Олег Рой - Сценарий собственных ошибок
В мысли о роковой тайне, которая тянет свои призрачные руки из прошлого в настоящее, присутствовала смутная притягательность, от которой Алина так просто отрешиться не могла. По дороге домой, глядя через тонированные стекла, по которым сбегали водяные струйки, на проносящуюся мимо Рублевку, девочка развивала в уме сюжет, подходивший скорее для романа, а не для стихов, которые она писала. Алине нравилось думать, что она проклята. Что в ее жизни есть что-то странное и труднообъяснимое, какая-то черная метка, наложенная еще до рождения. Иначе откуда ее печаль? Откуда тяга к страшным романам и темной поэзии? Почему она так трудно сходится с людьми?
«Грехи отцов падут на их детей», – Алина не могла сказать, откуда эта цитата, но она звучала так возвышенно, так значительно… Девочка вертела ее, как драгоценный камень, пока дождь не прекратился и небо не прояснилось. А когда она вышла из машины, в глаза ударило солнце, невольно заставив улыбнуться. И улыбка изгнала черные призраки. Алина, присев на корточки возле грядок с распускающимися нарциссами, у которых в желтых чашечках сердцевины стояла дождевая вода, принялась чесать брюшко фокстерьерихе, которая, подковыляв к хозяйке, довольно плюхнулась на спину и растопырила коротенькие толстенькие лапы.
– Ах ты, Чучка! – приговаривала Алина. – Чученька! Любимое Чучело мое!
Чучка блаженствовала, жмуря глазки, обведенные по краям старческой красноватой каймой.
* * *Михаил Викторович Парамонов – для большинства знакомых просто Миша – производил впечатление человека раскованного и общительного. Этот элемент был неотъемлемой частью его профессии. Однако те, кто помнил его в молодости, знали, что раскованность, общительность и связанное с этим обаяние не были даны ему от природы, а явились результатом долгой и сложной самодрессировки. От природы, скорее, он был замкнутым, застенчивым, сложно сходящимся с людьми… Немногие друзья, понимавшие его по-настоящему, полагали, что в душе именно таким он и остался. Иначе как объяснить странности его личной жизни?
Журналистов считают людьми, которые имеют множество сексуальных связей. Возможно, что у Миши так и было – по крайней мере, он свои взаимоотношения с женщинами не афишировал… Однако не подлежало сомнению, что он за свои почти сорок лет ни разу не состоял в законном браке. Игорь, для которого начиная с семнадцати лет сношаться было естественно, как дышать, недоумевал по этому поводу. Может, у Мишки с потенцией плоховато? А может, у него – как бы это поудобней выразиться – иные склонности? Сейчас ведь об этом повсюду пишут и говорят, что это, мол, врожденный вариант нормы… Правда, представить Михаила Парамонова «голубым» было еще труднее.
Можно было как-то объяснить эту ситуацию, если бы Миша перебивался с хлеба на воду или не имел пристойных жилищных условий. Однако уровень жизни Михаила Парамонова был не сравним с уровнем какого-нибудь начинающего внештатного корреспондента. Даже сопоставлять смешно! Пусть он не достиг материальных высот, на которые вскарабкались удачливые бизнесмены Игорь и Андрей, зато получил полный комплект благ, свидетельствующий о том, что человек в своей профессии состоялся. Дача – сорок километров от Москвы. Серебристая «Тойота», собственная трехкомнатная квартира в центре Москвы, пятнадцатый этаж, откуда Михаил Парамонов любил созерцать окрестные крыши, обдумывая очередную статью и задумчиво давя окурок в чугунной пепельнице… Впрочем, так бывало до того, как Миша увлекся оздоровлением. Теперь он просто стоял, опершись на перила (застеклить балкон он ни за что не соглашался, заботясь о кубометрах свежего воздуха, поступающего в квартиру), и любовался крышами окрестных домов, влажно блестевших после недавнего дождя. Свежий, пронизанный токами проснувшейся земли весенний воздух поступал в легкие.
«Как я мог раньше курить? – удивлялся Миша. – Как я мог потратить столько времени, денег, здоровья на эту пагубную страстишку? Почему-то воображал, что это помогает мне сосредоточиться, успокоиться… Разве может что-то успокаивать лучше, чем вот этот воздух, который проникает в легкие безо всяких преград, не вызывая кашля?»
Мара курила… Да нет, какое там, смолила, как заправский пират, по десять-двадцать сигарет в день. Вообще-то ее паспортное имя было «Мария», но попыткам называть себя Машей она сурово противилась. Кто – Маша? Она – Маша? Авангардная писательница, главный редактор модного литературного журнала, очень авторитетного в узких кругах…
«Может, еще Маней или Марусей поименуешь?» – язвила Мара каждый раз, когда Миша пытался навязать, по ее мнению, имя, так сходное со своим… У Мары были длинные, хотя и чересчур мускулистые ноги. В ее коротко стриженных волосах поблескивала преждевременная седина, которая так шла продолговатому волевому лицу, точно была продуктом парикмахерского искусства. С Марой было о чем поговорить. Она была нестандартно для женщины умна, разносторонне эрудирована и могла с ходу выдать что-то интересное практически на любую тему, от клонирования до кодекса Хаммурапи. Они с Мишей пробыли вместе около трех лет – это был так называемый гостевой брак, без формального бракосочетания. То она ночевала у него, то он у нее, то они разбегались по своим квартирам, чтобы творить в тишине и одиночестве… Мише казалось, что он привязался к Маре. Так почему же он испытал такое облегчение, когда она ушла? Перестала блистать своей эрудицией и дымить своими сигаретами?
Напоследок Мара высказала ему все, что хранила в себе на протяжении этих трех лет. Миша знал, что рассерженных женщин слушать не надо – он имел опыт расставания. А Маре даже в такие минуты не изменял литературный талант, заключающийся в умении подмечать жизненные мелочи и выражать их точными безжалостными словами. Поэтому расставание выдалось для Миши особенно тяжелым. Ругань Мары его не уязвляла. Уязвляли слова, в которых он с негодованием узнавал собственный портрет. Но в каком виде!
– Ты эгоист, жалкий, закоренелый эгоист, – лихорадочно твердила Мара, собирая в большую холщовую сумку цвета хаки всякие мелочи, которые отмечали ее присутствие в Мишиной квартире. – Ты панически боишься близости… Нет, не сексуальной близости, хотя с этим у тебя тоже не все благополучно, а человеческой. Тебе трудно принять, что, если мужчина и женщина живут вместе, они проникают друг в друга, прирастают насмерть. А значит, приходится жертвовать собой ради другого… Но ты – ты же не в состоянии пожертвовать ради меня самой маленькой привычкой!
– А ты? – мрачно спросил Миша, глядя, как исчезают в бездне холщовой сумки Марины дамские мелочи: подводка для глаз, деревянная расческа, початая пачка сигарет. – А ты чем ради меня пожертвовала? Такая же, как я, даже хуже. Сколько раз просил тебя не курить? Просил ведь! Но тебе твоя привычка дороже…
![Ульяна Соболева - Пусть меня осудят...[СИ]](/uploads/posts/books/124/124.jpg)
