Джон Апдайк - Бразилия
– Здесь все принадлежит скоту и его владельцам, – заметил Тристан. – Я пока не вижу места для нас, как бы просторна ни была эта земля.
– Мы проехали всего лишь несколько миль, – заверила его Изабель. – А Бразилия бесконечна. Как бесконечны и наши возможности.
И все же в городе Гойания, куда они прибыли через шесть часов, безжалостная планировка улиц, расположенных по кругу и снабженных номерами вместо имен, постоянно возвращала их мыслями к автобусной станции на Авенида-Аньянгуэра. Сон урывками и нерегулярное питание начали сказываться на Тристане. Изабель упаковала в два синих чемодана много одежды и разных сокровищ, спина под оранжевым рюкзаком болела – жена тяжелым драгоценным камнем повисла на его шее. Мутными от кашасы взглядами меднокожие работники ранчо провожали на улицах ослепительно белую девушку с иссиня-черным мужчиной. Вдали от побережья индейская кровь чувствовалась сильнее. Тристан явно привлекал внимание, а в Гойании атмосфера была почти такой же, как в Бразилиа, – здесь планировщики тоже навязали податливой пустоте абстрактный узор, и потому отец Изабель казался угрожающе близким. Молодая парочка умирала от голода, однако рестораны, к которым они подходили, отпугивали их доносившимися оттуда взрывами грубого мужского хохота, стуком шпор по деревянному полу и терпкими запахами жаренной на углях говядины и дешевой пинги. Наконец они нашли на Авенида-Президенте-Варгас заведение под названием «Ресторан Дорадо», который специализировался на блюдах из рыбы, пойманной в окрестных реках и озерах. Ресторанчиком владел украинец, лысый человек со стальными зубами. Ему понравились его новые посетители, такие же экзотичные, как и он сам. Рыба Дорадо, сказал он им, особенно вкусна с соусом из бананового пюре, смешанного с толченым луком и лимонной цедрой. На десерт он порекомендовал редкий фрукт под названием мари-мари и сидел за их столиком так долго, что успел объяснить, каким образом его сюда занесло. История эта была запутанная и начиналась во время какой-то войны. Его захватили в плен во время немецкого нашествия и вынудили вступить в особые войска, которые охраняли какие-то непонятные лагеря для пленных. Он бежал, когда русские вторглись в Польшу, зная, что они казнят его как предателя и военного преступника.
– Я повидал слишком много истории, – говорил он. Каким-то образом он сумел пробраться в Бразилию. – Это счастливая страна. У нее глубокие карманы и короткая память. – Когда украинец смеялся, его старомодные железные зубы сверкали во рту, как ножи в ящике кухонного стола.
Утолив голод и восстановив жизненную энергию, Тристан и Изабель забрели в магазинчик на извилистой улочке под названием «Руа-82» и купили себе по паре востроносых ковбойских сапог, украшенных замысловатой вышивкой. Восприняв гостеприимность хозяина ресторана за доброе предзнаменование, они сели на ночной автобус, отправлявшийся на север к Гойас-Велью и хребту Дорадо.
Влюбленные очнулись от тяжелого сна и увидели, как автобус, подпрыгивая на камнях и скрежеща коробкой передач, карабкается вверх по дороге, которая превратилась в широкую грунтовую тропу. Было раннее утро. В сумерках ветки колючих кустов скребли по бортам автобуса. Оград вокруг больше не было, и автобус то и дело останавливался, чтобы пропустить стадо зебу – черных животных с опущенными ушами и нелепыми горбами. В одном месте автобусу довольно долго пришлось тащиться следом за запряженной быками повозкой, которая везла початки кукурузы под охраной босоногого мальчика лет десяти с кнутом и прохудившейся соломенной шляпой на голове. Когда рассвело, они увидели разбросанные по склонам холмов белые одноэтажные ранчо, а чуть повыше, там, где лишь небольшие расчищенные участки земли, засеянные маниокой и бобами, свидетельствовали о попытке человека бороться с пальмами, ползучими лианами, колючими кустарниками и опунтиями, стояли некрашеные хижины. То карабкаясь вверх, то устремляясь вниз, автобус шел по дороге, и голова Изабель, налитая свинцом отчаяния, покоилась на плече Тристана. Еще до полудня они приехали в городок у горного ручья; в нем почти ничего не было, кроме таверны, магазинчика и церкви с запечатанной дверью.
– Где мы? – спросил Тристан у водителя автобуса, когда пассажиры, будто по команде, которую Тристан пропустил мимо ушей, высыпали из автобуса на скользкий синий булыжник городской площади.
– Это Курва-ду-Франсес, – ответил водитель. – Дальше дороги нет.
