Галина Лифшиц - До свадьбы доживет
Потом шли вопросы о гастролях, творческих планах прочее, прочее. Тина внимательно вглядывалась в фотографии своего родного дома, занятого новой хозяйкой, которая победно улыбалась на фоне картин знаменитых мастеров, рядом с Юриным роялем, с чашечкой кофе у уютного кухонного стола… Обычные позы, привычные постановочные кадры. Вдруг ее пронзила мысль: Стоп-стоп-стоп! Когда готовилось это интервью? Не вчера же? Сейчас у нас декабрь, а материалы для номера готовятся самое позднее за два месяца. Это еще в лучшем случае. Так что же? Юра, как только она ушла на Кудринскую, принялся организовывать общественное мнение? Ну да. Лушка с ним поговорила. Потом замки врезала. И он решил ответить. Да-да. В надежде, что если лягушка к декабрю еще не сварится, то уж после такого выстрела не очухается ни в коем случае. Разлетится на куски. Вот, значит, кого она любила и с кем жила! Самый некогда близкий человек оказался самым чужим и подлым.
Тина отметила мелкие, но значимые умолчания. Да, Юра сказал о том, что предложил ей при расставании половину стоимости. Но забыл вставить слово «первоначальной». А это – более чем существенная деталь. Но – ему дали слово, а ее не спрашивает никто! И что это за подлое словосочетание – постсемейная жизнь? Это что за новости в русском языке? И ведь как все подгадал! Как раз незадолго до суда вышел материальчик! На всякий случай – вдруг кто-нибудь умный загодя подсунет судье знаменитый журнальчик? Вдруг это поможет сохранить «общенародное достояние»?
Она ощущала силу неведомого ей до того гнева. И сила эта открывала ей глаза, требовала от нее:
– Прекрати подыхать! Ты не вареная лягушка! Живи! Ты еще будешь счастлива, назло им всем!
Тина решила, что обязательно позвонит в редакцию, объяснит, что в этом интервью много порочащей ее лжи. Она потребует опровержения. Справедливость – есть ли она на белом свете? Должна же быть?
– Ну, пропажа моя, иди, садись, рассказывай, – позвала Тину Марина, – Чего тебя так долго не было? Заросла вся. И вон – седых волос сколько себе насобирала.
– Что рассказывать, Марин? Слова все кончились у меня. Вот – глянь! Узнаешь?
Тина протянула парикмахерше журнал, открытый на интервью о долгожданном счастье. Та мельком глянула и ахнула:
– Это ж твой! Да ты что? Я еще не посмотрела журнал-то! Это он что? С новой бабой? Ну – эта своего не упустит. Эта – клещ энцефалитный, по глазкам видно. Это что ж такое, а?
– Это развод, Мариш. Вот-вот состоится. И он пляшет на моих костях. Вот – почитай.
Тина чуть не плакала.
– И хрен бы с ним! – решительно произнесла Марина, – Это ты все время его оплакивала, что ли? Вся серая! Ты что? Без мозгов? У тебя дочь какая! И сама ты – какая! С какой это стати делать, как они хотят – уничтожать себя?
– Ни с какой! – решительно подобралась Тина, – Я уже оживаю, Мариш. Вот, пришла же.
– И хорошо, что воздвиглась. И – давай-ка меняться! В корне. Меняйся до неузнаваемости, чтоб все прошлое ушло. Чтоб ты себя ту в зеркале не видела. Давай тебя другую делать!
– Давай! – радостно согласилась Тина.
– Значит так! Красимся кардинально. Хочешь – в пепельную блондинку? Тебе пойдет. И стрижемся. Никаких твоих пучков, хвостов. Все! Делаем карешечку задорную. Сразу почувствуешь себя девчонкой. Давай?
– Стричься – давай. Хоть наголо. А вот пепельную блондинку я что-то не очень хочу. Как-то не готова.
– Ну-у-у… Может, ты и права. Тогда – мелирование. Прядочки светленькие. Прядочки не очень светленькие. И все это будет чередоваться, так естественнее, правда. Ну? Решилась? Тебе хорошо будет.
Тина глянула на страничку с интервью и решительно кивнула:
– Решилась на все! Я тебе доверяю полностью! Меняем меня до неузнаваемости!
– Ну, тогда поехали!
Через полтора часа Тина смотрела на себя в зеркало, недоверчиво улыбаясь.
– Нравится? – добродушно спрашивала Марина, заранее уверенная в ответе.
– Неужели это я? Это же чудо что такое!
– Двадцать лет сбросила! Скажи?
– Да, Мариш! Забыть бы только эти двадцать лет, как страшный сон, – вспомнила о своем Тина.
Марина повернула кресло с восседающей на нем Тиной к себе и сказала негромко:
– Ты знаешь что? Вот эти вот фразочки забудь произносить. Раз и навсегда. Мало ли что в жизни бывает? Я, как краску тебе на волосы нанесла, прочитала интервью с твоим Юрочкой. Он же на тебя такой негатив выливает! Просто смертельная доза змеиного яда. А ты и довольна! «Ах, бедная я, несчастная!» Значит, откушала его угощения. Что? Еще хочешь? Чего о нем жалеть? Вот о таком – разве можно жалеть и убиваться?
