Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1
Реформатор
Реформатор был на крупной партийной работе, в период либеральных веяний поверил в их серьезность и затеял в своем ведомстве радикальные преобразования. Его одернули. Он закусил удила и попер со своими проектами в самые верхи. Тогда его сначала скинули, потом — стукнули, наконец — засадили в Белые Столбы, где он оттрубил лет семь. Освободившись, он засел за изучение первоисточников и стал сочинять свои реформаторские проекты в полном соответствии, как он полагал сам, с марксистской наукой. Сначала я пытался убедить его в том, что марксизм не наука. Но он не поверил и ту же написал на меня за это донос в дирекцию и партбюро. Я уличил его в нечестности (а что мне оставалось делать?) и отказался «работать» с ним. Но он привязался ко мне «душой и телом» и не давал мне проходу. Он подстерегал меня в самых неожиданных местах. И чем больше я громил его проекты, тем настойчивее он ловил меня. Однажды он признался что ему нужен именно такой «умный противник», ибо только в борьбе с таким «умным врагом» он оттачивает свое учение, вернее — свое добавление к марксистско-ленинскому учению.
Его проекты охватывали все сферы жизни, начиная от водочных бутылок и кончая структурой высшего партийного руководства. Зачем повышать цены на спиртное, говорил он, например. Надо повысить цены на бутылки. А что это даст? — возражал я. Бутылки сдадут — обратно надбавку получат. Эх ты, говорил он, а еще ученый. Кто сдаст, а кто не сдаст. Разобьет, выбросит. Знаешь, сколько процентов посуды сдают обратно? Тридцать процентов. Ну, будут сдавать пятьдесят процентов. А за счет прочих пятидесяти вот как будет прибыль! Гляди сюда. И он начинал лихорадочные расчеты, в результате которых получал миллионы и миллионы прибыли. В другой раз он принес проект нового территориального членения страны. Россию он предлагал разделить на три республики — Западно-Российскую (со столицей Петроградом), Средне-Российскую (со столицей Новосибирском) и Восточно-Российскую (со столицей Владивостоком)] Построить новую столицу СССР на Волге, назвав ее Ленин. Заменить весь чиновничий аппарат машинами, введя для этой цели по всем вопросам специальные бланки, удобные для машин. Высвободившуюся армию чиновников (тридцат миллионов человек с семьями) равномерно распределить по отдаленным районам страны. Причем сделать это насильно, используя армию. Население Москвы благодаря этому сократится вдвое, и будет решена жилищная проблема. А все иностранцев перевести в новую столицу Ленин, в результате чего они не смогут общаться с населением и дурно влиять на него. И сведения не смогут собирать. В третий раз он принес проект новой структуры власти. По этому проекту отменялись советы, профсоюзы и комсомольские организации. Все их функции передавались особым отделам при райкомах и обкомах партии. По его подсчетам благодаря этой Реформе высвобождалось еще двадцать миллионов населения, которое тоже могло быть использовано для освоения Сибири. Потом он предложил ликвидировать семью, сдавая детей государству. Тем самым, по его подсчетам, можно высвободить еще... Наконец, он подловил меня по выходе из института и шепнул, что хотел бы обсудить со мною проект реорганизации Органов Государственной Безопасности. Я шепнул ему в ответ, что придерживаюсь на этот счет самой радикальной точки зрения: эти Органы надо ликвидировать. Он шепнул, что согласен со мной, но считает, что их надо уничтожать путем всемерного укрепления. Я спросил, как он это мыслит конкретно. Он сказал, что мыслит это в виде поголовного вступления всего населения в Органы. Всех не примут, сказал я, у них строгий отбор. Он захихикал: он нашел способ обвести Их вокруг пальца, чтобы Они сами не заметили, как все... буквально все, без исключения...
Послание Качурину
Ответь, куда идешь-бредешь,
Роняя перхоть с влас немытых?
Остановись! Не знаем мы тут,
Какой должна быть молодежь.
Ломай отжившее! Пора!
Яви нам высшую науку!
Взгляни, с ней вместе тянут руку
Из КГБ инструктора.
