В. Коваленко - Внук кавалергарда
— Настанет время, когда подобное безобразие станет обыденностью. А пока сей случай ждет скрупулезного разбирательства и заслуженного уголовного наказания.
Вошел улыбающийся главврач и с порога сообщил рядовую для больницы новость по поводу скандала в коридоре:
— Морозов снова бузу медсестрам устроил. Кричит, мол, не те таблетки дали, это яд, а он — Наполеон, и его все хотят отравить. Он еще войдет во Францию под барабанный бой. Вот и сбросил биксу на пол, чем поднял грохот по коридору. Еле-еле угомонили, отправили Наполеона в палату, — но вспомнив, что его друг здесь по другому делу, виновато спросил у него:
— Ну, а как у вас дела? Размотали запутанный клубок недоразумений?
Следователь присел на угол стола и, прикуривая очередную сигарету, хмыкнул:
— Много неясного. Да предъявить им по истечении такого срока будет практически нечего.
— Ты же сам говорил, что есть преступления, не имеющие перед уголовной ответственностью срока давности, — искренне возмутился Егор Михайлович.
— Да, есть! Но доказательств их вины у нас нет. Если только не задержим на наркоте. А так все дело пойдет корове в зад.
— Да что же это такое? — снова возмутился Егор Михайлович, разведя обескураженно руками. — Убийство есть! Похищение человека есть! Использование неизвестного психотропного материала и наркотиков есть! А он, понимаешь ли, не может уголовного дела открыть? Ну, чудеса в решете, да и только! — метался по кабинету и горячился главврач. — Да чего вам еще-то не хватает? Какую ерунду они еще должны натворить, чтобы упечь их туда, где Макар телят не пас. Причем давно заслуженно. Ну и суд ведь у нас разгуманнейший во всем мире, — махнув рукой, упал в сердцах в кресло. — Ну и дела. А как же свидетель? — без надежды, кислым голосом спросил он у следователя.
Владимир Павлович взял со стола свою шляпу и, размахивая ею, пояснил возмущенно:
— А свидетеля ты не трожь, это наш главный козырь в борьбе с преступниками. Когда, кстати, ты ее выпустишь отсюда, из своего зверопитомника?
— Как только, так сразу, — разочарованно буркнул главврач.
Владимир Павлович посмотрел на притихшую, а вернее сказать, замороженно сидящую Анну, подмигнул ей, указав головой на врача, сказал, надевая шляпу:
— Я серьезно у тебя спрашиваю, когда ты ее выпи шешь?
Егор Михайлович, как бы шепча про себя молитву, пошевелил губами и, посмотрев сухо на следователя, вяло ответил:
— Сдаст анализы, пройдет медаппаратуру, а также тесты, и свободна.
— Ну, и слава Богу! — вздохнул следователь. — Мне еще надо доложить начальству, взять командировочные в Оренбург, заказать билеты на самолет и выпросить напарника для ведения дела по месту преступления, а вы, — обратился он к сжавшейся Анне, — подумайте, повспоминайте, может, что еще было? И он, поправив шляпу, пошел к двери, не оборачиваясь, бросил шутливо врачу: — А ты мне еще на площадке попадешься, там на перекуре мы с тобой и потолкуем по-свойски.
— Вали, вали, шпана прокурорская, — безобидным тоном крикнул ему вслед Егор Михайлович, пересаживаясь в свое кресло за столом.
Неделя была заполнена всяческими процедурами, сдачей анализов и беседами с врачами. А через неделю пришел следователь вместе с молоденькой девушкой.
— Познакомьтесь, — представил он ее, — Епищенко Римма Афанасьевна — мой помощник по вашей трагедии.
Девушка молча передала Анне гостинец, кулечек с яблоками, и улыбнулась приятно.
— У вас есть еще какие-нибудь дополнения к рассказанному вами на предыдущей встрече? — пропуская первыми Анну и Римму в кабинет главврача, поинтересовался Владимир Павлович.
— Да, есть, — присаживаясь в предложенное следователем кресло, сказала Анна. — У златозубого, которого так и называл горбун, был пистолет.
— Откуда вы знаете?
— Он бил рукояткой пистолета сестру по почкам. Вы мне верите? — открыто посмотрела она в глаза Владимира Павловича.
— Если не фантазируете, не выдаете желаемое за действительное, то верю!
— Зачем мне это? — удивилась она.
— Не знаю, — откровенно признался следователь. — Да, впрочем, что это я, извините! Скажите, документы у вас какие есть при себе?
— Она пожала плечами:
— Я не знаю.
— Да нет у нее ничего! Кроме больничной карты с вымышленной фамилией, — вступил в разговор Егор Михайлович.
— Возьмем справку из прокуратуры, а уже в Оренбурге восстановим паспорт, — певуче вставила Римма Афанасьевна.
