Эрик Сигал - История Оливера
Поднимаясь на лифте в контору, я начал зевать. Мы спали совсем немного, и только сейчас я это почувствовал. И вид у меня был помятый. Когда мы останавливались выпить кофе, я купил одноразовую бритву и попытался побриться. Однако ни один из автоматов не продавал рубашек. Так что, ничего не поделать, у меня был вид человека, занимавшегося именно тем, чем я занимался.
— О, это мистер Ромео! — воскликнула Анита.
Кто, черт возьми, ей сказал?
— Это написано на вашем свитере! Альфа Ромео. Я думала, что это ваше имя. Вы, конечно, не мистер Барретт. Тот всегда приходит работать на рассвете.
— Я проспал, — сказал я, направляясь в убежище своего кабинета.
— Оливер, приготовьтесь к удару.
Я остановился.
— Что случилось?
— Атаковали разносчики цветов. Разве вы отсюда не чувствуете запах?
Я вошел в помещение, которое когда-то было моим кабинетом, а сейчас походило на огромную экстравагантную выставку цветов. Цветочные запахи везде. Даже мой собственный письменный стол казался клумбой роз.
— Кто-то вас любит, — сказала Анита, с наслаждением принюхиваясь.
— Карточка была? — спросил я, моля Бога, чтобы она ее не открывала.
— На ваших розах, то есть на письменном столе, — сказала она.
Я достал ее. Она была запечатана, с пометкой «Лично».
— Конверт из очень плотной бумаги, — сказала Анита.
— Я его держала на свет, но ничего не смогла прочесть.
— Можете идти на ланч, — ответил я, сухо улыбнувшись.
— Что случилось, Оливер? — спросила она, рассматривая меня. (Рубашка была слегка измызгана, но других улик не было. Я проверил.)
— Что вы хотите сказать, Анита?
— Вы совершенно перестали изводить меня по поводу телефонных звонков.
Я еще раз велел ей идти и развлечься за ланчем. И повесить на ручку двери табличку «Не беспокоить».
— У нас нет такой таблички! Тут не мотель! — Она ушла и закрыла дверь.
Открывая конверт, я чуть не разорвал его. Послание гласило:
«Я не знала, какие твои самые любимые, и не хотела разочаровывать. С любовью, М.»
Я улыбнулся и схватил телефон.
— Она на совещании. Могу я узнать, кто звонит?
— Это ее дядя Эбнер, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал потолще и получше. Пауза, щелчок, и внезапно — босс.
— Да? — Голос у нее весьма бодрый.
— Как это получается, что у тебя такой бодрый голос?
— Я на совещании с менеджерами Западного побережья.
Ага, верхний эшелон. Основная команда. А она демонстрирует им свою имитацию ледяной холодности.
— Я вам перезвоню, — сказала она, отчаянно пытаясь сохранить свой ледяной имидж.
— Я буду краток, — сказал я. — Цветы были прелестны…
— Хорошо, — ответила она. — Я свяжусь с вами.
— И еще одно, У тебя самая роскошная жопка.
Внезапный щелчок. Эта дрянь повесила трубку!
У меня заболело сердце, и дремотное оцепенение наполнило мою душу.
— Он что — умер?
Голос напоминал голос Барри Поллака, недавнего выпускника юридического факультета, который только что поступил в нашу фирму.
— Еще сегодня утром он выглядел совсем здоровым.
Это Анита, претендующая на Оскара по номинации «осиротевшая родственница».
— Как он сюда попал? — спросил Барри.
Я сел. Господи, да я спал на клумбе из роз.
— Привет, ребята, — пробормотал я, зевая, но притворяясь, будто после обеда всегда сплю на своем письменном столе. — Постарайтесь в следующий раз постучать, а?
— Мы стучали, — нервно сказал Барри, — много раз. А потом мы открыли дверь, чтобы посмотреть, все ли в порядке.
— Я в полном порядке, — ответил я, небрежно стряхивая лепестки с рубашки.
— Я приготовлю вам кофе, — сказала, выходя, Анита.
— Что случилось, Барри? — спросил я.
— Ну как же? Дело школьного совета. Мы готовили его вместе.
— Да, — сказал я, и тут до меня, наконец, дошло, что в другом мире я когда-то был юристом. — У нас разве не назначено совещание по этому вопросу?
— Да. Сегодня в три, — сказал Барри, перекладывая бумаги и переминаясь с ноги на ногу.
— О’кей, вот и увидимся в три.
— Но, мистер Барретт, сейчас в некотором роде полпятого, — сказал Барри, искренне надеясь, что его точность не оскорбит меня.
— Полпятого! Черт возьми! — Я вскочил.
— Я проделал большую работу и выяснил, — начал Барри, решив, что совещание уже идет.
— Нет. Послушайте, Барри, давайте встретимся по этому вопрос завтра, а?
Я направился к двери.
— В котором часу?
— Назначьте сами. Давайте прямо с утра.
— В полдевятого?
Я остановился. Дело о школьном совете было вовсе не на первом месте среди тех, которые я запланировал на утро.
— Нет, с утра у меня важная встреча. Лучше в десять.
— О’кей.
— В десять тридцать будет лучше, Барри.
— Хорошо.
Вылетая из двери, я слышал, как он бормочет:
— Я правда уже много выяснил…
К доктору я пришел рано, и сразу же был рад уйти. Лондон не настроился на мою волну, а кроме того, мне предстояло еще сделать много важных дел. Например, постричься. И подумать об одежде. Следует ли надеть галстук?
И взять ли с собой зубную щетку?
Черт, еще надо ждать много часов. И я отправился бегать в Центральный парк, чтобы провести время.
И пробежать под ее окнами.
21
Замок этой принцессы охранял целый полк. Сначала меня встретил Хранитель ворот, полный сомнений в законности моего присутствия на королевской территории. Затем он направил меня в вестибюль, где привратник за стойкой с коммутатором попытался проверить, действительно ли этого простолюдина ожидает монарх.
— Да, мистер Барретт — сказал Цербер в эполетах, — вы можете войти.
А ведь действительно, на его взгляд, я совершенно не отвечаю требованиям, которые предъявляются посетителям этого дома.
— Великолепная новость, — дерзко ответил я. — Не могли бы вы мне сказать, как попасть в квартиру Биннендейлов?
— Пройдите через двор, войдите в последний подъезд справа, затем — на лифте на самый верх.
— Какой номер квартиры?
— Там только одна квартира, мистер Барретт.
— Благодарю. Весьма обязан. (Надутый осел.)
На единственной двери номера не было. Равно как и никакой таблички с именами жильцов. Я сжал маленький букетик цветов, купленный на углу, и очень осторожно позвонил.
Спустя несколько секунд Марси открыла дверь. На ней было надето нечто шелковое, что носит дома женщина, если она царица Савская. Во всяком случае, то, что не было скрыто одеянием, мне понравилось.
