Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
— Могу я вас подвезти, мадам? — Бойлан открыл дверцу.
— Нет, спасибо.
Они не виделись почти целый месяц с того вечера, когда ездили в Нью-Йорк. За это время она получила от него два письма с просьбой о встрече, но ни на одно не ответила.
Она ринулась прочь от машины. Бойлан вылез и догнал ее.
— Поехали ко мне, — глухо сказал он, беря ее за руку. — Сейчас же.
— Пусти. — Она резко выдернула руку.
— Хорошо, тогда я скажу то, что собирался. Я хочу на тебе жениться.
Гретхен громко расхохоталась. Она сама не знала почему. Может, от неожиданности.
— Я серьезно говорю, я хочу на тебе жениться, — повторил Бойлан.
— Знаешь, поезжай-ка ты лучше на свою Ямайку, а я буду тебе писать. Адрес можешь оставить у моего секретаря. Извини, это мой автобус.
Едва дверь автобуса открылась, она вскочила в него. Ее била дрожь. Если бы не подошел автобус, она сказала бы Бойлану «да», она вышла бы за него замуж.
Клод сидел сзади, держась за Тома здоровой рукой, а Том вел мотоцикл по узкой проселочной дороге. Конечно, Том не мог определить, насколько серьезно обгорел Клод, но понимал, что надо немедленно принять какие-то меры. Конечно, в больницу его везти нельзя: сразу начнут расспрашивать, как это произошло, и не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы установить связь между его обожженной рукой и крестом, горящим в усадьбе Бойлана. И уж конечно, Клод не возьмет всю вину на себя. Он не из тех героев, что умирают под пытками, но не выдают тайны.
— Послушай, — сказал Том, притормозив, — у вашей семьи есть домашний врач?
— Да, — ответил Клод. — Мой дядя.
— Где он живет?
Клод еле слышно пробормотал адрес. Он был так испуган, что с трудом говорил. Стараясь держаться подальше от основных дорог. Том подъехал к большому дому на окраине города. На воротах была табличка: «Доктор Роберт Тинкер». Том остановил мотоцикл и помог Клоду слезть.
— Вот что, ты пойдешь туда один. Понял? Можешь говорить своему дяде что угодно, но обо мне ни слова, ясно? И лучше, если утром твой отец отправит тебя подальше от Порт-Филипа, потому что завтра в городе такое будет твориться!.. Стоит кому-нибудь увидеть тебя с забинтованной рукой, через десять секунд от тебя мокрое место останется.
Вместо ответа Клод застонал и привалился к плечу Тома. Том оттолкнул его.
— Стой на ногах, будь мужчиной, — сказал он. — А сейчас иди и постарайся, чтобы, кроме дяди, тебя никто не видел. Если я узнаю, что ты продал меня, убью.
— Том! — захныкал Клод.
— Ты меня слышал. Я убью тебя, ты прекрасно знаешь, что я не шучу. — Он подтолкнул Клода к дому.
Клод, спотыкаясь, вошел во двор и поднялся на крыльцо. Том, не дожидаясь, когда он войдет, сел на мотоцикл и уехал. Над городом все еще полыхал крест.
Том спустился к реке и снял свитер, от которого тошнотворно пахло паленой шерстью. Он нашел камень, завернул его в свитер и швырнул узел в воду. Было жаль расставаться со свитером — он приносил Тому удачу. Однако бывают такие случаи, как сейчас, когда лучше отделаться от любимых вещей.
6
«Немецкая еда, — подумала Мэри Джордах, глядя, как Аксель выносит из кухни блюдо с жареным гусем, красной капустой и клецками. — Иммигрант!»
Она не помнила, когда еще видела мужа в таком хорошем настроении. Падение третьего рейха сделало его веселым и щедрым. Он жадно проглядывал газеты и фыркал от смеха над фотографиями немецких генералов, подписывавших в Реймсе документы о капитуляции. Сегодня было воскресенье и день рождения Рудольфа — ему исполнилось семнадцать лет. Джордах объявил, что они будут праздновать это событие. Ничьи дни рождения в семье никогда не отмечались. Он подарил Рудольфу прекрасный спиннинг. Бог знает сколько эта штука стоит! И Гретхен разрешил впредь оставлять себе половину жалованья, а не четверть, как раньше. Даже Томасу дал денег на новый свитер взамен старого, который, по его словам, Томас потерял. Если бы Германия терпела поражение каждую неделю, жизнь в доме Акселя Джордаха могла бы быть вполне сносной.
И вот они собрались за столом. Рудольф, смущенный виновник торжества, сидел очень прямо, на нем была белая рубашка с галстуком. Гретхен, в белой английской кружевной блузке с длинными рукавами, выглядела воплощением целомудрия. Блудница! Томас, со своей обычной плутовской ухмылкой, по случаю такого события был тщательно умыт и причесан. Со дня победы он поразительно изменился: приходил домой сразу после школы, все вечера сидел в своей комнате за уроками и даже, чего раньше никогда не бывало, помогал в булочной. У матери впервые появилась робкая надежда, что, возможно, замолкшие в Европе орудия каким-то чудом превратят Джордахов в нормальную семью.
Аксель с удовлетворением поставил на стол блюдо с гусем. Он готовил обед все утро, не разрешая жене появляться на кухне, но обходился без обычных в таких случаях оскорбительных замечаний о ее кулинарных способностях. Гуся он разделал довольно грубо, но со знанием дела и положил всем по здоровенному куску. Первую тарелку он поставил перед женой, чем весьма ее удивил. Вытащив две бутылки калифорнийского рислинга, он торжественно наполнил бокалы.
— За моего сына Рудольфа, за его день рождения, — хрипло провозгласил он. — Пусть он оправдает наши надежды, поднимется на вершину и не забудет нас.
Все выпили с серьезными лицами, хотя мать заметила, как Томас поморщился. Возможно, просто вино показалось ему слишком кислым.
Джордах не стал уточнять, на какую вершину должен подняться его сын. В этом не было необходимости. Вершина — это место для избранных. Когда человек достигает вершины, он сразу это понимает — его славят те, чьи «кадиллаки» подкатили туда раньше.
Рудольф ел мало. На его вкус гусь был жирноват, а он знал, что от жирной пищи у него появляются прыщи. Капусту он тоже ел умеренно — сегодня сразу после обеда ему предстояло свидание с той девушкой, которая в день победы поцеловала его перед домом мисс Лено, и ему не хотелось, чтобы от него пахло капустой. И вино он лишь пригубил. Он давно решил, что никогда в жизни не позволит себе напиться. Он был намерен всегда держать себя в руках — и тело и разум. А еще он решил, что никогда не женится: пример его родителей был веским доводом в пользу такого решения.
На следующий день после победы он пошел на ту улицу, где жила поцеловавшая его девушка с русой косичкой, и стал прохаживаться перед ее домом. Как он и ожидал, через десять минут она вышла в синих джинсах и свитере и помахала ему рукой. Она была приблизительно его возраста, с ясными голубыми глазами и открытой дружелюбной улыбкой человека, с которым никогда не случалось ничего плохого. Они прошлись немного, и через полчаса Рудольфу уже казалось, будто они знакомы всю жизнь. Она переехала в Порт-Филип из Коннектикута. Ее звали Джули. Отец ее имел какое-То отношение к электрокомпании, а старший брат служил в армии во Франции. Поэтому-то она и поцеловала Рудольфа в тот день — от радости, что война кончилась и брат остался жив. Ей нравились серьезные мальчики, а Рудольф, вне всякого сомнения, относился именно к таковым.