— Так и поступим, — согласился Владимир Павлович. — На послезавтра готовьтесь к другой ипостаси, — сказал он Анне, открывая створку окна. — Какая буйная весна. Кажется, весь мир ожил и все купается в солнце. Даже работать не хочется, а хочется быть на природе, в лесу и слушать птиц, — шумно вдыхал он утренний свежий воздух.
— Это все лирика; скажи, когда тебя домой-то ждать? — отрезвил его и вернул к действительности главврач.
— Когда рак на горе свистнет, недельки через две, а может и через три. Ты бы лучше готовил Лебедеву к отъезду, чем попусту молоть языком, вот, зараза, обязательно надо испортить у друга цветущее настроение. Скотина, доктор, — смешливо с улыбкой бранился Владимир Павлович.
— Чья бы корова мычала, — под стать обрезал, как ему казалось, слюнтяйскую философию друга главврач. И тут же обратился к Анне:
— Ну что, Лебедева Анна Ивановна, послезавтра увидишь родные места и враз все неприятности забудутся, все забудешь: и эту шалую больничку, и врачей-садистов, и противные уколы, все к чертям. Да, оно, наверное, и правильно, зачем держать в себе плохое и постоянно вспоминать о плохом в своей жизни.
Анна, потупив голову, шепотом ответила:
— Нет! Не забуду до самой смерти. Рада бы забыть, да не смогу.
Оренбург их встретил радужным дождем. По лесополосам еще лежал ноздреватый снег, а асфальтированные улицы в городе были чистыми, как умытые. Такими же чистыми виделись дома и деревья. Все вокруг было восторженно ярким и радостным. Таким все было для Анны. Но черные, гнетущие воспоминания о мерзком прошлом нет-нет да омрачали ее постаревшее лицо.
Поселили их в маленькой гостинице, а точнее в двухэтажном особняке недалеко от прокуратуры, и выдали талоны на питание.
На следующий день она пошла со следователями в прокуратуру и в присутствии семи человек пересказала свою историю о похищении их с сестрой. Трое были из милиции, видно, большие чины. Один моложавый, рыжий и конопатый подполковник, начальник районной милиции, выслушав душераздирающую историю об издевательствах над женщиной, с усмешкой предположил: «А не фантазия ли все это больного человека».
— Какие вы оперативные молодцы! — встал из-за стола и пошел по комнате вдоль сидящих Владимир Павлович. — Вас послушать, так в вверенной вам области тишь да гладь, да божья благодать, именно такие отчеты от вас и поступают в Москву. Зализанные, замазанные, одним словом, шелковые. А на самом деле, что у вас творится, уму непостижимо — похищение и убийство людей, являетесь перевалочной базой для транзита наркотиков в Москву, киллеры в основном из провинции, как вы, тоже, наверняка, в курсе. И весь этот малоперечисленный криминал на вашей совести. Я, конечно, не верю, что вы все поголовно в связи с мафией, но такое высказывание «фантазия больного человека» наводит на нехорошие мысли. А позвольте спросить, не по вашей ли нерасторопности и недогляду она попала в больницу через столько лет. А вы еще с таким апломбом заявляете «больная фантазия», что за детский лепет, пытающийся оправдать свою некомпетентность в данном вопросе? Я понимаю, что все вы боитесь потерять свое теплое место, да и погоны заодно, но постарайтесь быть профессионалами своего нелегкого дела. Вы щуки в озере для того, чтобы карась не дремал.
Владимир Павлович плеснул в стакан минералки из бутылки, глотнул, посмотрел сквозь стекло стакана на сидящих в кабинете и закончил, присаживаясь на свое место:
— Анна Ивановна дала нам легкое описание преступников, так сказать набросок, а теперь дело за главным: найти как можно скорее преступивших закон.
— Найти иголку в стоге сена, — ляпнул оскорбленно все тот же веснушчатый подполковник.
— Некомпетентных людей прошу не беспокоиться, — бросил веско Владимир Павлович, косясь на конопатого.
В кабинете повисла тишина.
Смотря на прокурора, поднялся из-за стола высокий мужчина, начальник следственного отдела областной прокуратуры Крюков, и, поправив рукава пиджачка, начал говорить:
— Мы тут были предупреждены об официальном приезде важняка из столицы, и потому я захватил с собой кое-какие материалы по делу Лебедевой Анны Ивановны. На ваши необоснованные упреки я должен заметить, что ведем мы это дело, не согласовывая с милицией, давно. С начала девяностых. С полной неразберихи в стране, которую подарила нам Москва. — Он, не скрывая, поморщился, но, заручившись поддерживающим взглядом прокурора, открыл лежащую перед ним папку и, прокашлявшись, продолжил, тоном ниже:
