Андрей Юрич - Ржа
И вылил на масло, куда Коля, похохатывая, уже сыпал горчичный порошок из пакета. Довершили дело доброй толикой уксусной кислоты.
Смесь источала адский запах. Жребий бросили на спичках, и выпало Коле.
— Три ложки! — напоминали ему братья по оружию. — Три! А то никакой ты не индеец.
— Если я съем, вы тоже будете! — зло ответил Коля. — Три ложки!
К моменту, когда вождь с тяжелой сумкой в руках и Дуди под рукой заглянул под дом, племя уже сидело совсем по другим местам. Каждый по одному. У каждого был жесточайший понос.
— Это вас Маниту наказал! — выговаривал вождь бледным от бессонной ночи индейцам на следующий день.
Он взмахивал рукой в направлении Горы Для Разговоров С Богом, и племя послушно косилось в ту сторону. Гора была мрачна. По ее лысой каменной макушке тащилось брюхом большое серое облако. За облаком явственно ощущался Бог. Он смотрел каждому в душу, и душа немела от этого взгляда и справедливых упреков вождя.
— Как вообще вы можете сами придумывать законы и обычаи? Традиции! — кричал вождь, впяливаясь каждому ослушнику в лицо черным яростным взглядом. — Вы что, думаете, традицию можно придумать, когда вам скучно сидеть под домом? Я даже не говорю о том, что вы ушли с того места, где я велел ждать. А если бы со мной или Дуди что-то случилось? Вы знаете, кто на нас напал на остановке? Прыгун! Да, Паша, тот самый, что тебе в лицо харкал! Хорошо, что нам удалось от него отделаться, а если бы… Если бы надо было нас спасать? Индейцы, у которых понос от собственной глупости, — никого спасти не смогут! Вы знали это? Так знайте! Вы нарушили мой приказ, чтобы устроить себе понос!
— Есть такая традиция, — сказал уныло индеец Дима.
От мучительной ночи он даже немного похудел, и глаза его, прятавшиеся раньше за пухлыми щеками, широко раскрылись. Они оказались карими, умными и страдающими.
— Что?.. — споткнулся Алешка от неожиданности. — Какая традиция? Устраивать себе понос — традиция? Интересно…
— Посвящение — это традиция… — Дима хотел что-то объяснить.
— Ну, и как? — зло перебил его Алешка. — Посвятился? Живот не болит?
Дима опустил голову.
— Кто еще хочет рассказать мне о традициях? — вождь гордо задрал подбородок и глядел на всех сверху вниз.
— Аборигены Новой Гвинеи прыгают вниз с высоких башен, — сказал тихо Пашка, такой же бледный, как все остальные. — А мальчик-масай должен убить льва, чтобы стать мужчиной.
— Хочешь льва? — спросил вождь. — Или тебя устроит чашечка варенья с уксусом? Льва достать будет труднее.
— Меня устроит башня, — упрямо, хотя и глухо, бубнил Пашка. — Только я прыгать не буду. Я бы просто залез на башню. Потому что, чтобы залезть на башню, нужно быть смелым, а все индейцы смелые… да и башен у нас нет.
— У нас есть башня! — ехидно продолжил Алешка. — Вот она, посмотрите!
Он протянул руку им за спины. Воины обернулись. Они стояли во дворе дома Алешки и Пашки, а за их спинами и за крышами домов поднималась в облачное небо пустая и молчаливая труба старой котельной. Когда-то эта котельная отапливала весь поселок и потому имела большую трубу — метров пятьдесят в высоту. Сейчас огромную бетонную коробку давно закрытой котельной перестраивали — хотели сделать в ней спортивный комплекс. А труба все так же стояла на массивном квадратном фундаменте — холодная и ненужная. На самом ее верху стоял жестяной чертик — поставленный неизвестно кем, зачем и когда. Алешка видел этого чертика, сколько себя помнил. Когда мама водила его в детский садик и они стояли на остановке, Алешка запрокидывал голову, смотрел на чертика и все ждал, когда же он шевельнется. Ему казалось, что чертик двигает рукой или ногой именно в тот момент, когда он, Алешка, отводит взгляд. И еще он всегда хотел дотронуться до чертика. Но с самого начала понимал, что это невозможно, — из трубы постоянно валил густой черный дым. А теперь дыма не было. Никто уже даже не помнил, когда дым из этой трубы шел в последний раз.
— Там есть скобы сбоку, — сказал Пашка.
— Да, — сказал Алешка, — только никто нам не позволит туда залезть. Все ведь сразу увидят, что мы лезем, — она же у всех на виду.
— Внутри тоже есть скобы, — сказал Дима, его щеки зарумянились от нарастающего азарта, а глаза снова сжались в хитрые щелочки. — Я вам говорю, во всех таких трубах внутри тоже есть скобы. Только когда человек туда лезет, ему дают противогаз, потому что там нечем дышать из-за сажи. Я видел в кино!
— У нас есть распираторы, — отрывисто и нечетко проговорил молчавший Спиря.
