Марк Хелприн - Солдат великой войны
Но и карабинеры не зря ели свой хлеб. Не обменявшись ни единым словом, даже не переглянувшись, они просто натянули фуражки поглубже, глубоко вдохнули, смирились с тем, что форма помнется, и пришпорили лошадей. Возможно, Алессандро принял бы иное решение, знай он, что оружие и подсумки карабинеров сконструированы и закреплены так, чтобы не мешать при скачке ни всаднику, ни лошади, а всадники всецело подготовлены к тому, чтобы мчаться как ветер и сражаться даже в такой вроде бы неудобной форме.
Он несся по дороге, тянувшейся вдоль разрушенного акведука. Арки пролетали мимо него, точно зазоры между вагонами товарного поезда, мчащегося в противоположном направлении. Дорога была чистой, ровной и сухой. Он опережал карабинеров как минимум на километр и чувствовал, что расстояние между ними увеличивается. Он мчался так быстро, что все, мимо кого он проскакивал, оборачивались, но на ровной прямой дороге лошади карабинеров каким-то образом стали превосходить в скорости Энрико с его мощными и сильными ногами, совсем как у лошадей, соревнующихся в конкуре.
Через пять минут погони Алессандро услышал два револьверных выстрела. Оглянулся. Карабинеры заметно сократили разделявшее их расстояние. Револьверы они держали в руках. Он даже мог разглядеть серебристые кокарды на красных околышах фуражек.
У него сжалось горло, но он сделал ставку на то, что лошади карабинеров устанут быстрее, чем Энрико, хотя бы потому, что и сами карабинеры весят больше, чем он, и седла у них массивные и тяжелые. Дорога поворачивала направо, ныряя в одну из арок акведука, потом вновь налево, а далее шла параллельно железнодорожным путям. С левой стороны тянулась канава, заполненная желтоватой водой, дальше начиналось поле, отделенное изгородью из колючей проволоки высотой по грудь. На другой стороне поля дорога и железнодорожные пути вновь шли параллельно. Этой «излучиной» Алессандро и намеревался воспользоваться, чтобы сократить расстояние до Лиа, и логично предположил, что может выбрать этот путь не только для того, чтобы догнать красотку, которая опережала его на двадцать минут, но и чтобы удрать от карабинеров. Поэтому, вместо того чтобы свернуть к аркам, он направил Энрико через канаву.
Жеребец обожал прыгать. Канаву он перемахнул с большим запасом, а потом буквально перелетел через изгородь. Карабинеры знали, что их лошади прыгать через изгородь не обучены. Они продолжили путь по дороге и исчезли за арками акведука. За первой изгородью последовала вторая. Потом третья, и только тогда Алессандро позволил себе оглянуться.
За спиной никого не увидел и понял, что карабинеры остались на дороге. Когда Энрико пересек поле и вновь вернулся на дорогу, они отставали уже на добрых два километра. В жарком мареве солдаты казались большой черной каретой, летящей по воздуху.
Алессандро услышал полдесятка револьверных выстрелов. Он знал, что теперь его судьба зависит не от принципов или уровня подготовки карабинеров, а от степени их злости, и понял, что из-за них ему придется как минимум год не показываться в Лаурентине, и в Рим предстояло возвращаться кружным путем, переплыв Тибр около Остии, где река широка и глубока, чтобы въехать в город с севера. Но об этом следовало подумать позже, потому что карабинеры не отставали. Когда же их лошади выдохнутся? Оставалось надеяться, что скоро, учитывая вес, который им приходилось нести на себе. Впрочем, значения это не имело. Алессандро мчался к лесу, где их ждали овраги, канавы, каменные стены, изгороди, где лошади приходилось вилять из стороны в сторону, а всаднику постоянно быть начеку, чтобы не наткнуться на толстые, как анаконда, ветви с острыми сучьями.
Если Энрико удастся сохранять лидерство еще несколько километров на прямой дороге, потом они исчезнут в лесу и карабинеры потеряют их навсегда. Конечно, они могут сделать несколько выстрелов наугад, но поймать беглеца им уже не удастся. А избавившись от карабинеров, Алессандро сможет неспешно, под шелест листвы и сосновых крон, добраться до берега, где на белый песок пустынного пляжа мерно накатывают волны, а ветерок охладит его взмокшую лошадь.
Образ волн и дующего с моря ветра заставили Алессандро сощуриться, в теле закололо, как от электрических разрядов. Дрожь пробежала и по Энрико, который понесся, словно ужаленный.