Пассажиры постепенно расходились. Одних встречали, и воссоединившиеся пары, обнявшись, разбирали узлы, привезенные издалека, и удалялись в свои невидимые дома по протоптанным в зарослях дорожкам. Изабель подташнивало, и голова ее отяжелела после долгого путешествия; ее ошеломила та пропасть, в которую они низвергнулись. Сердце Тристана словно закрылось на замок. Ему пришлось набраться храбрости на двоих. Он должен защитить скрытые в багаже сокровища и свою пачку, крузейру. Может быть, так далеко от побережья инфляция их не достанет.
Откуда-то доносилось стремительное веселое журчанье горного ручья. Вокруг словно сгустились сумерки: высокие деревья подступали к самой площади, и солнце, как небольшая размытая язвочка, светило сквозь пелену облаков не ярче луны. Открытая дверь таверны под названием «Флор да Вида» манила к себе – только там угадывались признаки жизни и можно было укрыться от непогоды. Когда они вошли, горстка посетителей замолчала, прекратив разговор, который они вели такими громкими, резкими и гнусавыми голосами, будто старались перекричать ветер. Официантка – совсем еще ребенок, с плоским, как тарелка, лицом и столь туго затянутыми в узелок волосами, что они облегали ее голову, будто толстый слой лака, – робко подошла к ним.
– Мы с женой проголодались, – сказал Тристан, даже в этой скромной обстановке наслаждаясь возможностью называть Изабель своей женой. Казалось, будто из его тела выросло еще одно, и это сложное, неуклюжее, двойное существо внушало суеверный страх, так как обладало чудовищным чувством собственного достоинства.
– Что у вас подают? – спросила Изабель мягко, чтобы получить ответ от робкой официантки. Ее девичьи интонации сменились серьезным голосом взрослой женщины.
– Рис и черную фасоль, – выдавил из себя ребенок, – и фаринью.
– А что еще у вас есть? – спросил Тристан.
– У нас больше ничего нет, господин, – ответила маленькая девочка, а потом добавила:
– Есть еще копченая козлятина.
– Хорошо, мы с удовольствием все это съедим, – проговорила Изабель. Когда официантка исчезла за гремящей вращающейся дверью у стойки бара, Изабель положила белую руку на руку Тристана и сказала:
– Мы приехали в царство, где не из чего выбирать.
– Ешь копченую козлятину или помирай с голоду, – ответил он с горькой усмешкой.
Однако, когда принесли еду на дымящихся тарелках, она оказалась удивительно вкусной. Даже жилистая козлятина таяла во рту. Они заканчивали трапезу, когда к ним подсел грузный невысокий мужчина, чья рыжая борода почти сливалась с медно-красным цветом его лица. Борода его росла почти от самых глаз, и даже на кончике носа торчало несколько волосинок. Не спрашивая, маленькая официантка принесла им бокалы с прозрачной пингой <водкой>, и теперь дружелюбный незнакомец подсел к ним со своим бокалом.
– Что привело вас в Курва-ду-Франсес, к подножью Дорадо? – Голос незнакомца звучал грубо, однако речь была витиеватой, как тяжеловесная деревенская подделка стиля барокко.
– Просто автобус дальше не идет, – ответил Тристан, для уверенности коснувшись пряжки ремня. – У нас не было выбора, дружище.
Рыжий человек улыбнулся, в его имбирной бороде показался неровный ряд гнилых зубов.
– Дорога вовсе не кончается в этом городке, а водитель – просто мошенник. У него тут женщина в пригороде, с которой он проводит ночь. А дорога уходит дальше на много миль, поверьте мне.
– А здесь есть пригороды? – спросила Изабель девичьим голосом и звонко рассмеялась.
Рыжий человек остановил на ней мутный взгляд своих глаз и заявил:
– Пригороды обширны. Когда-то в приходе было двадцать тысяч душ, не считая племен индейцев Тупи и Шакриаба.
– И что же потом произошло? – спросил Тристан.
Глаза человека под огненными бровями заговорщицки обвели зал, словно то, что он сейчас скажет, не должен знать никто из сидящих в ресторане.
– Золото кончилось. – Он сделал театральную паузу. Поверх грубой рубашки красно-коричневого цвета он носил такого же цвета кожаный жилет, и невозможно было разобрать, то ли они с самого начала были выкрашены в этот цвет, то ли их сделала такими местная пыль. – Однако Курва-ду-Франсес еще станет метрополией, – заверил он. – Все планы строительства сохранились. Концентрические авеню, симметричные парки, красивая больница в иезуитском монастыре – все цело. Предусмотрены также – простите меня, сеньора, за столь вульгарные речи – бордели, чьи входы и выходы устроены так, чтобы посетители могли приходить и уходить никем не замеченные. – Его бегающий взгляд неприлично долго задержался на Изабель, словно незнакомец ожидал ответа.