— Точно! — загалдели воины и сразу принялись договариваться, где они встретятся после того, как сбегают домой за распираторами.
А Коля, зеленоватый с лица от дурноты, что до сих пор ощущалась, когда он вспоминал вкус неудавшегося посвящения, подошел к Алешке и тихо спросил:
— Вы бросали в Прыгуна сюрикены? Когда он на вас напал, вы бросали их в него?
— Нет, — так же тихо ответил Алешка.
— А почему? — спросил Коля
Вождь хотел ответить, что ему даже в голову не пришла в тот момент идея швырнуть заточенную на точильном круге железку в живого человека, но понял, что именно это произносить нельзя.
— Мы не успели, — сказал он. — Подошел мой папа. Мы просто не успели.
В обеденный перерыв строители, что разбирали в котельной старые печи и фундаменты котлов, ушли в направлении автобусной остановки. Индейцы проникли в гулкое помещение, полное золотого пыльного света, через раскрытые ворота, куда когда-то въезжали грузовики с углем. Длинные окна под высоким потолком не имели стекол, и свет клубился в них частицами потревоженной многолетней сажи, которые светились, будто раскаленные добела. Из четырех печей одна была уже полностью разобрана, еще две зияли черно-рыжими провалами в кирпичных боках. И только последняя, ближняя к большой трубе, стояла нетронутой. Дверца ее черного зева была приоткрыта.
— Проверить приборы! — скомандовал вождь.
Звякнули жестяные кольца, хлопнула разрываемая пленка на торцах распираторов. Алешка сунул в рот резиновый загубник и резко вдохнул. Воздух с привкусом набора «Юный химик» свободно проходил в легкие. Он распаковал этот самоспасатель еще несколько дней назад — ему нужна была резиновая прищепка для носа, чтобы нырять в ванне. Сам распиратор был недышаный, вполне пригодный для использования. Вот только резиновую прищепку он забыл дома, но воины тоже не стали надевать на свои носы эти смешные штуки. Только Дуди защемил ноздри прищепкой и серьезно, с усердием дышал сквозь загубник. Над ним похихикали, но он не вынул серую трубку изо рта, а только косил глазами, как пугливая лошадь.
— На шею! — рявкнул Алешка, накидывая на себя брезентовый ремень спасательного прибора.
— В каком порядке пойдем? — поинтересовался Коля.
Вождь задумался на мгновение:
— Первый ты, Коля, потом Дима, потом Паша, Спиря, Дуди. Я замыкающий: внизу будет самое опасное место, если кто-то сорвется.
Индейцы одобрительно поглядели на вождя.
— Поэтому не срывайтесь, — добавил вождь. — Если сильно устанете и не сможете лезть дальше, скажите, и мы вернемся. Поняли?
Кивнули все, кроме Дуди.
— Лезем до верха, потом обратно. Пошли! — Алешка махнул рукой.
Коля отодвинул толстую чугунную дверцу, вставил в рот загубник самоспасателя и сунул плечи и голову в черную пасть печи. Легко подтянул ноги и тихо пропал во тьме. Следом, крутанув по сторонам круглой головой, полез Дима.
Алешка думал, что Дуди испугается, но он так же, как и все, в свою очередь спокойно полез во мрак. На секунду вождь остался один у открытой печи. Из ее черной утробы не доносилось ни звука. Солнечный свет потоками раскаленной пыли заполнял пустое гигантское тело мертвой котельной. Алешка ощутил вдруг тягостное одиночество в этом пустом и солнечном мире и потому торопливо сунул руки в темноту, схватился там за какой-то мягкий от сажи выступ и втянулся внутрь. Пополз вперед, не видя вообще ничего. Сразу наткнулся на резиновые подошвы Дудиных сапожек. Дуди не спеша и уверенно продвигался вперед. Справа появилась невидимая стена, твердая под слоем пушистого невидимого пепла, повернула под прямым углом и еще через полминуты исчезла. Движение остановилось.
Алешка понял, что там, впереди, воины влезают на первые скобы, ведущие вверх.
Вот Дудины сапожки продвинулись вперед еще на несколько шагов, поднялись и исчезли. Алешка протянул вперед руку и нащупал сажистую, слегка вогнутую стенку. Чуть выше нащупалась широкая рубчатая железная скоба. Он задрал вверх голову в надежде увидеть свет и кусочек неба. Но вверху почему-то было так же темно, как и везде кругом. Это было непонятно, потому что труба в поперечнике была метра три и ползущие по ее внутренней поверхности воины никак не могли загородить небесного света. Решив подумать об этом позже, Алешка встал на ноги, нащупал следующую скобу и полез вверх. Иногда он натыкался на Дуди, и приходилось несколько секунд ждать. Потом попа Дуди исчезала, невидимая в угольном небытие, и Алешка снова устремлялся за ней. Начинали уставать руки, и накатывала тихая жуть, оттого что было невозможно увидеть, сколько придется падать, если вдруг сорвешься. Казалось, что прошло уже минут двадцать или даже полчаса слепого подъема.