румянец, наряду с сильно декольтированным платьем, будоражил воображение. Хотя их разделяло ярдов пятнадцать, Диксон не сомневался в безупречности фрака Мики, убедительности речей и внимательности аудитории. Мики поймал взгляд, моментально помрачнел и отвесил неглубокий, но учтивый поклон. Мисс О'Шонесси подавила улыбку и поспешно отвернулась — без сомнения, для того чтобы хихикнуть.
