Мелвин Берджес - Сучка по прозвищу Леди
Мы с Другом испробовали все! Сколько ночей мы обсуждали тактику и уловки! Мы звали кошек, мы кричали на них, мы лаяли на них. Один из нас прятался в кустах с тыла, тогда как другой гнал кошку как раз на эти кусты. Мы прятались в канавах, забирались на крыши, замирали в тени живой изгороди и в кустах, под деревьями и на крышах автомобилей. Часами мы просиживали в мусорных баках в Чайна-тауне, ожидая долговязого полосатого кота, который каждый вечер являлся туда в одно и то же время. Мы даже вламывались в дома, чтобы поймать их в их собственных убежищах. И все напрасно. У Друга был в запасе один трюк, в котором он не сомневался. Наверное, мы испробовали его не меньше шести тысяч раз — его старинный план, как поймать кошку на ее территории, то есть на дереве.
— Представляешь ее ужас? А теперь представь радость собаки! — лаял он возбужденно, закатывая глаза и крутя хвостом с такой силой, что и зад крутился тоже.
План заключался в следующем. Нам предстояло найти невысокое дерево с опускающимися до земли ветками, непременно на открытом месте — чтобы у кошки не было выбора, когда мы будем гнать ее на это место. Потом следовало самое трудное — надо было затащить на дерево Друга. Иногда он делал это в несколько приемов — сначала взбирался на мусорный бак, потом на окно, потом на крышу гаража, потом уж на дерево. В другое время если нам удавалось привлечь Митча, то мы строили собачью башню — я оставалась на земле, Митч забирался мне на спину, Друг должен был влезть на него, а потом на дерево.
После этого следовало ждать кошку, которая приблизилась бы к дереву настолько, что взобралась бы на него при нашем с Митчем появлении. Друг опасно балансировал наверху и высматривал кошку, чтобы потом поймать ее в ловушку. Довольно часто ему случалось падать с высоты, и мы начинали все сначала. Суть плана заключалась в том, что кошка, попав на дерево, непременно должна расслабиться. Возможно, она покрутится и поглядит на нас сверху вниз, шипя и пугая нас. И вот тут-то Друг должен был неожиданно и бесшумно схватить ее и лишить жизни.
Такова теория. Однако Друг не умел держать себя в руках. Ему надо было ждать, а потом, не производя шума, хватать кошку или толкать ее вниз прямо мне в лапы. Но у него это не получалось. Едва кошка начинала карабкаться вверх по стволу, раздавался оглушительный лай, и ей было очевидно, что опасность поджидает ее на качающейся верхушке дерева. Несчастная кошка от изумления и ужаса застывала на мгновение в неподвижности. Шерсть у нее вставала дыбом. Она открывала пасть и еще секунду ждала, когда ее чувства придут в норму и она точно определит, откуда доносится лай. Тут она заодно начинала чуять собачий дух наверху и, громко мяукнув, прыгала вниз, не забыв выпустить когти. Я ждала ее, но ни разу не сумела поймать ни одну кошку. Их охватывал такой ужас, что они летели со скоростью ракеты, не раз и не два даже задевали мои зубы. Друг скатывался с ветки, заходясь в лае от возбуждения и ярости, и мы начинали ссориться.
— Ты должна была ее поймать, должна была ее поймать, должна была ее поймать! — рычал он.
— А ты должен был ждать, должен был ждать, должен был ждать! — огрызалась я.
— Ты должна была ее поймать! Ты должна была ее поймать! Ты должна была ее поймать!
— Ты лаял! Ты лаял! Если бы ты не лаял, то смог бы подкрасться и схватить ее.
— Я — собака, — рычал он. — Собаки не крадутся.
— Собаки не лазают по деревьям, — напоминала я ему.
— Тогда делай все сама, — рявкал Друг.
Я делала, но он был прав. Невозможно не лаять, когда рядом кошка. Даже собака, которая когда-то была человеком, не может удержаться от лая.
Иногда к нашей охоте на кошек присоединялся Митч, но потом он преисполнялся не собачьей вины и стыда. Он ползал на животе, облизывался и виновато скулил. Он говорил ужасные вещи: мол, это ниже нашего достоинства, это отвратительно и негигиенично — короче, говорил все, что только приходило ему в голову. Так он говорил, но стоило пробежать котенку, и он мчался за ним следом на своих нелепых лапах, и отвращение возвращалось к нему только после окончания неудачной охоты.
— Мерзкая привычка, — стонал он, но избавиться от нее ему было не по силам.
Именно благодаря кошке у нас выдалась самая эксцентричная из эксцентричных ночей. Дело было так: Другу был известен дом, где жила кошка. Ни слова не сказав о том, как к нему попала эта информация, он поклялся, что ночью кошка спит на коврике перед камином в запертой комнате, в которой открыто окно, чтобы она могла входить и выходить, когда ей захочется. Звучало почти неправдоподобно.
