Валерий Залотуха - Свечка. Том 1
– Оставайся, будешь в моем батальоне воевать, – предложил Лом, в который раз наполняя серебряные рюмки чачей.
– Как называется твой батальон? – поинтересовался Сергей.
– «Дружба народов»! – недолго думая, ответил чеченец и засмеялся.
Сергей опрокинул в себя самогон и задумался, хотя думать было не о чем. В новую свалившуюся как снег на голову жизнь он не вписывался: ни торговать, ни воровать, ни бандитствовать не хотел, да и не мог. Сергею было тогда тридцать три – для кого-то полжизни, для кого-то жизнь, а он словно не жил, да и не хотелось почему-то начинать. Профессии не было – инженеры силовых машин нигде не требовались, жена с приемным ребенком жила с родителями в Москве, но главное – не было у него больше ни матери, ни отца – состарившиеся, они нашли свой вечный покой на тесном и убогом кладбище поселка шахты 5-я-бис. И остался тогда Сергей Николаевич Коромыслов в Абхазии воевать.
…Классическая борьба, которую теперь называют греко-римской, отличается от вольной тем, что в ней нет подножек, и когда Лом сказал перед поединком, что он классик, Сергей не очень следил за ногами, потому что знал – спортсмены дерутся по правилам своего вида – такова сила привычки. И вдруг Лом сделал подсечку! Сергей грохнулся на картофельное поле так, что пыль столбом поднялась.
Девушки завизжали.
Парни замолчали.
Лому оставалось немного – дожать Сергея, придавить его лопатки к земле, но это как раз было невозможно – сил, элементарных сил у чеченца на это не хватило. И тут вдруг выстрелил, затрещал, загремел комбайн, и поединок пришлось прекратить.
В институте Лом-Али был активным комсомольцем, а в чеченском батальоне стал правоверным мусульманином. Всюду он носил с собой арабский Коран и маленький коврик с изображением Мекки, пять раз в день разворачивал его, опускался на колени и молился. Сергей в это время курил и смотрел вдаль. По вечерам за чаем или чачей они подолгу беседовали. Лом философствовал, чего раньше за ним не наблюдалось.
– Миром правят не умные и богатые, миром правят сильные. Ты – сильный. Но даже самый сильный без бога – ничто. Но нет бога, кроме Аллаха, – говорил он, испытующе глядя на своего русского товарища.
Про бога Сергей к тому времени кое-что знал и хотел знать больше, но про Аллаха слушал рассеянно, с некоторой даже тоской. Лом, однако, настаивал на своем:
– Ты сильный, и я сильный, а сила должна объединяться. Принимай ислам!
Сергей вежливо отшучивался:
– Я боли боюсь, обрезания не переживу.
Лом начинал заводиться и говорить о своей мечте – всемирном халифате, где будет порядок и все будут счастливы.
Однажды Сергей не выдержал и попросил:
– Ты мою страну из этих планов исключи.
– Почему? – удивился чеченец.
Сергей усмехнулся и напомнил.
– Помнишь, ты меня обманул, когда мы на картошке с тобой боролись?
Лом нахмурился и промолчал.
– Ты можешь меня обмануть, можешь повалить, но победить не получится. Никак.
Лом засмеялся, засмеялся и Сергей.
Вволю посмеявшись, они разошлись спать, а через два дня Лом-Али попытался оспорить это утверждение, не на словах – на деле, когда Сергей взял в плен двух грузинских полковников. Хотя громко сказано – взял в плен: те сидели в жару в прохладном погребе, пили и пели красивые грузинские песни, не заметив, что их отряд оставил село. И полковники они были липовые – звание ниже полковника грузины не признавали. Сергей закинул за спину их оружие, взял их обоих за шкирон и приволок в штаб. Обычно Лом обменивал пленных или требовал выкуп, а тут вдруг глянул на друга хмуро и сказал:
– Расстрелять.
Слышать это было неожиданно, и сознавать, что из-за тебя лишат жизни двух совершенно тебе чужих, но – людей, было крайне неприятно, однако Сергей знал, что война есть война и что грузины расстреляли недавно двух взятых в плен из их отряда человек. Поэтому он повернулся и пошел прочь, но Лом его остановил.
– Стой! Ты их взял, ты и расстреливай.
Был темный вечер, батальон сытно поужинал бараньей шурпой и курил у большого костра. Там было и человек шесть русских, из «русского взвода», которым командовал Сергей. Они продолжали курить, делая вид, что не слышат. Точно такая же реакция была у его русских сослуживцев в стройбате, когда ночью подходили к Сергею угрюмые чеченцы и говорили: «Вставай, идем драться». Их было двое-трое, а случалось и пятеро, и, конечно, Сергею было бы легче, если бы кто из своих, одноплеменников, пошел тогда с ним. Но свои старательно делали вид, что спят. И Сергей шел драться один. А утром, видя его подбитый глаз, удивлялись, негодовали и обижались, что не разбудил.
Кто-то из чеченцев многозначительно засмеялся.
Свои – курили.
Лом знал, что Сергей никого расстреливать не станет, и не ждал, когда он это скажет.
– А ты знаешь, что по закону военного времени делают с теми, кто отказывается выполнять приказ?
Сергей не ответил.
– А вы знаете? – обратился Лом к сидящим у костра.
– Их расстреливают! – радостно закричали чеченцы, русские же продолжали молчать.
– Кто его расстреляет? – Лом обвел всех взглядом, и русских, и чеченцев, но никто на это не отозвался, он остановился на грузинах. Один из них был грузин как грузин – черный, носатый с животиком, а другой – совершенно на грузина непохожий, рыжий, круглолицый, курносый, и звали его Вася, но при этом не было никаких сомнений, что он тоже грузин.
– Расстреляете? – обратился к ним Лом.
«Полковники» давно уже протрезвели.
– А потом нас? – мрачно спросил рыжий.
– Отпущу, клянусь Аллахом! – воскликнул Лом.
Грузины заговорили между собой, заспорили, переходя на крик, и рыжий ответил за двоих.
– Давай расстреляем…
К тому времени чеченцы уже разоружили Сергея.
Лом пустил его вниз по узкой, стекающей к морю тропе первым, за ним шли грузины, потом он сам – с маузером в опущенной руке, которым, как, смеясь, рассказывал, его дедушка убивал русских в гражданскую войну, а отец в отечественную, потом четверо из русского взвода – Лом без опаски подставлял им свою спину. Пленных обычно расстреливали у моря, чтобы все на него списать и не возиться в каменистом грунте с рытьем могил.
Сергей не верил, что его расстреляют.
А если и расстреляют, то не грузины, такого подарка Лом им, конечно, не сделает.
Свои?
Русские?
Соплеменники сопели за спиной, внешне не проявляя своего отношения к происходящему. Это был, несомненно, спектакль, финал которого знал только Лом-Али, да и он, как выяснилось потом, тоже не знал…
Сергей не испытывал страха, было какое-то гибельное равнодушие к своей жизни, которое передается через равнодушие к жизням других – в общем-то, обычное психологическое состояние на войне. И никого он не вспоминал и ни о чем не думал, когда привыкшее быть настороже ухо уловило вдруг где-то вдалеке хлопок минометного выстрела, и будто кто толкнул его в спину – повалился на землю и обхватил голову руками.
