Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
– Когда-нибудь, – отвечает Алекс. Его ладонь погружается в светлые волосы Саманты, взлохмаченные ветром, перепутанные, переплетенные, как ветви в джунглях.
Она говорит тихо-тихо, чтобы не сглазить:
– Здесь совершенно чудесно!
– Да, – кивает Алекс, – удачно, что мы застряли в Португалии.
– Как тебе не стыдно, – возмущается Саманта, – не смей так говорить!
Если бы не Алекс, они бы так и торчали в Лиссабоне. Когда стало ясно, что Америка закрыла воздушное пространство на неопределенный срок, он сказал: «Раз уж все так вышло, давай считать, что наш отпуск продлился на неделю. Ну, или на пять дней. Возьмем машину, поездим по Португалии. Здесь хотя бы не так много туристов, как в Риме. А когда все наладится – вернемся. Страна небольшая, пара часов – и мы снова тут. Просто еще одно путешествие».
Маленькая машинка петляет по зигзагам горной дороги, Джонни спит на заднем сиденье, Саманту чуть укачивает. Приоткрыв окно, она вдыхает вечерний воздух, и вместе с ним в машину врываются запахи горных трав, близкого моря, нагретых камней, европейские запахи, вечные, как сама история.
– Спасибо тебе за Джонни, – говорит Саманта. – Ему так важно, что ты с ним играешь, рассказываешь всякое… ты первый мужчина, который к нему серьезно относится.
– Он хороший парень, – говорит Алекс. – Только зря ты не даешь ему играть в нормальные игры.
– Ты же знаешь, – вздыхает Саманта, – я ненавижу эти ваши нормальные игры. Стрельбу и все такое прочее.
– Стрельба и прочее? – улыбается Алекс. – А как же твоя домашняя «черная пантера»?
Постер со скованным Мумией Абу-Джамалем все еще висит у Саманты в гостиной. На плакате Абу-Джамаль улыбается в желто-зелено-красном ореоле лозунга «Свободу Мумии!». Из-за дредов, спадающих на плечи, он похож на рэгги-певца.
– Ты отлично знаешь, я не одобряю их методов! – отвечает Саманта. – Но я считаю, что приговор сфабрикован. Именно потому, что я против насилия, я и выступаю за освобождение Мумии.
На концерте в защиту Абу-Джамаля шесть лет назад Саманта и познакомилась с отцом Джонни. Вот уж в ком не было ни капли насилия – худой, тщедушный, кожа да кости, он казался даже не черным, а серым. Она почему-то сразу вспомнила слово «абику»: на втором курсе зачем-то взяла класс по мифологии йоруба. Ей казалось, она оттуда вообще ничего не запомнила – а вот слово вылезло. В буквальном смысле абику – это не рожденный младенец, а в переносном – обреченный человек, нежилец.
Саманта понимала, что Билли обречен. Виной всему, считала она, нищета и голод.
Только потом поняла: героин. Впрочем, героин – еще одно слово для нищеты.
Вряд ли она любила его: просто Билли был беззащитен и слаб, Саманта хотела егоспасти.
– У тебя что, комплекс вины белого человека? – спрашивала Дениз.
– Нет, – отвечала Саманта, – для меня важно, что женщина может быть сильнее мужчины, может спасти мужчину.
– Тебе не кажется, что это вполне патриархальная модель? – возражала Дениз. – Называется – «жена алкоголика».
Билли любил заниматься сексом по утрам, пока она спала. Саманта думала, она возбуждает его спящей. Все проблемы Билли – от неуверенности, говорила она себе. На самом деле, у Билли было много проблем, и одну из них он наловчился решать в первые пять минут после пробуждения, пока утренний стояк ненадолго делал его тем неутомимым любовником, каким он хотел казаться. Лучше всего получалось без презерватива. Об этой хитрости Саманта догадалась слишком поздно.
Билли исчез, когда Саманта была на третьем месяце, а вместе с ним – ее украшения и 275 долларов, все наличные, которые были в доме.
Можешь, конечно, не заявлять в полицию, сказала Дениз, только не вздумай его искать.
На этот раз Саманта послушалась. Пожалуй, Джонни лучше расти без отца, чем с таким отцом.
– Я думаю, он будет архитектором, – говорит Саманта. – Даже в аэропорту, в магазине, он попросил кубики.
– Это чтобы сделать тебе приятное, – говорит Алекс. – К тому же ты все равно отказалась купить меч.
– Да нет же! Ему просто интересно про архитектуру. Про замки, про дворцы. Из чего они построены, как сделаны. Очень хорошо, что уже таким маленьким он смог посмотреть Европу.
– Если верить путеводителю, завтра Джонни увидит один из самых красивых монастырей Португалии, – говорит Алекс. – Там похоронены местные Ромео и Джульетта. Влюбленные со всей страны приезжают туда принести клятву верности.
– Мне нравится, что мы туда едем, – говорит Саманта и целует Алекса в шершавую щеку, пахнущую табаком, по́том и солнцем.
– Ты еще не знаешь их истории, – говорит Алекс.
– Расскажи.
– Ну, значит, король Альфонсу велел убить Инеш де Каштру, любовницу своего сына Педру. У них было трое детей, и Инеш выставила их перед собой, сказав королю, что он не посмеет убить мать своих внуков. Детей король пощадил, а Инеш его слуги все равно зарезали.
– Очень романтично, – морщится Саманта.
– О нет, романтика еще впереди, – улыбается Алекс. – Спустя много лет Педру стал королем. И первым делом лично казнил убийц своей возлюбленной, вырвав им сердца.
– Фу! – говорит Саманта и оборачивается. Слава богу, Джонни крепко спит.
– А саму Инеш король повелел выкопать из могилы и короновать. Ты только представь – сидит такая, извини за каламбур, мумия, и все целуют ей ручку!
– И это – история португальских Ромео и Джульетты?
– Конечно. Португальцы – такой народ. Они в Средние века пленных вообще не брали – говорили, мол, у нас страна маленькая, держать негде. Убивали на месте.
Саманта вздыхает:
– Вот, милый, скажи: почему тебе всегда нравятся такие истории? Чтобы сердца вырывать и трупы выкапывать?
Алекс смотрит удивленно:
– Ты, главное, нашла подходящий момент, чтобы спросить. По-моему, как раз три дня назад всем стало ясно: только такие истории и имеет смысл рассказывать. Чтобы не было иллюзий. Разве нет?
– Несмотря на то что это – сексистский стереотип, – отвечает Саманта, – я все-таки скажу, что мне больше нравятся истории про любовь.
– А я тебе про что? – говорит Алекс. – Именно что про любовь.
Любовь, думает Саманта, это совсем другое. Может быть, любовь – волшебная страна смуглых гномов за окном машины, тихое посапывание ребенка на заднем сиденье, мужская рука на моем колене, миг гармонии, еще одно путешествие.
Сказать давай сегодня так – все равно что прыгнуть с вышки. Разбежаться, закрыть глаза, оттолкнуться и взлететь, чувствуя на себе восхищенные взгляды одноклассников. Несколько секунд полета, каждая мышца напряжена, ладони сложены лодочкой, носки тянутся к небу, и ноги кажутся еще длинней. В пятнадцать лет у нее совершенное тело, купальник подчеркивает грудь, ни единого лишнего грамма жира. Всплеск – и обжигающий холод воды, и не хватает воздуха.
