Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Хойт тоже заметил Николь раньше Джулиана.
– При-ивет, Николь. Неплохо смотришься!
Джулиан так и замер в какой-то неестественной позе.
– Не отвлекай, не отвлекай его, – сказала Николь. – Я еще никогда не видела, как Джу исполняет фолк-танцы в нижнем белье.
Джулиан развернулся и вскинул руки в беспомощном жесте.
– Что ты наезжаешь? Мы тут совсем уже одурели, тебя дожидаясь.
И куда только делся Джулиан Крутой сент-реевский? Нет, это был самый обычный растерянный мужчина, которого застукали со спущенными штанами.
Шарлотта позволила себе в глубине души позлорадствовать. Виноватый тон Джулиана говорил, что речь идет не просто о каком-то обычном его приколе. С другой стороны, ей почему-то не захотелось выяснять, что именно он имел в виду, и вообще присутствовать при дальнейшей разборке. Она встала с кровати, вытащила из-под груды вещей свою парусиновую сумку и направилась в сторону ванной. Поравнявшись с Николь, она на всякий случай спросила:
– Ты там – все, закончила?
Николь даже не удостоила ее взглядом, будто Шарлотты тут и не было.
Ванная комната оказалась маленькой и тесной, а в ее оформлении доминировали какие-то наводящие тоску тона. Шарлотта, подумав, определила для себя основной тон как цвет засохшего сыра. Сама ванна и туалет были цвета несвежей моццареллы. Занавеска для душа сделана словно из прорезиненной несвежей моццареллы. Туалетный столик с раковиной, над которым всю стену занимало широкое зеркало, изготовлен из пластика с голубоватыми прожилками. Судя по всему, подразумевалось, что он будет походить на мрамор. Вместо этого он оказался тоже похож на сыр – только на рокфор, причем, быть может, даже с излишним количеством плесени. Все эти воспоминания о сырных изысках едва не вызвали у девушки приступ тошноты, и она поспешила заняться тем, ради чего сюда и пришла.
Сбросив джинсы и футболку, она посмотрела на себя в зеркало, стоя в одном лифчике и трусиках… В общем-то неплохо, только лицо почему-то очень бледное, прямо белоснежное.
Ладно, время не ждет! Из сумки была торопливо извлечена одолженная Беттиной косметика: тушь, подводка, тени, помада, блеск для губ… но в этот момент рука Шарлотты дрогнула. Она просто не могла собственными руками накрасить лицо. Слишком хорошо она усвоила и впитала мамино отношение к женщинам, которые красятся. В итоге Шарлотта решила ограничиться одним только блеском для губ. Но затем ее взгляд упал на тушь… Ну ладно, немножечко не помешает. В итоге девушка аккуратно, слегка прошлась по ресницам щеточкой… и осталась довольна собой. «Неплохо, – подумала она, глядя в зеркало, – очень даже ничего!»
Шарлотта натянула через голову красное платье Мими и влезла в ее же туфли на высоченных шпильках. Bay! Из зеркала на нее смотрела девушка, подросшая едва ли не на целый фут. «Ну, ты даешь! Вот это прикол!» – сказала она бледному лицу, которое ей лукаво улыбалось. Девушка в зеркале смотрела на бедра Шарлотты Симмонс, сильно оголившиеся, поскольку – Бог ты мой, что же это творится! – красное платье едва прикрывало… ну, в общем, до нижнего края трусиков оставалось всего дюйма четыре. С того вечера, как Мими показала его Шарлотте, предложив взять на прием, платье как-то само собой значительно укоротилось! В этом мини-платьице и на высоченных каблуках девушка в зеркале походила на фигуристку. Фигуристка покрутилась влево-вправо, танцуя с Шарлоттой Симмонс. Всякий раз, когда при повороте платье развевалось, Шарлотта замечала в зеркале белое мелькание – край трусиков, а также весьма красивую и упругую линию… э-э… в общем, попы. В обычной ситуации Шарлотта Симмонс, увидев себя одетой подобным образом, сначала была бы шокирована и пришла в полный ужас, а затем извелась от переживаний насчет того, что подумают люди. Но сегодня она не могла больше обращать на это внимания. Она и так достаточно натерпелась по дороге от мыслей, что о ней подумают.
