Питер Мейл - Прованс навсегда
К моему удивлению, Робер и вправду вскоре появился в ощетинившемся антеннами серебристом БМВ, одетый в черную рубаху и тугие штаны и облитый, вероятно, с головы до ног каким-то одуряющего аромата лосьоном. Вся эта роскошь объяснялась наличием эскорта, его подруги Изабель, так он представил эту молодую — не старше двадцати лет — особу. Они направлялись на ланч в Горд и попутно заглянули к нам.
Половину лица Изабель закрывают громадные блюдца солнечных очков и белые кудряшки. Закрытость лица с лихвой компенсируется открытостью тела, на которое натянут короткий ярко-розовый с переливами лоскут из спандекса. Вежливый Робер уступил спутнице дорогу и последовал за нею по ведущим в дом ступеням, впитывая впечатления от вида сзади и динамики движения дамы. Его полицейские таланты внимательного наблюдателя нисколько не притупились.
Изабель углубилась в изучение содержимого своего мешка с косметикой, а я повел Робера по дому. Оценка безопасности нашего жилища, как я и ожидал, оказалась крайне невысокой. Дом, если послушать Робера, прямо-таки приглашал любого любопытного идиота с воровскими наклонностями, вооруженного хотя бы отверткой. Окна, двери и ставни никуда не годились. А собаки… Aucun problème.[142] Кусок-другой обработанного соответствующим образом мяса — и дом отдан в полное распоряжение воров. Робер припер меня к стене, окатывая волнами своего душного лосьона. «Вы не представляете, на что эти животные способны!»
Он понизил голос, не желая, чтобы моя половина расслышала то, что он собирался мне поведать.
Взломщики, сказал Робер, часто отягощены предрассудками. Во многих случаях — он был тому свидетелем чаще, чем ему бы хотелось, — они, перед тем как покинуть обчищенный ими дом, считают необходимым нагадить на полу, предпочтительно на ковровом покрытии, просто-напросто навалить кучу. Они полагают, что таким образом отводят от себя угрозу обнаружения. Невезение остается в доме вместе с дерьмом.
— Merde partout, — сказал Робер с таким видом, как будто только что ступил в упомянутое вещество. — C'est désagréable, non?[143]
Еще бы не désagréable. Мягко сказано.
Но жизнь иногда выказывает справедливость, расставляет все по своим местам. Однажды из-за этого суеверия захватили целую банду взломщиков. Дом они обчистили, все погрузили в грузовик, и оставалось лишь выполнить прощальную формальность, отдать долг суеверию ради будущего везения. Глава банды, однако, испытал затруднения с выполнением этой задачи. Он пыжился, тужился, но ничего не получалось. Запор! Très, très constipé. Так он и пыхтел, пока не прибыла полиция, заставшая его без штанов.
Захватывающая история, но я уже знал, что, согласно общенациональной статистике, лишь каждый пятый взломщик страдает от запора. На такое везение нельзя было полагаться.
Робер продолжил осмотр снаружи и предложил свой план превращения моего дома в неприступную крепость. Въезд следует оградить стальными воротами с электронным управлением. Территория вокруг дома должна освещаться включаемыми датчиками давления прожекторами. Любое существо тяжелее курицы, ступившее на датчик, включит систему ослепительных прожекторов. Это может оказаться достаточным, чтобы обратить взломщиков в постыдное бегство. Но полный покой может обеспечить лишь последнее слово в охранной технике — la maison hurlante, завывающий дом.
Робер дал мне возможность осмыслить его эпохальное предложение и отвлекся на Изабель, внимательно изучавшую ногти сквозь свои очки-блюдца, идеально подогнанные по цвету к платью-чулку.
— Ça va, chou-chou?[144]
Она передернула медовым плечиком, и Роберу стоило значительных усилий вернуться к теме вопящего дома.
Alors,[145] все это сделает электроника, невидимая и неслышная, защищающая каждое окно, каждую дверь, каждое отверстие больше блюдца. Даже если какой-нибудь легконогий или хитроумный взломщик преодолеет датчики давления, эфирное прикосновение к окну или к двери оглушит его воем сирен. Можно даже, bien sûr,[146] поставить усилитель, чтобы вой разносился на несколько километров по округе.
