Галина Лифшиц - До свадьбы доживет
– Кто ж его знает? Хотелось бы… Раз такая жизнь разворачивается…
Потом вернулась домой Лушка, тоже не сразу узнавшая Тину. Поболтали, разошлись. Впервые за три месяца Тина достала из коробки с присланным Юрой скарбом свой ночной крем и поставила его на полочку в ванной.
– Завтра займусь наконец разбором всего этого. И вообще – дел накопилось, не разгрести.
Маленькая ночная серенада
Тина уже улеглась, когда задрынькал ее телефон. Она даже не успела глянуть, кто это о ней вспомнил на ночь глядя.
– Валентина? – раздался солидный дамский голос.
Свекровь! Вот это да! Опомнилась!
– Да. Слушаю вас, – бесцветно проговорила Тина.
– Все хотела с вами поговорить. Сдерживалась. Не хотела вмешиваться в личную жизнь сына.
– Вы прежде обращались ко мне на «ты», Элеонора Сергеевна.
– Теперь это невозможно, – отрезала свекровь.
– Хорошо. Я вас слушаю, – согласилась Тина.
– Да вот. Хочу понять все эти годы: что же вы за женщина?
– То есть? О чем речь, Элеонора Сергеевна?
– Когда мой сын наконец обретет творческую свободу? Ему надо творить. Его предназначение в этом, пора в конце концов понять. Ему нельзя решать бытовые вопросы. Он – человек искусства!
Вот оно что! Интервью кругами пошло! Кипит наш разум возмущенный! Тина нервно засмеялась:
– Человек искусства? А пердит за столом как настоящий, – проговорила Тина неожиданно для себя. Ну вот, честное слово, – совершенно неожиданно.
Свекровь поперхнулась.
– Хотя, – продолжила Тина, – порой у него это выходило совершенно музыкально. Советую вам прислушаться и переложить на ноты, Элеонора Сергеевна.
Свекровь пропищала что-то невразумительное.
– Очень рекомендую, – повторила Тина, – Может, «Маленькая ночная серенада» получится. Вариации на тему XXI века, а?
– О чем с вами говорить? – отчаянно выкрикнула свекровь. Бывшая свекровь, уточнила мысленно Тина.
– А я бы с вами с удовольствием поговорила, Элеонора Сергеевна. Давно хотелось спросить: а кроме гениального творца Юрия Ливанова у вас никого больше на сердце нет? Ваша внучка вас не волнует? Никак? Или она менее творческая? Хотелось бы разобраться.
– Я не считаю возможным продолжать этот разговор, – с достоинством произнесла мать гения.
– Вот-вот. А я не считала возможным его начинать. Не я вам звоню, а вы мне звоните. Почему бы мне не спросить вас об отношении к внучке?
Отбой. Вот и поговорили. И зачем было звонить? За сына вступилась. Интересно, Катя ей по душе пришлась? А почему бы и нет? Если она пространно и возвышенно говорит о Юрочкином гении, то вполне возможно. Ладно. Ну ее. По крайней мере вопросов к ней больше не осталось. Как и вообще ко всей прошлой жизни. Так думала Тина, снова укутываясь в одеяло.
И снова ожил телефон.
– Элеонора Сергеевна! Давайте спать ложиться, а? Отложим наши дебаты, – предложила миролюбиво Тина, – Утро вечера мудренее.
– Какая я тебе Элеонора Сергеевна? – послышался внушительный мужской баритон, – Ливанова, это же я, Леонидов. Владимир Анатольевич. Припоминаешь?
– О-ой! – закашлялась Ливанова.
Вот это денек! Ей ни с того, ни с сего позвонил очень нужный ей человек, эксперт антиквариата, с которым она еще в начале сентября собиралась посоветоваться насчет одного своего приобретения. А потом все из головы вылетело.
– Воюешь, знаменитый коллекционер? – весело отреагировал на ее удивление Владимир Анатольевич.
– Свекровь достала, – пояснила Тина, – Практически бывшая. Вот-вот развод у меня.
– Да знаю я. Сейчас только прочитал. Жена журнал принесла, смотрю – там супруг твой. Ну, я и поинтересовался. А то думаю, куда это ты пропала.
Тина вздохнула.
– Я тебе по делу звоню. Предложение, от которого не отказываются. Я, понимаешь, на аукционы езжу постоянно с…
Тут Леонидов назвал фамилию и имя, известное всей стране настолько, что Тина предпочла не поверить услышанному.
– И чем я могу быть полезна? – спросила она равнодушно.
– Всем ты можешь быть полезна. Я, понимаешь, ногу сломал. Позавчера. Два шага до машины, но как подлости быть, так уж обязательно случится. А мне через неделю на аукцион с господином лететь. И я вот эти два дня все думаю: кого вместо себя послать? Ведь никому верить нельзя. Отобьют ведь. Без куска хлеба оставят. А тут вот жена с журналом. И я подумал, что тебя мне провидение посылает. Ты чужого не возьмешь. Правильно, Ливанова?
– Ну да. Не возьму чужого, – подтвердила Тина, боясь догадаться, какое предложение сделает сейчас Леонидов.
– Поэтому я тебе и предлагаю: поезжай ты на этот аукцион. Он хорошо платит, меценат мой. Тысячу евро в день, перелет на его личном самолете, проживание – тебе и не снилось. Еще поездишь с ним по округе, поможешь кое-что приобрести, это за дополнительную плату. Только это один раз! Понимаешь меня? Исключительно по случаю моего перелома.
– Конечно, понимаю, – подтвердила Тина.
– У тебя шенген-то есть? Или делать надо по срочной?
– Есть. У меня годовая мультивиза, с сентября.
– Ну и все. Уффф. Камень с души упал. Только мне процент за посреднические услуги, Ливанова. Штуку евро отстегнешь.
– Договорились! Когда лететь? – деловито спросила Тина.
– Завтра ко мне подъезжай. Все детали обсудим. Ксерокс паспорта привези. Пиши мой адрес. Потом от меня уже к меценату поедешь.
Попрощавшись, Тина долго лежала без сна. Как интересно складывались сегодня обстоятельства. Странно устроена жизни: или совсем ничего, или сразу все. И еще: ей казалось, что все стало налаживаться, когда она как следует разозлилась. Кроме того, ей пришло в голову, что ей надо будет сказать большое спасибо Юре за его подлое интервью: похоже на то, что без него про нее никто бы и не вспомнил.
Под утро ей приснились родители. Будто она пришла в какой-то чужой дом, а там за столом сидели папа и мама, тихие, безмолвные. Они даже на нее не посмотрели, когда она вошла.
– Вот вы где! – воскликнула Тина, – Как хорошо, что я вас нашла! Я так давно вас ждала.
Отец и мать подняли на нее глаза. Очень спокойно, безмятежно. Словно спрашивали, а зачем же это они понадобились.
– Я устала. Я так долго горевала, плакала. И очень устала. Не могу больше.
– Чего ты не можешь? – спросила почти беззвучно мама.
– Жить. Потому что устала, – пояснила Тина.
– А что ты делала такого, чтобы устать? – услышала она голос отца.
– Я одна. Совсем одна. У меня горе. И даже вы не приходили, – пожаловалась Тина.
– Прям она устала, испласталась вся! Чего к тебе являться? У тебя все хорошо: ребенок, дом, кусок хлеба. Чего ты ноешь все? Все ноет она!
Кто из них на нее больше ругался, Тина так и не поняла. Она хотела сказать в свое оправдание, что все теперь пойдет по-другому. И чтобы они не сердились, она все поняла. Но ничего не успела: проснулась. Рядом стояла Клава и лизала ей руку.
Пора было вскакивать и бежать на прогулку.
Путешествие
Тина так много путешествовала в прежней жизни, но за прошедшие три месяца, казалось, забыла обо всем, кроме терзавшей ее изнутри тоски.
– Неужели я все еще разбираюсь в том, ради чего меня позвали на помощь серьезные люди?
Так спрашивала она себя. Наверное, так же думают те, кто восстанавливаются после серьезной травмы: «Неужели я снова смогу ходить? Неужели я вернусь к прежней жизни?»
Она легко собралась в дорогу: пара деловых платьев, брюки и свитер для «своего» времени, когда она сможет остаться одна и погулять по городу, две пары обуви., Книга, лэптоп, косметичка. На сборы ушло пятнадцать минут: сказался твердо усвоенный навык прошлых лет.
Впервые ей предстояло лететь на частном самолете. Тут все было в новинку. Во-первых, ей не назначили точное время, а спросили о ее предпочтениях: когда лучше вылетать: утром, днем, вечером. Тина, удивляясь возможности выбора и не очень веря в то, что к просьбе ее прислушаются, ответила, что лучше всего не рано утром. Ну, так часиков в двенадцать. Или чуть позже.
– В двенадцать тридцать вас устроит? – последовало вежливое уточнение.
– Конечно! А во сколько мне быть в аэропорту? За два часа надо приезжать? – полезла Тина со своими наивными вопросами.
– За вами заедут. За два часа не надо.
Тина не очень любила летать на самолетах, хотя и провела в воздухе солидную часть своей жизни. Да, ко всему человек привыкает. Но все равно: в глубине души она не понимала, как и почему громадная железная машина с кучей людей внутри себя отрывается от земли и летит себе потом над облаками. Законы физики – дело, конечно, серьезное, но ее обыденное сознание все равно не принимало до конца факт естественности полета. «Этого не может быть», – твердил ее страх перед сверхъестественным. И, вопреки логике, на огромных лайнерах ей почему-то было спокойнее летать, чем на маленьких самолетиках. Маленькие казались совсем уж ненадежными: подхватит ветер, понесет, затрясет, перевернет. По ее представлениям, частный самолет, предназначенный для перелета нескольких человек, обязательно должен был быть крохотным, и это ее очень пугало. Утешала только мысль, что, в принципе, сейчас ей совсем плевать, что с ней станет: ну, упадут и упадут. Даже легче. Кончатся ее страдания. Все решится само собой. И так просто. Одно только жаль, продолжала размышлять она о предстоящих испытаниях, жаль, что с дележкой квартиры не доведет она дело до финала. Потому что надо тут все закончить, получить право собственности на причитающуюся ей часть, а потом переписать свою долю на Лушу. И вот тогда… Тогда ей в этом мире действительно делать будет нечего. Клава, конечно, затоскует. Но, опять же, у нее останется Лушка, тоже не худший вариант. И Луше будет, куда привести жениха.