– Та права! Как же ты права! – отозвалась Тина.
– Не перебивай, а слушай! Я тут такие истории узнаю, люди через такое проходят – в страшном сне не увидишь. И держатся. Выплывают. А ты? От тебя предатель отошел. И ты все о нем знаешь. И разве тут трагедии надо разыгрывать? Тут радоваться надо!
– Я радуюсь! – уверенно произнесла Тина.
– Еще бы ты не радовалась!
Марина снова развернула кресло так, чтобы Тина могла видеть свое отражение в зеркале.
– Ну? Чего тут не хватает? – спросила мастерица строго.
– Все идеально! – восхитилась Тина.
– Ничего подобного!
– А что? Бровки подправить? Реснички подкрасить? Так это я сейчас к Танюше загляну, она ждет.
Марина засмеялась:
– Ох, ты! Бровкин… Конечно, бровки, реснички, маникюр, педикюр. Все делай давай. Но я имела в виду счастливую улыбку на твоем лице. Посмотри, как легко тебя оказалось преобразить! Но так не всегда будет. Еще раз запустишь себя вот так, ничем уже не поможешь.
Тина широко заулыбалась.
– Я не запущу больше, Мариш! И я с тобой согласна. Мне практически о том же вчера родная дочь сказала. Другими словами. Но смысл тот же. Я восприняла.
– Ну и молодец. Поумнеть – никогда не поздно. Приходи через месяц. Не позднее. Вот я и посмотрю, насколько ты поумнела.
– Есть, шеф!
Тина чмокнула Маришу в щечку и отправилась в кабинет к косметологу.
Когда она вышла из салона, уже стемнело. Декабрь, что поделать – дни коротки. Давно она так надолго не уходила из дома. Как там Клава? И Лушка? Вот удивится, когда увидит ее чудесное преображение! Тина заскочила в Новоарбатский гастроном, быстро накупила всяких вкусных вещей: от икры до пирожных. Получилось полных два пакета. С ними пешком до дому не дойдешь. Она встала у обочины, собираясь освободить одну руку, чтобы остановить машину, но даже не успела проголосовать: резвый «Жигуль» притормозил на полном скаку, дверь распахнулась, веселый голос спросил:
– Тыбе куда, красавиц? Садис, паехали!
Машина дребезжала, тряслась и, казалось, вот-вот развалится. Но выбора у Тины не было, хотелось домой. У нее были планы на вечер. Наконец-то у нее были планы!
– Домой едишь? С работа? – жизнерадостно полюбопытствовал водила.
– Угу, – кивнула Тина.
Все эти разговоры с бомбилами никогда ее не занимали. А уж теперь-то!
– Ти красивый! – продолжал шофер, – Картинка просто.
– Спасибо, – пришлось отозваться Тине.
– Хочишь – ужин пайдем? Кофе пайдем – хочишь? – послышалось неожиданное предложение.
– Не хочишь, – ответила Тина.
Шофер понимающе кивнул:
– Муж у тибе есть, да?
– Да! – уверенно солгала Тина.
– У такой красавиц муж есть, канэшн, – вздохнул водитель.
– Конечно, – подтвердила Тина.
– У мине тоже жина есть. Двадцать лет вместе живем. Но я же не предлагать измен. Просто ужин пайдем – так я сказал. Или просто кофе пайдем. Что плохого? Миня Гагик завут. А тибя как?
– Ты откуда, Гагик? – не выдержала Тина, – Где это такое водится, чтобы при живой жене другую женщину на ужин звать?
– Среди люди водится такое! – уверенно заявил Гагик, – А я из Еревана.
– Нормально! Среди людей! Скажи еще: ты жене сообщаешь, что сегодня на ужин идешь с женщиной.
– Жина не сообщаю. А зачем ей? Она харашо жить. Я ей деньги даю. Все одеты, сыты. Она даволен. И я хачу быть даволен. Что плохо? Вот тибе бумага: пиши телефон!
– Какой телефон? – удивилась Тина, – Зачем писать?
– Пиши: Гагик.
Тина послушно написала на клочке бумаги, выданном шофером, слово Гагик.
– Теперь цифра пиши.
Гагик продиктовал ряд цифр. Тина записала.
– И зачем мне это? – спросила она, засовывая бумажку в карман пальто.
– Если захочишь ужин, звони: «Гагик! Я хачу ужин!» И ми пайдем ужин! А?
Тина расхохоталась.
– Красивый! – восторженно отозвался Гагик на ее смех, – Ты красивый!
В этот момент телефон его зазвонил. Он глянул на экран и сказал Тине:
– Жина! О!
Он отозвался и недолго общался с женой на родном языке. Закончив разговор, сообщил Тине:
– Жина звонил. Сапаги увидел магазин. Гаварить – деньги муж только на базар хадыть аставил. Я ей гаварить: вазми денги, купай, что хочишь. Я разрешаю.
Тина молча кивнула, не зная, как реагировать на историю о счастливой жене Гагика и ее новых сапогах.
