Хантер Томпсон - Ромовый дневник
Он кивнул.
— Вчера я не хотел об этом упоминать, потому что он мог наведаться.
— Минутку, — пробормотал я. — Мы про одного и того же Зимбургера толкуем? Про «генерала»?
У Сандерсона сделался недовольный вид.
— Все верно, он один из наших клиентов.
— Черт возьми, — сказал я. — Наверное, с бизнесом совсем худо. Ведь этот человек просто мудак.
Сандерсон покатал в пальцах карандаш.
— Вот что, Кемп, — медленно проговорил он. — Мистер Зимбургер строит марину — и очень немалую. — Он помолчал. — Он также собирается построить один из лучших отелей на острове.
Рассмеявшись, я откинулся на спинку стула.
— Послушай, — резко произнес Сандерсон. — Ты здесь уже достаточно долго, чтобы начать кое-что для себя уяснять. И одна из первых вещей, которые тебе следует усвоить, это что деньги порой в весьма странной обертке поступают. — Он постучал карандашом по столу. — Зимбургер, известный тебе как «просто мудак», может тридцать раз купить тебя и продать. А если ты все-таки настаиваешь на том, чтобы судить по одежке, лучше тебе куда-нибудь в Техас переехать.
Я снова рассмеялся.
— Может, ты и прав. А теперь будь так любезен рассказать, что у тебя на уме. Я спешу.
— В один прекрасный день, — пообещал Сандерсон, — это твое дурацкое высокомерие будет стоить тебе кучу денег.
— Ну вот что, — отозвался я. — Я здесь не за тем, чтобы меня психоанализу подвергали.
Сандерсон напряженно улыбнулся.
— Все верно. «Таймс» нужна общая статья в раздел весеннего туризма. Миссис Людвиг соберет для тебя кое-какой материал — я скажу ей, что тебе нужно.
— А чего они хотят? — спросил я. — Тысячу радостных слов?
— Более или менее, — ответил Сандерсон. — Обработаем фотографии.
— Ладно, — сказал я. — Задачка не из простых. А что там насчет Зимбургера?
— А то, — отозвался он, — что мистеру Зимбургеру нужна брошюра. Он строит марину на острове Вьекес — это между нами и Сент-Томасом. Мы получим снимки и сделаем макет — ты напишешь текст, слов так на пятнадцать тысяч.
— Сколько он заплатит? — поинтересовался я.
— Тебе он ничего не заплатит, — ответил Сандерсон. — Нам он заплатит прямой гонорар, а мы выплатим тебе по двадцать пять долларов в день плюс расходы. Тебе придется съездить на Вьекес — скорее всего, с Зимбургером.
— О Господи, — простонал я.
Сандерсон улыбнулся.
— Никакой спешки. Скажем, в следующую пятницу. — Он добавил; — Брошюра будет ориентирована на инвесторов. Марина очень неслабая — два отеля, сотня коттеджей, все дела.
— Откуда у Зимбургера деньги? — спросил я.
Сандерсон покачал головой.
— Тут не только Зимбургер. Вместе с ним еще несколько человек работают. Откровенно говоря, он и меня просил присоединиться.
— Что же тебя остановило?
Он снова развернулся лицом к окну.
— Я еще не готов уволиться. Тут чертовски интересно работать.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — Какая у тебя там доля — десять процентов с каждого доллара, инвестированного в остров?
Сандерсон ухмыльнулся.
— Корыстно мыслишь, Пол. Мы здесь затем, чтобы помогать колесикам крутиться.
Я встал, чтобы уйти.
— Ладно, приду завтра и заберу материал.
— Как насчет ленча? — спросил Сандерсон. — Самое время.
— Извини, — сказал я. — Надо бежать.
Он улыбнулся.
— На работу опаздываешь?
— Ага, — отозвался я. — Пора назад — над одной разоблачительной статейкой поработать.
— Не позволяй бойскаутской этике взять над собой верх, — посоветовал Сандерсон, по-прежнему улыбаясь. — Да, кстати о бойскаутах — скажи своему приятелю Йемону сюда заглянуть, когда будет возможность. У меня тут кое-что для него есть.
Я кивнул.
— Поставь его на работу с Зимбургером. Они отлично поладят.
Когда я вернулся в газету, Сала подозвал меня к столу и показал свежий номер «Эль-Диарио». На первой странице имелась живописная фотография нашей троицы. Я с трудом себя узнал — глаза как щели, взгляд наиподлейший, горблюсь на скамье, будто закоренелый преступник. Сала смотрелся пьяным, а Йемон — просто как маньяк.
— Когда они это дельце обтяпали? — спросил я.
— Не помню, — ответил он. — Но обтяпали они его классно.
Под фото была небольшая заметка.
— И что пишут? — поинтересовался я.
— Примерно то же, что врал начальник, — ответил Сала. — Большое будет счастье, если нас не линчуют.
