Владимир Сорокин - Лёд
– Басота!
– Но это точно не пильщики.
– А кто тогда? Твои?
– Моих я знаю. И они меня. Я руку отрежу.
– Руку… руку… – Дато гневно сплюнул. – Свои тоже крысятничают. Бляди! Басота! Гасан, ищи сам. Я к блондинам не поеду. Я деньги верну. И все.
– Погоди, братан.
– Чего годить? У тебя закосили – твоя проблема. Поедешь к ним сам на терку.
– Не пыли, братан. Это не моя проблема. Это наша проблема.
– Ни хуя! У тебя зацепили, а я при чем?
– При том, что крыса живет в твоем доме.
– Чего? Какая, бля, крыса?
– Жирная. И спит у тебя. И хлеб твой ест.
Дато в упор посмотрел на него.
Гасан порылся по карманам. Достал круглую деревянную табакерку. Закрыл крышку холодильника. Открыл табакерку. В ней был кокаин. Он отсыпал кокаина на крышку. Достал костяную трубочку и пластиковую карту.
– Давай попылесосим, братан. Я уже третьи сутки не сплю.
– А что же тогда… крыса? У меня? Ты за базар отвечаешь?
– Отвечаю, Дато.
– И кто это?
– Не спеши.
– Чего, бля, не спеши? Кто это?
Гасан быстро растер кокаин картой. Отделил две толстые линии. Протянул Дато трубочку:
– Давай, братан.
Дато взял трубку. Наклонился. И быстро втянул ноздрей свою линию. Вернул трубку Гасану. Тот вставил ее в свой горбатый нос. Медленно втянул половину линии в одну ноздрю. Затем остаток – в другую.
– А как ты узнал? – шмыгал носом Дато. – Ты же с моими никогда не терся. Как ты узнал? У меня что, стукло сидит?
– У тебя нормальные пацаны, Дато.
– Ну, кто, ёптеть?!
– Погоди. – Гасан отделял еще две линии. – Давай добьем. И я скажу, как делать надо.
– Делать… делать… На! – Дато пнул картонный ящик. Из дыры посыпалась гречневая крупа. Гасан втянул свою линию. Дато махнул рукой:
– Не хочу.
Гасан втянул вторую линию. Убрал табакерку с трубкой. Вытер нос платком.
– Значит, давай так сделаем. Это закроем. И ты понесешь к себе.
– На хера мне песок?
– А пусть твои думают, что все нормально.
– А бабки?
– Ты мне дашь кейс. А бабки вынешь.
– Ну?
– Ящик отвезешь к себе. А потом начнем охоту на крысу.
– Так ты знаешь или нет – кто?
Гасан приблизился. Шепнул ему на ухо.
– А лед у него?
– Нет.
– А где лед? У блондинов уже?
– Нет. Нет, Дато. Лед у тебя дома.
Дато в упор смотрел на него:
– Чего? Где?
– В морозилке.
– У меня?
– У тебя, у тебя, Дато.
– И кто это сделал?
– Твоя Наташа.
Bosch
21.00.
Квартира Дато. Малая Бронная, д. 7
Просторная кухня. Белая мебель. Дорогая утварь. Позолоченная кастрюля с водой на огне.
На мраморном полу лежал связанный Апельсин: 29 лет, рыжеволосый, с массивным телом бывшего спортсмена.
В углу сидела Наташа: 26 лет, красивая, длинноногая, в разорванном розовом платье. Ее рука была прикована наручниками к батарее.
За столом сидели Дато и Гасан Слепой. Рядом стояли Лом и Пека: широкоплечие, мускулистые, с небольшими бритыми головами и толстыми шеями.
Перед Дато стояла ополовиненная бутылка водки «Юрий Долгорукий». Гасан растирал на тарелке порцию кокаина.
Дато налил себе водки. Выпил. Неторопливо закурил. Посмотрел на Наташу:
– Я, бля, одного не пойму. Хоть убей ты меня, хоть зарежь. Что тебе не хватало?
