Николя Фарг - Я была рядом
Вот так я держусь два дня, пытаясь забыть Романце, улыбку Алисы, незабываемые письма и Неруду. А потом, в одно прекрасное утро, я ломаюсь и посылаю Алисе электронное письмо, в котором вроде как говорится о разрыве отношений, но на самом деле отношения восстанавливаются. Все как я сказал: шаг вперед — два назад. В письме я объясняю ей свой выбор: понимаешь, много лет совместной жизни против одной-единственной ночи; двое детей, понимаешь, я устал от лжи, есть же такие понятия, как этика и разум, надо иметь волю, чтобы не дать себе свихнуться, чтобы дать себе и жене еще одни шанс; ну и потом, мы с тобой загнаны в тупик, ты ведь понимаешь. Но я хочу, чтобы ты знала: я всегда говорил тебе только правду, я никогда не использовал тебя и ты навсегда останешься моим белокурым итальянским ангелом, свалившимся на мою бедную головушку прямо с неба. Понимаешь? Если ты согласишься, я бы очень хотел просто переписываться с тобой, для меня это поддержка, понимаешь? Ведь мы можем переписываться, никому не причиняя боли, как взрослые люди, которые хотят друг другу добра, правда? Вот что я ей написал. Теперь ты понимаешь, насколько все зыбко и неясно в моих словах? Однако Алиса не обезумела даже от этих строк.
Она благодарит меня за деликатность и прямоту, утверждает, что прекрасно разобралась в ситуации, что понимает меня и не собирается претендовать на что-то большее. По поводу возобновления переписки она говорит, что нельзя начинать новую жизнь с женой со лжи. Однако тут же неуверенно добавляет: «А впрочем, я нуждаюсь в этом так же, как и ты, о'кей, давай продолжим». И тут мы начинаем переписываться пуще прежнего, мы будто компенсируем разлуку и виртуальность наших отношений божественными словами. И пошло-поехало: электронные письма на пять страниц, стихи, эсэмэски, звонки под надежным металлическим прикрытием моего автомобиля. Прошлое вновь врывается в настоящее и уже высовывает нос в будущее — мне вновь становится страшно. На этот раз встает вопрос о том, чтобы увидеться. Мы должны освежить память друг о друге, снова посмотреть друг другу в глаза, снова заняться любовью, дабы поверить, что наше прошлое не сон, что все на самом деле было. Просто разок встретиться, без задней мысли, без обещаний, на недельку, ни к чему не обязывающие восемь дней. Надо выбрать нейтральную территорию, где будет светить солнце, но подальше от Италии и Танамбо. Наконец решено: встреча планируется на Сейшельских островах в феврале следующего года. Кстати, Александрина много раз уговаривала меня взять отпуск и съездить куда-нибудь якобы для успокоения ее совести, якобы для излечения моей ревности. Еще тогда я заподозрил, что она просто-напросто хочет избавиться от меня для новых встреч с мобалийцем, а потом я нашел ее дневник, где планировалось их следующее свидание в Кении. Этот факт несколько успокаивает меня — получается, что я совершаю уже не обман, а только наполовину обман, ибо другую половину берет на себя Александрина.
Сентябрь и октябрь проходят так: я как идиот прячусь где ни попадя, чтобы написать или позвонить Алисе; перспектива встречи на Сейшельских островах греет мне душу, но я обсуждаю и свои планы с Александриной; я по-прежнему храню визитку ресторана, она будто невидимый спасательный круг для моего измученного сознания; фотографии Алисы до сих пор хранятся в компьютере; об Александрине я не знаю почти ничего, кроме того, что она думает о мобалийце, когда мы трахаемся, часами смотрит Brozasound TV, висит на телефоне, что-то строчит в своих записных книжках, а мое полное равнодушие к ней вне постели отнюдь не способствует укреплению супружеских отношений. В последние два месяца произошли две кошмарные сцены, которые сейчас уже несколько поблекли, как и все, что уходит в прошлое, но я тебе расскажу. Я тогда не верил, что мне удастся выпутаться. Однажды вечером я случайно отправляю Александрине эсэмэску, предназначенную для Алисы. Ужас, да? Я понимаю, что это попахивает безумием, так оно и есть. Сообщение было следующего содержания, я точно помню: «Did you receive my SMS? Why are you afraid to lose me, my love?» Я всегда отправлял эсэмэски с тревогой, ибо в глубине души боялся, что по невнимательности могу ошибиться и отправить сообщение Александрине. На этот раз именно так и произошло. Незадолго до этого я поговорил по телефону с Александриной, надев на себя маску мистера Хайда, потом повесил трубку и стал набирать эсэмэску. Однако в голове все еще звучал голос Александрины, и, выбирая адресата, я машинально выбрал Алекс