Андрей Юрич - Ржа
Спиря не боялся высоты, темноты и возможного наказания. Свежеисполненный обряд посвящения не коснулся в его душе никаких чувствительных мест. Зато, пока он лез в мягком угольном мраке по отвесной выгнутой стене, ему в голову снова пришла отброшенная было теория эвенского происхождения индейцев. Так как лазить внутри большой трубы был индейский обычай, Спиря тщательно перебирал все рассказы, сказки и песни, слышанные от деда, на предмет обнаружения отголосков этой традиции в своем родовом прошлом. И ему даже казалось, что он что-то такое вспоминает. Только очень смутно. Ему чудились пасти чудовищ величиной с землю или больше, силуэты божественных рыб в бескрайней глубине предвечного моря и свет, свет солнечного неба, возникающий так неуверенно и все ярче в адской пепельной тьме. Но он не мог определить, откуда это.
Проще всего было с Пашкой и Дуди. Пашка хотел есть, а Дуди улыбался.
17
Племя почему-то ржало. Алешка отвлекся от своих мыслей про железного чертика и спросил:
— Вы чего?
Ему в лицо одновременно вытянулись несколько пальцев:
— Ты на себя посмотри!
Вождь провел ладонями по щекам. Индейцы хором прыснули, а Дима даже свалился с фундамента трубы, приземлился, как толстый кот, на четыре конечности и от смеха не мог подняться с земли, лишь косился через плечо на Алешку. Только сейчас вождь сообразил, что на физиономиях воинов лежит густой слой черной сажи, а подбородки у них белые, потому что в трубе их закрывали коробочки распираторов. Выглядело это действительно смешно.
— Что, — захихикал вождь, — и я такой же?
— Не, — помотал головой ржущий Пашка, — ты вообще весь черный. И Дуди тоже.
«Ну, конечно, — подумал вождь. — Мы же сняли свои распираторы там, внутри».
Его мучил вопрос, надо ли индейцам знать, что произошло с ним на невидимых скобах в сажистой темноте. Дуди спас жизнь вождя. И это было дико. Это не укладывалось в представления племени о Дуди. Не соответствовало всем прежним поступкам Дуди и тому, как воины привыкли поступать с ним. Сейчас Дуди сидел и улыбался самым дурацким образом — во весь рот, ощерив белые зубы и сверкая белками огромных глаз. А там, где не видно было его улыбки и бессмысленного взгляда, детского лица, он действовал, как настоящий шаман, — как будто мог видеть в темноте и знал события до их свершения. Алешка даже помнил еще вкус Дудиных слюней на загубнике. И он подумал, что сейчас, когда Дуди ведет себя уже совсем не как шаман, слюни-то его наверняка не успели измениться. И может быть, поэтому, а может быть, потому, что не хотел быть публично обязанным маленькому дурачку, или потому, что своим поступком Дуди, как ни странно, бросал тень на авторитетность, самостоятельность и предусмотрительность главного человека племени, — вождь ничего не сказал воинам. Дуди остался классическим придурковатым шаманом из болгарского вестерна.
Отойдя на пару сотен метров в тундру и умывшись из ледяной лужицы, воины собрали совет. Все племя расселось в кружок на сухих кочках.
— Пусть Дуди спляшет. Шаман должен плясать и говорить с богом на виду у совета, — сказал Пашка.
Все закивали серьезными лицами. В кино шаман всегда плясал перед важными совещаниями.
— Дуди, пляши! — махнул рукой Алешка.
Шаман вышел в круг, поднял ладошки к небу и начал притопывать на месте, поглядывая с восторгом на друзей.
— Ну, и с богом поговори… — с сомнением в голосе дал команду вождь.
— Дуди-дуди! — крикнул звонко шаман. — Дуди!
— Вот и ладно, садись, хватит людей смешить, — Алешка дернул шамана за полу курточки, и тот послушно уселся у ног вождя.
— Это не настоящий шаман, — сказал Спиря. — У него пена изо рта не идет.
— Какой есть, — примирительно сказал Алешка.
— В кино у индейских шаманов не шла никакая пена, — пояснил Пашка. — Это у ваших якутских, наверно, идет.
— Я не якут! — Спиря даже привстал над своей кочкой. — Я эвен!
— Ну, ладно, ладно, ты эвен, а они якуты, — Алешка указал на Диму и Колю. — Давайте уже дело говорить.
— Я не якут! — Коля повернулся к вождю, и Алешка с удивлением заметил, что лицо их старшего воина подергивается, как будто от сильного волнения.
— А кто ты?
— Я бурят!
— А какая разница?
Коля хотел что-то сказать, но поперхнулся словами. Дима мрачно поглядывал поверх толстых щек то на Спирю, то на Колю. Участники великого воинского совета вдруг почувствовали, как между ними пробирается что-то скользкое, противное и бессмысленное.