Но едва Алессандро попытался прикинуть, насколько они опережают карабинеров, за спиной раздался жуткий рев, и от неожиданности всадник едва не перелетел через голову лошади. Он обернулся и увидел гигантское яркое пятно, висящее в воздухе. Потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что это прожектор паровоза, который мчится по железной дороге. Миг спустя паровоз поравнялся с Энрико. Вращались колеса, взад-вперед ходили штоки, из котла вырывался пар, все гремело и лязгало, чтобы состав мчался по сверкающим рельсам.
Два человека в кабине и один в угольном ящике улыбались ему и махали руками. Они не знали, что он догоняет Лиа Беллати, а за ним самим гонятся карабинеры. Они просто радовались хорошей погоде. Гордились своим паровозом. И хотели посостязаться в скорости.
И почему бы и нет? Алессандро всмотрелся сквозь клубы пара и дыма, которые окутывали паровоз, и вскинул правую руку с оттопыренным кверху большим пальцем. Черный локомотив рассекал воздух и стучал по серебристым рельсам. Кочегар принялся подбрасывать уголь в топку, машинист и его помощник перестали улыбаться. Скорость поезда увеличилась, колеса вертелись как бешеные, их вид притягивал Алессандро к себе, как черный омут засасывает под мост. Ему пришлось бороться с желанием направить Энрико к паровозу.
Время от времени они проносились мимо изумленных людей, стоявших на дороге. Если бы путь загородили две телеги, он бы через них просто перепрыгнул. Он сомневался, что сможет обогнать поезд, и не обогнал бы, если бы скачка чуть затянулась, но они приблизились к лесу, и жеребец, почуяв его, прибавил прыти, словно его подгоняли невидимые звуковые волны локомотива.
Когда скачка закончилась, их уже со всех сторон окружала зелень. Лес, как и рассчитывал Алессандро, принял их в свои прохладные и нежные объятья. Они растворились в его тенях и постепенно сбросили скорость. Энрико непринужденно гарцевал, лавируя между деревьями и кустами.
* * *Если Лиа направилась в Лаурентину, рассуждал Алессандро, она бы пересекала лес по тропе, которая идет вдоль речки. Во-первых, самый прямой путь, во-вторых, самый красивый, да и после купания в море есть возможность тут же смыть с себя соль и согреться. Несмотря на то что стояла ранняя весна, температура воды в речке не уступала теплой ванне.
Почему она собиралась плавать одна, да еще выбрала для купания такое далекое место, он не имел ни малейшего понятия. И пусть окрестности Рима не идут ни в какое сравнение с Сицилией или Калабрией, едва ли одинокая девушка может чувствовать здесь себя в безопасности. Тут он едва не лишился чувств от мысли, что она могла приехать сюда для встречи с любовником. В этом случае все впустую: и попытка догнать ее, и бегство от карабинеров, и состязание с паровозом. От стыда ему не осталось бы ничего, кроме как эмигрировать в Аргентину. Он уже начал раздумывать об Аргентине, и не без удовольствия, но до отъезда ему хотелось доехать до того места, где речка впадает в море и увидеть Лиа и ее любовника среди дюн. Каким пронзительным взглядом он их окинет. А выражение лица у него будет как у спешившегося всадника в будапештском кафе, который, перед тем как пустить пулю в лоб, смотрит на любимую женщину и улыбается. Он все простил, потому что вокруг все такое сладкое. Даже в двадцать лет Алессандро знал, что его завораживает величие Пушкина, потому что, несмотря на оперные арии, итальянцы куда более практичны в таких вопросах, чем жители Центральной Европы, которые носили эполеты и шапки из медвежьих шкур, стреляли в себя и прыгали из окон с игральными картами в руках. В конце концов, многие итальянцы, включая Гарибальди, уезжали в Аргентину. А потом возвращались, умудренные опытом, дальновидные, с поседевшими усами, с лицами, изборожденными морщинами: встреча с Андами им пошла только на пользу.
Энрико пил теплую воду из речки, а Алессандро планировал строительство гасиенды в пампасах, когда на гребне дюны появилась Лиа. Ее поразило, что Энрико пьет воду, вытянув шею и широко расставив ноги, а Алессандро, что казалось почти невозможным, с головой ушел в свои мысли. Ему бы прыгать от радости, ведь он сумел обогнать ее, хотя она и выехала гораздо раньше, но он выглядел таким несчастным, и оттого нравился ей еще больше.
Когда ее кавалерийский скакун, чуть скользя по песку, спускался вниз, Алессандро в удивлении повернулся.
— Ты, должно быть, летел, — воскликнула Лиа. — Я все время гнала лошадь.
— Мы проехали через лес. — Он посмотрел на Энрико. — Он считает, что его долг — прыгать через изгороди и стены, продираться сквозь кусты и деревья и без устали бегать на длинные дистанции… а я никогда его не разуверял.
