Миа Коуту - Божьи яды и чертовы снадобья. Неизлечимые судьбы поселка Мгла
— Причина всего заперта у нее в спальне. И зовется Бартоломеу Одиноку.
— При чем он?
— Из-за него Деолинда расхотела жить.
— Так она не от аборта умерла?
— Нет, все было совсем не так.
— Администратор, расскажите как оно было. Пожалуйста, расскажите мне правду. Я совсем запутался…
— Я больше не Администратор. От попутчиков узнал.
— Я тоже об этом слышал.
— У вас в стране тоже так бывает?
— Так — это как?
— Используют человека, а потом выкинут, как кожуру от банана?
По словам Уважайму, дело было простое. Он воспротивился неконтролируемой вырубке леса, не зная, что предприятие принадлежит влиятельному политику.
— Мы никогда не станем никем, если будем командовать в стране, как у себя на заднем дворе, и руководить экономикой, как будто это блошиный рынок. Знаете, кто сказал?
— Не знаю и знать не хочу. Мне бы теперь о другом…
— Но зато вот что хорошо, друг мой: теперь я могу напиваться при всех. Могу нализаться и выложить все, что на сердце накипело.
— Извините, Уважайму, но у меня в голове одна только Деолинда. Я не могу уехать отсюда, пока не пойму, что случилось с Деолиндой.
— Время у вас есть?
— Я жду автобуса. Думаю, он отправится нескоро.
— А хватит терпения дослушать до конца?
— В Африке я научился больше слушать, чем говорить.
— Слушать — тоже значит говорить.
Администратор приваливается спиной к дверям, тщательно сложив платок, аккуратно засовывает его в карман рубахи и только после этого приступает к рассказу.
— Это Деолинда убила Бартоломеу.
— Бартоломеу жив.
— Но недолго протянет. Она заразила его этой болезнью.
— Болезнью? Какой болезнью?
Администратор продолжает говорить, как будто не слышит. Деолинда вернулась во Мглу больной и своей болезнью отомстила старику, который изнасиловал ее в детстве.
— Да. Люди рождаются, не спросясь, и умирают без разрешения.
Дело было так: как только Деолинда вернулась из города, Бартоломеу снова взял ее в осаду. А из ада как вырвешься? Остается только самому заделаться чертом. Так красавица и поступила: соблазнила механика и напомнила ему о прошлых грехах. Раны во рту своей же слюной и лечатся.
— Бартоломеу все знал.
— Что он знал?
— Знал, что Деолинда больна и чем больна. По-моему, это было самоубийство, — подводит итог Уважайму.
И повторяет: старый механик был уверен, что заразится, но все равно бросился в роковые объятия.
Никто в поселке не знал всей истории до конца, только он и супруги Одиноку. Бартоломеу заперся в комнате. В знак траура по Деолинде и по самому себе. А Мунда? Она говорит, что ходит плакать к реке, но это неправда. На самом деле она ходит на могилу, вернее, ходит повидаться с тенью Деолинды.
— Болезнь Деолинды, дорогой доктор, это та самая болезнь, о которой вы думаете, но в терминальной фазе. За себя не боитесь?
— Ну, в Лиссабоне мы предохранялись.
Администратор с мудрой снисходительностью качает головой. Ладонь его поглаживает огромное пузо. Тот, кто, как он, хранит столько секретов, становится в конце концов властелином прошлого.
— Ну вот вы и знаете, как дело было.
— Вы уж меня простите, дорогой Администратор, но я слышал столько вариантов, что уже ничему не верю.
Вера нужна тем, кто пробуждается, вера нужна тем, кто приходит. А он отбывает, он задергивает душу теми же занавесками, от которых так сумрачно в доме супругов Одиноку.
— Ладно, можете не верить, но я еще расскажу вам о последних днях Деолинды Одиноку.
На самом деле конец не слишком отличался от начала: судьба не берегла красавицу Деолинду. Она была уже очень больна, когда пришла к Уважайму и попросила отвезти ее в Зимбабве к знахарю. Но там ей стало еще хуже. На обратном пути она так обессилела, что не смогла доехать до поселка. Сошла на предыдущей остановке и попросила, чтобы к ней позвали мать. Поселилась на маленьком немецком кладбище, куда из суеверия никто никогда не ходит. Там через несколько дней и умерла. Не потребовалось даже, чтобы сердце остановилось. Она до того иссохла, что, когда ее хотели похоронить, обнаружилось, что закапывать-то и нечего.
— И вот еще что, доктор…
— Говорите, я уже не слушаю. Я разучился слушать.
— Бартоломеу не насиловал собственную дочь.
— Говорите-говорите, мои уши уже ушли куда-то за горизонт.
— Деолинда ему не дочь, а свояченица.