вместо Алиса и нажал на «Отправить». Это произошло именно потому, что я этого боялся, трепетал от одной мысли о том, что подобное может случиться, и спустя две минуты, когда позвонила Алекс и спросила сдавленным голосом, я ли только что отправил ей сообщение, меня словно электрошоком поразило; нечто подобное я испытал, узнав из ее дневника о существовании мобалийца, да-да, я как будто уже один раз пережил эту сцену. Я и представить себе не мог, что способен врать так изощренно, как врал в тот вечер. Ни минуты не задумываясь, я ответил: «Какое сообщение? О чем ты? Я тебе ничего не посылал. Ты получила от меня какое-то сообщение?» Я ответил именно так, ибо в ту долю секунды, когда я размышлял, я успел сообразить, что развивать этот абсурд не стоит. Ведь глупо было бы заерзать. «Да, дорогая, это я отправил тебе сообщение по-английски, ты его получила? Я хотел сказать, что ты не должна бояться меня потерять, ибо я люблю тебя, я послал это сообщение, чтобы ты поняла, насколько для меня важно начать все сначала». Это мрачный бред. Но и тут она мне не верит и бросает трубку. Еле переводя дыхание от ужаса, я еще раз проверяю по своему телефону: да, я отправил сообщение Александрине, в этом нет сомнений. Мне начинает казаться, что мир взбунтовался против меня, а удача окончательно отвернулась. Я набираю воздуху в легкие и звоню Алисе в Италию; как можно спокойнее я рассказываю ей о том, что произошло, обзываю себя кретином, она в сильном волнении, я говорю, что, разумеется, это никак не отразится на наших отношениях, что я дорожу ею, обнимаю ее, обещаю скоро перезвонить и вешаю трубку. Мне кажется, что мир внутри меня разрушился, в сердце произошел внезапный взрыв. За последние несколько месяцев моя жизнь превратились в череду сплошных бед и микроапокалипсисов. А я ведь просто хочу спокойно жить. И мне нужен длительный отдых. Чертыхаясь, я удаляю из телефона все следы существования Алисы, оставляю компьютер включенным, выхожу из офиса, не закрыв за собой дверь, и на бешеной скорости пролетаю два километра между домом и работой, всю дорогу не переставая кусать губы. Минуту спустя я оказываюсь возле своего дома, я даже не ставлю машину в гараж, не выключаю фары, тяжелым шагом пересекаю двор, открываю дверь гостиной и вижу совершенно ошалевшее лицо Алекс. Она сидит на диване, я приближаюсь к ней и с видом человека, который от изумления вне себя, говорю: «Что происходит? Что произошло? Что это за ерундистика с эсэмэской?» В течение получаса я хладнокровно доказываю ей, что мне нет никакого смысла отправлять кому бы то ни было сообщение на английском; и потом, когда это я, по-твоему, мог успеть завести любовницу, с которой надо говорить по-английски? Где и когда? Для пущей достоверности я пускаю в ход козырь: «Слушай, мне понятна твоя паника, мне жаль, но меня не в чем винить, и я вовсе не заслуживаю такого тона. Все, что ты говоришь, полнейшая чушь. Я понимаю, что тебе неприятно, на твоем месте я бы тоже почувствовал себя убитым наповал — я знаю, что это такое, — и я, наверное, тоже не смог бы тебе поверить. Именно поэтому я примчался сейчас к тебе, чтобы сказать, даже если это прозвучит невероятно: КЛЯНУСЬ ТЕБЕ, АЛЕКС, Я НЕ ОТПРАВЛЯЛ ЭТОГО СООБЩЕНИЯ.»
Следующие десять минут я рассказываю ей о регулярных сбоях в системе мобильной связи, особенно в Танамбо: «Я однажды получил сообщение из Австралии от совершенно незнакомого человека, такие вещи случаются». Она начинает мне верить, но все еще настаивает на том, что получить сообщение из Австралии не то же самое, что от меня. Я соглашаюсь и говорю: «Я не понимаю, что произошло, клянусь тебе, не понимаю. Это же надо было, чтобы какое-то дурацкое любовное сообщение попало именно в твой телефон и именно тогда, когда у нас и так любовных проблем выше крыши. Честное слово, как будто специально кто-то пошутил! Единственное, что я знаю точно, — это то, что отправитель не я. Поверь, ну прошу тебя, поверь мне. Это очень важно». И тут вдруг Алекс произносит слова, которые поражают меня до глубины души и в искренности которых я сомневаюсь до сих пор. Она говорит: «Знаешь, что причиняет мне самую страшную боль в этой истории? Вовсе не то, что ты мог отправить любовное сообщение другой, а то, что из всего тобой сказанного ясно: эти слова любви не могут быть адресованы мне». Алекс убила меня своей уязвимостью. В каком-то смысле именно из ее уязвимости растет мое чувство вины. Неужели из-за душевной хрупкости человека, которого любишь, надо терпеть такие страдания, если эта хрупкость оборачивается против тебя?
