Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

Два часа дня – время наступило и пролетело. Она поглядывала на экран с прибывающими рейсами. Сколько времени может уйти на получение багажа? Такой человек, как он, наверняка летел первым классом. Она позволила себе погрузиться в фантазию, в которой они были вместе и всегда летали первым классом, а в аэропортах со смехом вспоминали свою первую встречу: «Шампанского, милая?» Потом она поняла, что уже половина третьего, а его все еще нет, и ей придется ждать еще три часа. Но уходить из бара нельзя – вдруг он все же придет, а она его пропустит? Она достала взятую с собой книгу – «Анна Каренина» – и только тут запоздало вспомнила, о чем она. В мире существует столько великих работ, посвященных супружеской неверности, если подумать, если самой нести на себе это пятно и чувствовать его на других, словно запах.

Нервы были на пределе, она резко вскидывала голову при звуках каждого неразборчивого объявления. Она ведь пришла в нужный бар, верно? В нужное время, в нужный день? Что она вообще здесь делает? Снова ждет мужчину, который не был ее мужем. На этот раз – полного незнакомца, даже имени которого не знала. Ждала, что он даст ей что-то, отвезет ее куда-то, просто как-нибудь спасет ее от собственной жизни.

Девушка за баром многозначительно протерла стойку вокруг Кейт раз шесть, распространяя запах дезинфицирующего средства, а она продвинулась едва ли больше чем на десять страниц, когда приземлился пятичасовой рейс. В десять минут шестого она одним отчаянным глотком допила бокал. Ну и идиотка! Попусту потратила целый день, снова соврала Оливии, которая принимала эту ложь словно подарок. Она поставила бокал и взялась за сумочку, когда вдруг появился он. Усталый, в помятом льняном пиджаке.

– Вы пришли.

– Мне уже пора, – она пришла в смятение, почувствовав, что к горлу подступили слезы. – Мне надо идти. Мне не следовало… Простите.

– Эй… Все нормально. Я и не думал, что вы придете.

– Я пришла. Но уже слишком поздно.

Сквозь туман в глазах она пыталась нащупать куртку, когда он перехватил ее руку и вложил в ладонь визитку.

– Слишком поздно бывает только после смерти, – сказал он с притворной серьезностью. – Я здесь, вы здесь. Всегда бывает другой раз.

Она бросила быстрый взгляд на карточку и одними губами произнесла его имя. «Конор Райан». Это был он. Кейт ехала домой, и ей казалось, что карточка прожжет дыру в отделении сумочки, куда Кейт ее спрятала.

Он сказал, что слишком поздно бывает только после смерти, и от этой мысли у нее перехватило дух. Свобода, опасная свобода наполняла Кейт, словно она тонула и не могла всплыть, чтобы глотнуть воздуха.

Кейт, наши дни

Кейт возвращалась по Тихоокеанскому шоссе, яростно вцепившись в руль и еще больше вскипая из-за хаоса на дороге. Конор так и не съездил навестить Трикси, несмотря на все ее мольбы. Неужели вот оно? Ее граница? Ее предел? За прошедшие годы она не раз думала, что дальше так нельзя, но всегда шла дальше, допускала, чтобы это сошло ему с рук или что в последний момент он сделает что-нибудь хорошее, внесет хоть какой-то вклад в их брак, истощавшийся с каждой ссорой, с каждым опрометчивым поступком, с каждой раной. Но сейчас речь шла не о ней, а о его дочери. Ранимой девушке, почти ребенке. Она пыталась позвонить мужу на мобильный, но он никогда не отвечал на ее звонки. Инвесторы, режиссеры, звезды – вот они могли дозвониться до него в любой момент, даже на деловых мероприятиях Кейт, посреди ее речи перед ассоциацией женщин-журналистов, на борту самолета, на отдыхе… Впрочем, отдыха – отпуска – у них не было уже четыре года.

Забавно – как напугана она была, когда села за руль в первый раз после переезда, постоянно напоминала себе, что поворачивать нужно направо, и совершенно не разбиралась, что означают дорожные знаки. Теперь она вела машину на автопилоте, сердито ударяя по клаксону всякий раз, когда какой-нибудь внедорожник оказывался в опасной близости: один из источников постоянного раздражения в этом городе. Она вошла в дом, чувствуя, как под ледяным дуновением кондиционеров руки покрываются гусиной кожей.