Но и это еще не все. Мгновенно партнер Робера, находящийся возле Горда, дом которого подключен к системе, выедет на место с заряженным пистолетом и здоровенной овчаркой. Гарантированная многослойная защита. Я могу оставаться совершенно tranquille.[147]
Ничего себе tranquille! Я сразу представил себе, как Фостен в шесть утра грохочет мимо ворот в тракторе, направляясь на свой виноградник и сотрясая датчики; как среди ночи включаются прожектора от пробегающей мимо лисицы или пары кабанов, а то и чьей-нибудь заблудившейся кошки. Да мало ли, вдруг эта звуковая какофония включится от какой-нибудь случайности. И извиняйся потом перед этим господином из Горда под грозным взглядом его собаки. Жить в Форт-Ноксе — благодарю покорно. Даже в качестве баррикады против августовского нашествия вся эта система неприемлема.
К счастью, Робер отвлекся от делового разговора. Изабель, удовлетворенная состоянием ногтей, позицией очков и облеганием одеяния, решила, что пора удаляться. Она негромко проворковала через двор:
— Bobo, j'ai faim.[148]
— Oui, oui, chérie. Deux secondes.[149]
Робер повернулся ко мне и попытался вернуться к теме, но в нем уже включился личный воющий дом, и безопасность нашей недвижимости отступила на второй план.
Я спросил, куда они собираются на ланч.
— «Ля Бастид». Знаете? Там была раньше жандармерия. Когда-то flic — всю жизнь flic, во как.
Я сказал, что вроде это еще и отель, и он подморгнул. Большого искусства достиг он в этом. Складно подмигивал.
— Уж мне ли не знать.
Гастрономический экскурс гурмана — спортсмена
О Режи мы узнали от знакомых. Они как-то пригласили его к обеду, и утром назначенного дня он позвонил, чтобы полюбопытствовать, что будет подано на стол. Даже во Франции такое повышенное внимание к меню показалось хозяйке несколько неестественным, и она поинтересовалась причиной. Почему он спрашивает? Будут холодные фаршированные moules,[150] свинина в трюфельном соусе, сыры, домашние сорбеты. Какая-нибудь проблема? Аллергия на что-нибудь? В вегетарианцы записался? Упаси боже, сел на диету?
— Нет-нет, — ответил Режи. — Все превосходно. Хотя небольшое неудобство все-таки имеется. Видите ли, у меня обострение геморроя, так что высидеть весь обед я не в состоянии, выдержу только одно блюдо. Вот и хочу выбрать. Извините, конечно.
Естественно, хозяйка вошла в его положение. Ради Режи можно многим поступиться. С редкой самоотверженностью всю жизнь свою этот человек посвятил столу, еде и питью. И ни в коем случае нельзя назвать его обжорой. Нет, Режи — гурман с хорошим, возможно, несколько гипертрофированным аппетитом. В нем много занятного, а если послушать его воззрения на отношение англичан к пище… В общем, нам следовало бы с ним как-нибудь встретиться, как только он оправится от своего crise postérieure.[151]
И однажды вечером, по прошествии нескольких недель, мы встретились с Режи.
Прибыл он в спешке, запыхавшись, нянчась с бутылкой шампанского «Крюг», недостаточно, по его мнению, холодного. Первые пять минут он провел в возне с бутылкой и ведерком льда, дабы довести вино до «питьевой» температуры между двадцатью и двадцатью пятью градусами. Нежно поворачивая бутылку во льду, он рассказал нам о недавнем обеде, крайне неудачном, настоящем гастрономическом провале, если не считать одного из моментов прощания, когда одна из покидающих дом дам улыбнулась хозяйке и промолвила:
— В высшей степени необычный вечер. Все было холодным, за исключением шампанского.
Режи заколыхался от смеха и настолько аккуратно извлек пробку, что бутылка издала лишь еле слышный вздох.
Режи почтенных размеров, весьма плотен, с темными кожей и волосами, с неожиданно голубыми глазами, которые здесь, в Провансе, вовсе не редкость. В отличие от всех нас, он оказался одетым в спортивный костюм, бледно-серый с красным и с вышивкой на груди: «Ле Кок Спортиф». Обувь тоже спортивная — разноцветные кроссовки бегуна на длинные дистанции с многослойной подошвой. Режи заметил мой интерес к его обуви и пояснил:
— Мне необходимо удобство, когда я ем. А удобнее спортивного костюма ничего, пожалуй, не придумаешь. Кроме того… — он оттянул резинку пояса, — всегда найдется место для добавки. Очень существенно. — Он улыбнулся и поднял бокал. — За Англию и англичан… С условием, что они оставят свою кухню для себя.