Надо расставить все точки над «i». Деолинда — младшая сестра Мунды. Переехав во Мглу, супруги привезли с собой девочку и скрыли, кто она на самом деле. Они страдали оттого, что не могли иметь детей. Так что показывали всем сестренку Мунды и говорили: это наша дочь. Здесь их никто не знал, так что никто и не усомнился.
Вот потому-то и враждовали два старых земляка. Ссоры между Бартоломеу и Уважайму, взаимная злоба — все это было не из-за политики. Оба любили Деолинду.
— Хочу, чтобы вы знали, доктор: я ни разу пальцем не тронул Деолинду, ни разу не прикоснулся ни к матери, ни к так называемой дочери… Вы мне верите?
— Мунда мне рассказывала, что все как раз наоборот. Она говорила, что Деолинда даже аборт делала, потому что была беременна от вас.
— Все ложь. Мунда сама это сочинила и теперь убеждена, что я виноват. Вы мне не верите?
— Я никому не верю. Верил Деолинде. Думал, здесь ее застану…
Врач достает из чемодана альбом с фотографиями. Листает страницу за страницей, а Уважайму заглядывает ему через плечо.
— Я увезу Деолинду с собой на этих фотографиях… Смогу рассматривать их каждый вечер. Вот видите, на этой она совсем девочка…
— Извините, доктор, но это не Деолинда.
— Как не Деолинда?
— Это Мунда.
— Не может быть.
— Это Мунда. Я знаю. Я сам ее фотографировал.
Врач с недоверчивой усмешкой снова прячет альбом, медленно закрывает чемодан, встает и вглядывается в горизонт. Он пытается разглядеть машину, которая увезет его далеко отсюда. Но машины — ни следа.
— Я велел им заправиться горючим, — говорит Администратор.
Возможно, это последний его приказ. Однако ему беспрекословно повиновались. Отвезя врача в город, машина должна вернуться в поселок и отправиться на побережье. По срочному делу.
— Знаете, за чем я послал машину? Арендовать в устье реки какой-нибудь катер. Погрузим его в кузов и привезем сюда, во Мглу.
— А зачем нам катер в поселке?
— По просьбе Бартоломеу. Погодите, я вам покажу…
Уважайму достает из кармана листок, который недавно передал ему мальчишка и отдает его Сидониу.
— Прочтите. Эту записку прислал мне мой старый друг Бартоломеу Одиноку…
Врач берет измятый листок и читает расплывающиеся строчки. Отставной Администратор заглядывает в лицо португальцу и спрашивает жалобно:
— Видали? На это я вынужден тратить свои последние деньги…
Придется пустить налево часть суммы, которую он хотел израсходовать на предвыборную кампанию. А теперь потратит на аренду корабля.
— Бартоломеу псих. Что выдумал! Просит меня, чтобы на похоронах его тело, видите ли, находилось на борту судна…
Просьба дикая, но Уважайму намерен исполнить ее. А если деньги останутся, он, возможно, прикупит еще и краски, чтобы написать на борту «Инфант дон Генрих». Да только надо ли? Его старинный соперник почти совсем ослеп.
— Так что ж, ваша многолетняя вражда прошла?
Уважайму не отвечает. Только со значением улыбается.
Стряхивает пыль, успевшую осесть на чемоданах, и ставит на один из них ногу. Врач решительно поднимается:
— Извините меня, Уважайму, но мне надо идти… есть дело.
— Я знаю, что за дело.
— Можно вас попросить, чтобы вы постерегли мои чемоданы?
— Ступайте, дружище, я велю кому-нибудь посторожить. И послушайте, что я вам еще скажу, послушайте сердцем: вы не виноваты.
— В чем не виноват?
— Во всем этом.
— Что значит «все это»?
— Все, что здесь случилось с вами, с Деолиндой, с Мундой, с Бартоломеу. Иначе быть не могло. Это жизнь, а от жизни не излечишься.
Португалец сбегает по ступенькам. У него последнее срочное дело. Он не может уехать, не побывав там, где похоронена Деолинда.
— Я пройдусь немного и сразу же назад.
Португалец обманывает: говорит, что хочет проститься с поселком, со своей маленькой Африкой. Машет рукой Администратору и делает вид, что отправляется на рынок. Но когда чувствует, что скрылся с глаз Уважайму, выходит на шоссе и чуть ли не бежит по нему прочь из поселка до столба с табличкой первой остановки. Там он сворачивает к реке и идет, не останавливаясь, до первых могил. Торопливые шаги Сидониу Розы тревожат покой запретного места — немецкого кладбища.
— Я знала, что вы придете.
Голос Мунды не застает португальца врасплох. То, что она здесь, только подтверждает его подозрения. Мулатка сидит на камне рядом с железным крестом. Подойдя, Сидониу видит, что на самом деле это старый якорь. Тут, наверное, могила Деолинды, — думает португалец. — Бартоломеу, стало быть, соорудил на ней распятие из якоря.