– Конор?

В доме могло оказаться сколько угодно посторонних: работавшие с ним сценаристы – ребята чуть за двадцать, пялившиеся на ее ноги, продюсеры, уборщики, повара, садовники. Она привыкла видеть здесь незнакомцев. Буфер между ней и Конором.

Наверху открылась дверь.

– Ты можешь подняться? – раздался его приглушенный голос.

Она не собиралась сломя голову бежать на его зов. Просмотрела почту – ничего интересного. Теперь, после того как она сбежала от прежней жизни, ей не от кого было получать письма. Сбросив пропотевшие сандалии, она ополоснула ноги в маленькой ванной. Конор терпеть не мог, когда она так поступала, но ей было все равно. Пусть в ванне останутся следы пыли. Пусть он позлится. Только потом она поднялась наверх, оставляя на темном полу испаряющиеся отпечатки мокрых ног. Она услышала тихий рокот его голоса. Он что, с кем-то созванивается? Он что, решил, будто она станет дожидаться конца разговора? Да пошел он к черту! Она толкнула дверь в его кабинет. Конор сидел за огромным деревянным столом, на котором стоял ноутбук, и разговаривал по видеосвязи.

– Подождите, – сказал он собеседнику и подозвал ее жестом.

Кейт помотала головой – она была слишком зла, чтобы подойти и улыбнуться кому бы то ни было, чтобы поддержать образ Конора как счастливого семьянина, для чего он иногда с удовольствием использовал жену. Только не сейчас, когда дочь лежит в наркологической клинике, а он даже не навестил ее. Он подозвал ее снова, и она подошла нервным шагом.

На секунду ей показалось, что это невозможно. Она увидела знакомую комнату: она сама выбирала эти обои, этот комод. И тут она поняла: лысеющий мужчина в очках, которого она видит на экране, – это ее бывший муж. Эндрю.

Кейт сбежала. Она увидела выражение лица Эндрю при виде нее, его рот, приоткрывшийся, чтобы что-то сказать, и поняла, что не выдержит этих слов, поэтому выскочила и, спотыкаясь о ступеньки, побежала по коридору в собственную комнату. Они с Конором жили в разных комнатах. Предлогом была его бессонница. Нежелание беспокоить ее. Она села на аккуратно застеленную кровать, дрожа всем телом, и посмотрела на себя в зеркальные двери шкафа. Она хорошо выглядит, разве нет? Для человека, который не видел ее пятнадцать лет? Конечно, ее кожа состарилась под калифорнийским солнцем, но она была стройна, хорошо одета, ухожена. Ощутил бы он горечь потери, увидев ее? Или он ненавидел ее за то, что она сбежала, спасая собственную жизнь и даже не думая о тех, кого бросала на этом тонущем корабле? Он наверняка ненавидел ее, и Кейт не была уверена, что сможет вынести это, чувствуя, как по рукам бегут мурашки.

В дверях появился Конор.

– Не было нужды убегать. Я думал, мы сможем сразу на месте решить все проблемы.

Ее трясло.

– Поверить не могу, что ты мог так со мной поступить. Хотя нет, могу. Ты ведь до сих пор так и не навестил Трикси.

Он напрягся и нервно стер пятнышко с зеркала.

– Тебе не стоит больше туда ездить. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы уже не можем ей помочь.

– Бога ради! Она же твоя дочь!

– Разве?

Его ледяная вежливость вселяла ужас в Кейт: как легко он умел включать и выключать любовь. Человеку не под силу так контролировать свои чувства.

– И, насколько я помню, ты сама бросила собственную дочь, беспомощного ребенка. Трикси – взрослый человек, имеющий все возможности, но предпочитающий пустить их псу под хвост. Вот так. – Он отошел от шкафа, аккуратно задвинув дверцу на место. – Я собираюсь заказать обед. Дай знать, если чего-то хочешь.

Вот и все. Он с ней не спорит, не ссорится, не орет, не причиняет ей боль. Не делает ничего. И именно поэтому она всегда ему проигрывает. С Эндрю было совсем не так – она легко могла заткнуть его за пояс, что обычно и делала. И все же она потеряла голову при виде него. Бедный Эндрю. Как он постарел. Каким потрясением было увидеть его таким в реальном времени, через океан и полтора десятилетия жизни.