Итак, мы отправились туда. За домом был сад, как Друг и сказал, в стене было окно, в которое мы заглянули, в комнате на коврике, свернувшись, крепко спала кошка.
Не произнеся ни звука, Друг прыгнул прямо в окно, впервые в жизни в полном молчании. Я удивилась, поэтому поднялась на задние лапы и стала смотреть внутрь через стекло. Со стуком опустившись на пол, он побежал прямиком к кошке, которая проснулась от шума и, по-видимому, не сразу сообразила, в чем дело. Верно, она решила, что ей привиделся кошмарный сон. Но потом она, как ракета, взвилась в воздух, попыталась зацепиться за что-нибудь, не сумела и упала прямо на голову Друга. Соскочив с нее, она в мгновение ока оказалась на шторе. Вот тут-то началась моя роль. Пока бедняжка смотрела на рычащего, словно дьявол, Друга, я просунула голову в окно, и, услыхав клацанье моих зубов, она увидела еще и мои белые, в пене зубы и приближающиеся к ней звериные глаза. К счастью для кошки, я оказалась наполовину в комнате, наполовину снаружи. К тому времени, как я с лаем протиснулась внутрь и оказалась, ударившись мордой, на полу, кошка и Друг уже бежали в открытую, как ни странно, дверь внутрь дома.
Я помчалась за ними, вверх по лестнице, в спальню. Друг прыгнул на кровать, я последовала за ним, и лежавшие на кровати мужчина и женщина проснулись от нашего оглушительного лая. Вот уж они кричали! Оба вскочили и стали карабкаться на стену, вопя от ужаса. И вдруг, посреди всего этого гама и воя, кто-то ясно и звонко произнес:
— Тихо, заткнись, а то кошка убежит!
Я умолкла и огляделась. Речь была человеческая, но в комнате больше никого не было.
— Это я, любимая. Посмотри на меня! Посмотри на меня! — взмолился тот же голос.
Говорил Друг. Неожиданно он обрел способность произносить слова! Но почему у него такой голос? На минуту я испугалась, зато он был вне себя от счастья. Захлебываясь смехом, он скатился с кровати на ковер.
— Ха-ха-ха! — смеялся он. — Ха-ха-ха-ха-ха!
— Бог ты мой, он говорит, он опять говорит! Он вернулся! Аайййайййййй! — испугалась женщина. — Прогони его — ай! — на помощь-на по-мощь-на помощь! Аайййй!
Друг щелкнул зубами, высунул язык, закатил глаза и подмигнул мне.
— Сунь ей носок в рот, а то она перебудит всех соседей, — сказал он и опять засмеялся. — Леди! Малышка! Пошли отсюдаааа! — крикнул он и выскочил из комнаты. Я спрыгнула с кровати и побежала следом за ним. Друг до того зашелся в смехе, что свалился с лестницы, и лежал внизу, не желая вставать. — Ха, ха, ха! — доносился до меня его новый жуткий голос.
Но его смех был заразителен, и вскоре я сама захихикала. Потом мы выпрыгнули из окна и некоторое время лежали на травке, не в силах не смеяться.
Я не могла прийти в себя! Друг часто пытался что-нибудь сказать по-человечески, но до сих пор ему это не удавалось. А тут он вскочил и побежал по улице с криком:
— Пожар! Бешеный пес! Помогите!
В домах тоже поднимался крик, когда мы мчались мимо.
Следующие несколько часов мы с криками и лаем, пугая прохожих, бегали по Дидсбери. Видели бы вы нас! Слышали бы, как люди кричали с перепугу! Ничего лучше я не испытывала в своей жизни! Потом, когда Друг вновь обрел свой добрый старый лай, мы поняли, что упустили отличный шанс поохотиться на кошек — таким голосом мы уж точно завлекли бы их в любое место!
— Может быть, забавнее было бы поохотиться на людей, — сказал Друг и застыл на месте, в упор глядя на меня; — Может, на самом деле мы хотим напиться их крови, — прошептал он.
Я задрожала вся от головы до ног, однако это было здорово. Никогда не знаешь, шутит Друг или говорит серьезно. Когда я спросила, что у него было с голосом, он пожал плечами и сказал, мол, сам не понимает. Однако позднее Митч открыл мне, что Друг отлично знал и дом, и женщину, которая жила в нем.
— Это его подружка из прежней жизни. Время от времени он бегает туда, потому что прожил с ней почти год, прежде чем Терри превратил его в собаку. Тогда он был совсем еще юным, но он любил ее. Случается… — Митч понизил голос. — Случается, он ловит кролика и оставляет его на заднем крыльце. Если бы он подождал, то увидел бы, как того бросают в мусорный бак. Больше он ничего не может для нее сделать. Только не говори, что я рассказал тебе! Он не знает, что я знаю. Он думает, это его слабое место.