— А Лоттерман что сказал?
— Он все еще в Понсе. Меня начал охватывать страх.
— Тебе непременно нужен пистолет, — заверил меня Моберг. — Ведь теперь они будут за тобой охотиться. Уж я-то этих свиней знаю — они наверняка постараются тебя угрохать.
К шести часам я стал так подавлен, что бросил все попытки поработать и отправился к Элу.
В тот самый момент, когда я поворачивал на Калле-О'Лири, стало слышно, как с противоположного направления приближается мотороллер Йемона. В тех узких улочках он издавал жуткий треск, и слышно его было кварталов за шесть. Мы прибыли к Элу одновременно. На заднем сиденье ехала Шено, и она соскочила, когда Йемон вырубил мотор. Оба казались пьяными. По пути в патио мы заказали гамбургеры и ром.
— Дела всё паршивей, — сообщил я, подтаскивая стул для Шено.
Йемон помрачнел.
— Этот ублюдок Лоттерман сегодня уклонился от слушаний. Вышла сущая чертовщина — эти хмыри из департамента труда видели нашу фотографию в «Эль-Диарио». Я даже вроде как рад, что Лоттерман не появился. Сегодня он мог бы выиграть.
— Ничего удивительного, — сказал я. — Картинка еще та. — Я покачал головой. — Лоттерман в Понсе — нам повезло.
— Будь оно все проклято, — выругался Йемон. — Мне на этой неделе до зарезу нужны деньги. Мы отправляемся на Сент-Томас — на карнавал.
— А, да, — отозвался я. — Я об этом слышал. Оргия ожидается жуткая.
— Я слышала, он чудесный! — воскликнула Шено. — Говорят, он будет не хуже того, что на Тринидаде.
— А поехали с нами, — предложил Йемон, — Скажи Лоттерману, что хочешь статью сделать.
— Вообще-то я бы не прочь, — сказал я. — А то Сан-Хуан меня совсем достал.
Йемон начал что-то говорить, но Шено его перебила.
— Сколько времени? — тревожно спросила она.
Я взглянул на часы.
— Скоро семь.
Она быстро встала.
— Мне надо идти — там в семь начинается. — Шено взяла сумочку и направилась к двери. — Вернусь через час, — крикнула она, — Не очень тут напивайтесь.
Я взглянул на Йемона.
— В большом соборе какая-то вроде как служба, — устало произнес он. — Один бог знает, что это такое, но ей непременно надо увидеть.
Я улыбнулся и покачал головой. Йемон кивнул.
— Ага, черт знает что. Будь я проклят, если знаю, что с ней делать.
— Что с ней делать? — переспросил я.
— Ну да. Я уже почти решил, что это место насквозь прогнило и пора отсюда убираться.
— Да, кстати, — сказал я. — Ты мне кое о чем напомнил. У Сандерсона есть для тебя работа — писать рекламные статьи. Его честность требует превратить в реальность то, что он про нас прошлой ночью наврал.
Йемон простонал.
— Блин, рекламные статьи. Как низко может пасть человек?
— Выясни это у Сандерсона, — посоветовал я. — Он хочет, чтобы ты с ним связался.
Он откинулся на спинку стула и уставился на стену, какое-то время ничего не отвечая.
— Его честность, — повторил он, словно препарируя это слово. — По-моему, у человека вроде Сандерсона честности не больше, чем у Иуды.
Я глотнул рома.
— Что заставляет тебя с этим типом общаться? — спросил Йемон. — Ты вечно туда ходишь — в нем есть что-то такое, чего я не вижу?
— Не знаю, — сказал я. — А что ты видишь?
— Да не так много, — ответил он. — Я знаю, что про него Сала говорит. А он говорит, что Сандерсон голубой — ну и, конечно, что он пустозвон, мерзавец и бог знает что еще. — Он помолчал. — Хотя Сала просто словами бросается: пустозвон, мерзавец, голубой — что с того? Мне любопытно, что ты, черт возьми, в этом типе видишь.
Теперь я понял вчерашнюю шпильку Салы за завтраком. И почувствовал, что все, сказанное мной теперь о Сандерсоне, будет иметь решающее значение — не для Сандерсона, а для меня. Ибо я знал, почему я с ним общаюсь, и большинство причин были довольно низменными: Сандерсон был внутри, а я снаружи, и он смотрелся чертовски славным каналом для массы нужных мне вещей. С другой стороны, в нем было что-то, что мне нравилось. Возможно, меня завораживала борьба Сандерсона с самим собой — как практичный делец постепенно вытеснял парнишку из Канзаса. Я вспомнил его рассказ про то, как Хел Сандерсон из Канзаса умер, когда его поезд прибыл в Нью-Йорк, а всякий человек, который подобное говорит, и пытается сделать это с гордостью, стоит того, чтобы его выслушали, — если, конечно, у тебя нет куда более лучшего способа проводить время.
