Владимир Сорокин - Лёд
– Шакро мазу хочет взять на лед! – прорычал Апельсин.
– Не пизди, басота! Не пизди, басота! Не пизди! Не пизди! – Дато стал бить его ногой по лицу.
– Крысятник… – сплюнул Гасан. – Лей ему на яйца!
Пека и Лом стали стягивать с Апельсина штаны.
– Дато! Дато! Дато! – кричала Наташа.
– Молчи, крыса!
– Дато, не надо, не надо! Я все скажу! – кричала Наташа.
– Молчи, крыса!
– Пусть скажет, Дато. – Гасан подошел к Наташе. – Скажи правду.
– Все скажу, не надо!
Дато сделал знак Пеке. Тот перестал плескать кипяток на Апельсина.
– Говори, сука.
Наташа вытерла свободной рукой нос. Всхлипнула:
– Врет он все. Это не Шакро. Это я.
Дато смотрел на нее:
– На хера?
– Ты меня все равно бросишь. Как Женьку. Я знаю про твою эту… балерину. А я… а у меня… вообще ничего нет. Мать при смерти.
– И чего?
– Ну… хотела бабок срубить… просто…
– И его подбила?
Она кивнула.
– За сколько?
– Пополам.
Дато перевел взгляд на Гасана. Тот молчал. Наташа всхлипывала. Апельсин стонал на полу. Дато глянул на Апельсина:
– Переверните его.
Пека и Лом положили его на спину. Дато присел. Заглянул в серые глаза Апельсина:
– Правда.
Выпрямился. Гасан протянул руку. Дато хлопнул по ней ладонью. Облегченно выдохнул:
– Пошли перетрем.
Они вышли в соседнюю комнату. Здесь был полумрак. И стояло много дорогой мебели.
– Я так и думал, что это не Шакро. – Гасан зябко потянулся. Сцепил худые пальцы. Треснул ими.
– Мазу, блядь! – Дато нервно усмехнулся. Открыл бар. Достал бутылку коньяка. Налил себе. Выпил.
– Каждая басота, блядь, только и ждет, чтоб меня с Шакро стравить. Шакалы, блядь!
– Он слышал просто… может, от Аверы, от пацанов его… может, от Дырявого…
– Слушай, Гасан, а почему все в курсе? Почему каждый клоп, блядь, знает про лед?
– Ты у меня спрашиваешь?
– А у кого мне спросить? У Аверы? У Жорика? Они, бля, червей кормят. А ты живой.
– Ты тоже живой, брат, – серьезно посмотрел Гасан. – Мы оба живые. Пока.
– Пока что?
– Пока понимаем, что в гробу карманов нет.
Дато отвернулся. Отошел к окну. Покачался на носках. Гасан подошел к нему. Положил руку на плечо:
– Ты меня знаешь, брат. Мне чужого не надо. Мне своего на порошок хватает.
Дато смотрел в окно на вечернюю Москву:
– Говно!
– С ними что-то делать надо, брат.
– Что-то… – качнулся на носках Дато. – Что-то, блядь…
Он резко повернулся. Пошел на кухню. Гасан неторопливо двинулся за ним.
В углу кухни возвышался массивный белый холодильник «Bosch». Дато открыл морозильную камеру. Она была завалена продуктами. Он стал выкидывать их на пол. С сухим стуком они падали на мрамор. Под продуктами лежал большой куб льда. Дато злобно посмотрел на него:
– Потому что я никогда не жру ничего мороженого… да, сука?
Он приблизился к Наташе.
Она всхлипывала. Отвернулась.
– Надежное место, да? – мрачно смотрел Гасан.
– Ну почему бабье такое, блядь, умное пошло? – Дато шлепнул себя по ляжкам. – Не понимаю, что творится!
– Эмансипация, – неожиданно произнес Пека.
– Чего? – повернулся к нему Дато.
– Ну… это когда у баб с мужиками равные права, – пробормотал Пека. Дато внимательно посмотрел на него. Повернулся к Гасану:
– Давай ящик.
Гасан достал мобильный. Позвонил:
– Подъезжай.
Через несколько минут в квартиру вошли двое с кофром. Надели резиновые перчатки. Переложили куб льда из морозилки в кофр. И осторожно унесли кофр. Дато налил себе водки. Выпил залпом.
– Так. Апельсина – на помойку.
Апельсин дернулся изо всех сил. Закричал что-то нечленораздельное. Пека и Лом навалились на него. Лом накинул удавку на толстую веснушчатую шею Апельсина.
Наташу вырвало. Голова ее бессильно повисла.
Апельсин долго хрипел и ворочался. Выпускал газы.
Наконец затих.
Пека привез из гардеробной большой синий пластиковый чемодан. Они положили в него труп Апельсина. Вывезли из кухни. И из квартиры.
Дверь за ними закрылась.
Гасан присел к столу. Достал свою табакерку. Насыпал на тарелку кокаина. Стал растирать пластиковой карточкой.
Дато вынул из кармана ключ. Отстегнул руку Наташи от батареи. Наташа бессильно распласталась на полу. Дышала быстро. Тряслась.
Дато открыл дверь морозилки:
– Лезь.
Наташа подняла голову.
– Лезь, крыса!
Она послушно залезла в морозилку. Дато захлопнул дверь. Привалился спиной:
– Заморожу, на хуй. Все.
Гасан усмехнулся. Втянул носом кокаин. Потом еще.
Дато достал сигареты. Закурил.
Наташа еле слышно заскулила в морозилке.
Дато курил. Гасан натер кокаином десну.
– Найду себе новую блядь, – проговорил Дато.
Гасан встал. Подошел к нему:
– Отправь ее в Турцию. К Рустаму.
– Какой Рустам, на хуй?! – злобно тряхнул головой Дато. – В морг, бля. В Турцию!
– Брат, не делай.
– Иди на хуй. Моя баба.
– Баба твоя. А дело наше.
Наташа подвывала и стучала в дверь.
– Спишу, на хуй. – Дато упрямо тряс головой. – Пизда позорная!
– Не делай, Дато.
– Отвали!
– Не делай, брат.
– Отлезь, Гасан, не дразни, на хуй!
– Не делай! Всех завалишь, баран! – Гасан вцепился в Дато.
– Куда ты… убери лапы… – боролся Дато.
– Баран…
– Лапы., убери… козел…
Они боролись у большого белого холодильника.
– Я беременна! – донеслось из морозилки. Борьба прекратилась.
Дато отпихнул Гасана. Открыл дверцу:
– Чего?
Наташа сидела согнувшись.
– Ты чего сказала?
– Я беременна, – тихо произнесла она.
– От кого? – буркнул Дато.
– От тебя.
Дато тупо посмотрел на нее. На ее голые колени. Потом на пальцы ног с темно-синим педикюром. Возле ее ноги лежал заиндевевший пельмень.
Дато уставился на пельмень.
Наташа вывалилась из морозилки на пол. Поползла по мрамору.
– Когда… сколько? – произнес Дато.
– Второй месяц… – Она выползла из кухни. Вползла в ванную.
Дато устало потер переносицу. Гасан хлопнул его по плечу:
– Ну вот, брат, а ты заморозить хотел!
Блокада
4.15.
Съемная квартира Комара и Вики
Зашарпанная ванная комната, голубая, местами отколовшаяся плитка, ржавые потеки в ванне и раковине, тусклый свет старой лампочки, замоченное в тазу грязное белье.
Лапин и Илона лежали голые в переполненной ванне. Илона сидела на Лапине и курила. Его член был у нее во влагалище. Она медленно двигалась. Лапин в полузабытьи закрывал и открывал глаза.