— Ну, вы же все так похожи, — попытался объяснить Алешка.
— Я не похож! — взвился Коля. — Моя фамилия Чимитдоржиев!
Всегда меланхоличный, похожий на грустного инопланетянина, истосковавшегося по звездам, сейчас он был красным и злым, стоял во весь рост и махал руками.
— А как твоя фамилия? — спросил вождь самого толстого из своих бойцов.
— Егоров, — сухо ответил Дима.
— Это русская фамилия.
— Это якутская фамилия, — смуглые щеки Димы вдруг тоже начали румяниться.
— А Слепцов?
— Слепцов — эвенская, — Дима презрительно выпятил нижнюю губу и посмотрел черными глазами-щелочками в узкие глаза Спири.
Тот сидел на кочке и нехорошо ухмылялся, не отводя взгляда. Его верхняя губа медленно поджималась вверх, превращая улыбку в волчий оскал.
Алешка испугался. Ему показалось, что его воины сейчас будут драться по причине, которую он никак не может уловить в их словах. Поэтому он встал посреди круга, еще не понимая, что хочет сказать.
— А я индеец! — вдруг выпалил он неожиданно для самого себя.
Все тихо уставились на него снизу вверх. Он молчал, соображая.
— А ты, Пашка, кто?
— Я — украи… — Пашка быстро все понял. — Я индеец, конечно.
— А ты, Коля, индеец?
— Индеец, — смущенно буркнул Коля.
— А вы оба?
— Индейцы, индейцы, не переживай… — Дима резко откинулся на спину в сухую траву и раскинул руки. — Ирокезы, сиу и даже немного последние из могикан.
— А я просто индеец, — прожевал слова Спиря. — Я не могикан.
— А ты, Дуди, индеец? — спросил Пашка у шамана.
— Дуди! — ответил шаман.
— Вот видите, он тоже индеец, — хихикнул Пашка, и вслед за ним расслабленно засмеялось все племя.
18
— Да не бойся ты, никто тебя не тронет. Куришь?
— Нет!
— Врешь. Как же индейцу не курить?
Прыгун сидел за столом в маленькой кухоньке. На нем был тесный школьный китель и куцые брючки. Молодое тело не помещалось в детской униформе — выпирало костистыми плечами, торчало длинными голенями из штанин. Сальные волосы топорщились в художественном беспорядке и свисали на лоб, отчего враг иногда напоминал болонку. Пашка посматривал на него искоса.
— Садись нормально… Сала хочешь?
Десятиклассник встал, распахнул дверцу холодильника, стоявшего тут же у стены, на расстоянии вытянутой руки. В холодильнике было совершенно пусто. Прыгун открыл морозильную камеру и вынул оттуда шматок сала с кулак величиной. Больше там ничего не было. Он аккуратно прикрыл дверцу, положил сало на стол, достал из кармана складной ножик и принялся стругать замороженный жир. Запахло чесноком.
Пашка сидел на шатком стуле и смотрел на шустро снующий вверх-вниз ножик.
— Ты извини за прошлый раз, — вдруг искренне и просто сказал Прыгун, откинув движением головы пряди с лица. — Мы думали, ты наши вещи взял. А нам очень нужны они были.
И снова застучал ножиком по столу. Придвинул к Пашке наструганное полупрозрачными ломтиками сало.
— Чай будешь?
— А хлеб? — спросил Пашка.
— А хлеба нет, — Прыгун пожал плечами.
Отвернулся, пошарил глазами по кухонным полкам и развел руками:
— Знаешь, и чая тоже нет.
Они одновременно посмотрели на сало. Пашка взял один кусочек и откусил. Было, на удивление, вкусно.
— Я тебя сегодня напугал, наверное, — Прыгун продолжал говорить в том же доверительном тоне. — Ты бы убежал, если бы я тебя просто позвал. А куда ты щенков собирался нести?
— Не знаю, — мотнул головой Пашка. — Их Пасюк топит все время. А мы спасаем.
— Сколько спасли? — заинтересованно вытянул шею Прыгун.
— Нисколько, — угрюмо ответил Пашка и откусил еще кусочек сала. — Без хлеба как-то не очень…
— А ничего, — закивал головой дружелюбный враг, — ты кусай помаленьку, и будет почти как с хлебом.
— Я кусаю, — уныло протянул Пашка.
Ему вдруг стало грустно-грустно.
— Да брось ты! Подумаешь, щенки! Никуда они не убегут, — Прыгун потянулся через стол и хлопнул первоклашку по плечу. — Я дам тебе денег, и ты купишь им мяса. Тебе родители деньги дают?
Пашка помотал головой.
— Вот, — длинная рука бросила на стол синенькую пятирублевку. — Этого тебе на неделю хватит. А когда закончится, еще приходи.