– Да не все ли равно, кто и что там подумает? Мне наплевать, – громко сказала Шарлотта Симмонс своему отражению в зеркале.
Выйдя из ванной, она почувствовала себя моделью на подиуме. Слава Богу, у нее хватило ума не изображать модельную походку или вообще манеру поведения. Того, что она просто вышла, оказалось достаточно, чтобы у Хойта и Джулиана отвисли челюсти. Судя по их физиономиям, обоим хотелось прямо-таки сожрать ее в один присест. Правда, ребята ничего не сказали – наверняка из-за присутствия Николь.
Николь тоже внимательно и явно пристрастно разглядывала Шарлотту. Зрелище произвело на нее такое впечатление, что на обычно безупречно гладком лбу даже образовались морщинки. Однако она сумела взять себя в руки и сказала вполне дружелюбным тоном:
– А не коротковато ли? Ты как сидеть-то собираешься, Шарлотта?
«Хороший знак! Волей-неволей даже Николь снизошла до того, чтобы назвать ее по имени!»
– Ничего, как-нибудь пересидим, – ответила Шарлотта с неожиданной для себя легкостью.
Она чувствовала себя немножко голой – но при этом вполне беззаботной и беспечной. Впрочем, нет, беспечность – это неточное слово. Точное слово – сексуальность. Даже когда Шарлотта носила свои маленькие белые шортики и сандалии, когда ее ноги были выставлены напоказ с самого верха и до кончиков пальцев, она не чувствовала себя такой сексуальной. Да, теперь она наконец поняла, что означает слово «секси».
Хойт вдруг стал проявлять к ней такое внимание, что показался чуть ли не навязчивым. Как только Шарлотта села, он тоже уселся около нее и стал гладить ее плечи, спину, ногу… нет-нет, только с наружной стороны, что не было так уж ужасно, тем более что все равно эта нога была так высоко открыта… Он гладил ее щеку, волосы, падавшие каскадом сзади на шею…
Николь была не слишком разговорчива. Бесспорно, одной из причин стало то, что Джулиан, пьяный и благодушный, бросал откровенные взгляды не на свою подругу, а на девушку своего же приятеля. С Хойтом же все было ясно. Если у того раньше и были какие-то сомнения насчет того, правильно ли он сделал, пригласив Шарлотту, то теперь они испарились. Он был почти в детском восторге. Забавно, как быстро все может поменяться… и последние станут первыми.
Наконец все четверо вышли из номера и спустились в банкетный зал.
Глава двадцать четвертая
«Ну… за нас!»
Ужин был организован в специально предназначенном для таких мероприятий секторе внутреннего двора. Шарлотта и Хойт, держась за руки, спустились туда по выложенной керамической плиткой лестнице, которая широкими пролетами вела с их этажа прямо в «райские кущи», выращенные в кадках. Туфли Мими совершенно не были приспособлены для ходьбы по лестнице. Правда, у Шарлотты возникли подозрения, что дело не только в туфлях, но и в том, что прежде ничего подобного она не носила. Каждый шаг стоил огромного напряжения икроножных мышц… но во всем этом тоже было нечто страшно сексуальное. Еще наверху, идя по коридору к лестнице, она успела окинуть взглядом свои ноги в огромном зеркале возле лифта. Ну и ноги!.. Казались ли они длиннее оттого, что их подпирали снизу высокие каблуки… или оттого, что сверху их так сильно оголял подол красного платья… в общем, Шарлотта и без того знала, что ноги у нее длинные и стройные, однако… нынешнее ощущение ей было в диковинку. Она подумала о том, какой вид откроется мужчинам, когда они станут спускаться по лестнице.