Наташа молчала. Смотрела на ножку стула.
– Из говна тебя поднял, брату твоему помог, матери помог. На Карибы возил, одел как, блядь, принцессу Диану. Ебал каждый день. Чего не хватало?
Наташа молчала.
– Да. Бабы – загадка, – выпустил дым Дато. – А, Гасан? Третий раз на крысу нарываюсь. Что такое?! Судьба, блядь?
– Не знаю, брат. – Гасан втянул носом порцию. – Может, и судьба.
– Потом, я, бля, ни хера в понятие не возьму: ну, запарила бы ты лед в объезд, ну, срубила бы полсотни. Но а потом что? Что потом? Куда б ты делась? В землю, что ли, зарылась? Или что, полсотни – это такие большие бабки для тебя?
Наташа молчала.
– Дато, оставь ее, – вытер нос Гасан. – Баба всегда на вторых ролях.
– Век живи – век учись… – Дато стряхнул пепел. Посмотрел на кастрюлю: – Ну, чего, закипела?
Пека заглянул в кастрюлю:
– Закипает.
Апельсин заворочался на полу. Лом прижал его ногой:
– Лежать.
– Дато, гадом буду, это не моя идея. Гадом буду, – забормотал Апельсин.
– Гадом ты не будешь. – Дато покосился на его рыжую вспотевшую голову. – Гадом ты уже стал.
– Мне Шакро пушку к башке дважды приставлял. Тогда, в Дагомысе, и после свадьбы. Он про блондинов от Аверы слышал.
– От Аверы? – усмехнулся Гасан. – Авера в земле.
– Он на Шакро наезжал, тот был ему должен еще по «Тибету», – приподнял голову Апельсин. – И тогда прогнал ему про блондинов и про лед. Говорит: вот маза кусошная, бери. Нарубишь – отдашь.
– И что, Шакро велел тебе у Гасана зацепить? – спросил Гасан.
– Шакро хочет мазу взять на лед.
– Чего? – усмехнулся Дато. – Ты что, падло, гонишь? Аверу же завалили, какой, бля, долг, какой «Тибет»?
– Он и без Аверы хочет. Бля буду, Дато. Мне пацаны его терли, он голый щас, они с Рыбой в плохих, а на тебя навалятся.
– И мазу возьмут? – улыбался Дато.
– Хотят взять.
– По-грубому? Без терки?
– Он мне сказал: давай дерни порцию, я посмотрю. Не дернешь – завалим.
– И чего ему смотреть?
– Ну, как ты напаришься.
Дато потушил окурок. Встал. Подошел к Апельсину. Сунул руки в карманы. Качнулся на носках.
– М-да… Ты, пес, совсем взбесился. Совсем понятие потерял.
Он кивнул Пеке. Тот снял с огня кастрюлю. Лом прижал ботинком голову Апельсина к голубоватому мраморному полу.
– Бля буду, Дато… Гасан… клянусь… – бормотал Апельсин. Пека сел ему на ноги. И стал лить кипяток на спину. Апельсин заревел и задергался.
Лом и Пека навалились на него.
– Правду, пес, правду, – качался на носках Дато.
– Клянусь! Клянусь! – рычал Апельсин.
Пека плеснул ему на спину. Апельсин забился.
– Правду, правду.
– Дато! Не надо! – закричала Наташа.
– Правду, пес!
– Клянусь! Клянусь!
– На рожу плесни ему, – посоветовал Гасан.
Пека плеснул Апельсину на голову. Он завыл.
– Не надо, Дато! Оставьте его! – кричала Наташа.
– До тебя, крыса, дойдет дело! – Дато пнул ее ногой.
– Говори, а то сварим как рака. – Гасан спокойно смотрел на дергающееся тело Апельсина.
– Шакро мазу хочет взять на лед! – прорычал Апельсин.