Философское спокойствие
К чему слезы и негодование, говорит Он. Относись ко всему с философским спокойствием. Трудно? Ерунда. Это только с непривычки. Хочешь, я тебя научу, как добиться этого? Представь себе, ты смотришь на некую Планету и видишь на ней полчища живых существ. Вот ты видишь, например, как одна армия этих существ (обозначим ее А) напала на другую армию существ (В) и уничтожила ее. Что ты переживаешь по сему поводу? Верно: ты констатируешь, что А напали на В и уничтожили последних. Ты, далее, наблюдаешь жизнь А. Видишь, что они неоднородны. Некоторые из них (С) получают больше жизненных благ, чем другие (Д), и эти блага у них лучше. Что ты скажешь по этому поводу? Существа С живут лучше, чем Д. Продолжать? Хорошо, умолкаю. Это очень прстой и общедоступный прием. Но применять его надо систематически, ежедневно и ежечасно. Главное, подчеркиваю, не надо персонифицировать происходящее. Видишь, например, прекрасную дачу, констатируй с удовлетворением: некоторые существа материального мира имеют прекрасные дачи. Видишь, присвоили звание маршала партийному боссу, опять-таки констатируй с удовлетворением: у этих существ материального мира принято присваивать высшие воинские звания высшим партийным руководителям. Видишь, академику Канарейкину присвоили звание Героя Социалистического Труда и дали Ленинскую премию, снова констатируй и констатируй: среди существ материального мира в данной области пространства принято награждать высшими почестями самых подлых, самых глупых и невежественных негодяев. Поверь моему жизненному опыту, три-четыре года такой тренировки — и тебе будет в высшей степени безразлично, кого избрали в академики, кому присудили докторскую степень, чью книжку напечатали, кому дали квартиру, кого выпустили за границу... И кто знает, может, премию к празднику подкинут рублей двадцать пять, может, зарплату повысят на пятерку, может, соцстраховскую путевку дадут в дом отдыха на двенадцать дней...
Ты прав, говорю я. В общем-то я к этому и тяготею подсознательно. Но для философского спокойствия нужен какой-то прожиточный минимум. Вот, например, у меня ботинки износились, надо новые покупать. Приличные ботинки стоят... сам знаешь. Сам в дерьмовых ходишь? Ну и ходи. Тебе можно, ты уже стар. А я еще молод, для меня еще играет некоторую роль, во что одеваться. И брюки у меня, между прочим, на ладан дышат. А знаешь, сколько... И есть тоже хочется. Хочется подарок любимой женщине... Не смейся, пожалуйста, я честно говорю!.. В ресторан ее сводить. В театр. А в театр в таком рванье идти не очень-то приятно. А главное — книги. В магазинах хорошие книги не купишь, а на черном рынке... Обходиться без книг? Но ведь я уже испорчен, меня к культуре тянет. А самому выдумывать — долго ли протянешь?!
С тобой бесполезно спорить, говорит Он. В таком случае — в бой! Будь с теми, кто убивает и вылезает вверх! Чег тебе стоит защитить диссертацию? Напиши бездарную муть и пропустят без звука. Кстати, тебе Некто намекал что-то насчет «редакторской работы» над его рукописью. «Отредактируй» и будешь кандидатом и старшим. И квартиру получишь, и будут новые штаны. И колготки сможешь подарить любимой женщине. Глядишь, и за границу съездишь.
Намек был такой, говорю я. И я его обдумываю. Попробуй, сохрани философское спокойствие в такой ситуации! Знаешь, что со мной будет, если откажусь? То-то и оно! Нет, брат философское спокойствие — это не для нас. Это для пенсионеров.
Послание Тормошилкиной
Умнее ты, бесспорно, всех
Дурейших дур из института.
И выдающийся успех
Тебе предуготовлен тута.
Удел свой каждой твари дан.
Кому — ползком, кому — крылато.
Гори, гори, Бруно Джордан!
Расти, расти, моя зряплата!
Восток и Запад
— Знаешь, в чем главное различие Западной и Восточной, то есть нашей, цивилизаций? — говорит Восточник. — В том, что Запад — лезущая вверх цивилизация. Потому он держится на всякого рода подпорках. Мы же — падающая вниз цивилизация. Нам нужны не подпорки, а лишь дырки. И потому дни Запада сочтены. Выигрываем в чем-то мы — вышибаем какую-то подпорку у Запада. Выигрывает Запад — сам из-за этого теряет подпорку. Для меня потому нет проблемы: Восток или Запад? Для меня потому есть проблема: как жить, когда на всей планете останется один сплошной Восток.
— Для меня, — возражает Западник, — «Восток» и «Запад» суть понятия социальные, а не географические. Борьба Востока и Запада идет как на Западе, так и у нас. Вот ты говоришь, что для тебя проблема — как жить в условиях всеобщего Востока. А это означает проблему: как сохранить хотя бы крупицу Запада в будущем всеобъемлющем Востоке.
