Инна Карташевская - Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии
— Ну, знаешь больничная еда, — состроила гримасу Рита. — Тебе бульон можно? Я завтра утром приеду привезу тебе. Утром, наверное, не пускают, но передачи можно приносить?
— Да какие передачи, здесь круглые сутки можно приходить, можно даже ночевать здесь, если хотите. Никто ничего не говорит.
— Ну да?
— А вот представьте себе. Вчера меня сюда привезли поздно, часов в девять вечера…
— А до этого где ты была?
— В приемном покое. У них приемный покой огромный, и там стоят такие же кровати как здесь тоже с занавесками и полно больных лежат, ждут пока к ним кто-нибудь подойдет. Меня когда привезли в больницу, я хотела встать и сама выйти из машины, но оказывется так нельзя. Меня эти ребята-санитары так и перевезли на этих носилках или каталке, не знаю, как у них это считается, и переложили там на кровать. Представляешь, я лежу там как дура, никто ко мне не подходит. Я позвала одну сестру, сказала, что меня тошнит, так она мне сунула в руки пакет и снова убежала. Правда, потом снова прибежала, дала таблетку от тошноты. И вообще, там все все время бегают, бегают, то кого-то привозят, то увозят, в одном углу кто-то кричит, в другом кто-то стонет, в общем какой-то сумасшедший дом. Потом, видно, моя очередь подошла и тут сразу все ко мне прибежали, померяли температуру, давление, взяли анализ крови и прочие анализы, сделали элктрокардиограмму, все на месте. Потом на рентген почек повезли. Встать и самой пойти нельзя. Возлегаешь на каталке как царица какая-нибудь, а бедный парень, санитар, тащит тебя по коридорам, стыдно просто. После рентгена я еще полчаса лежала в коридоре, пока он за мной пришел и привез назад. Потом я снова долго лежала, они ждали ответов на анализы и сказали, что вызвали ко мне уролога и нужно его подождать. Кушать, между прочим, дали прямо там. У меня к тому времени тошнота прошла, так что я все поела. Потом пришел врач, посмотрел анализы и сказал, что у меня камни в почках и мне нужно полежать в больнице несколько дней, и меня опять же на каталке повезли сюда. В общем, я разъезжала целый день. И знаете, когда меня положили в палату, то опять заново все анализы сделали и все измерили, и поставили эту капельницу. А еще я позже заглянула в комнату медсестер, а там нет ни кресел, ни диванов, только стулья. То есть они ночью действительно дежурят, а не спят. И на звонки из палат, вот видите у меня тоже здесь есть звонок, так вот они на звонки приходят, представляете.
— Ну, вообще-то, это так и положено, чтобы медсестры или санитарки приходили на звонки, — неуверенно сказала Рита.
— Положено-то положено, но ты когда-нибудь у нас в больницах такое видела? А у них, кстати, и санитарок нет. Вернее, есть, но они только убирают, а постель перестилают и моют лежачих больных сами медсестры, и при этом не ругают их и не злятся.
— А чего ж у них такой бардак в больнице, заходи куда хочешь, сиди сколько хочешь, и где хочешь?
— Ой, про бардак я вам сейчас самое смешное расскажу. Я вчера вечером тоже удивилась. Было уже девять часов, а в палате полно посетителей. Вон там в углу возле окна лежит пожилая женщина, видите, сколько у нее посетителей? Она, — Белла понизила голос, — арабка, а у них большие семьи, так вот вчера они все тоже были здесь. Она лежит, потому что у нее высокое давление, а они принесли ей несколько термосов с кофе, и все время его пьют, и она вместе с ними. И все время плачет, она проходила мимо меня, я спросила ее чего она плачет, думала, может, у нее случилось что-нибудь, она на иврите тоже говорит, а она мне отвечает, что плачет, потому что у нее давление не падает, все время высокое. Представляете, пьет кофе, не переставая, и плачет, что давление не падает. Умереть можно. И вся ее семья плачет вместе с ней. Мне вчера было так плохо, а у нее человек восемь сидело, и все одновременно разговаривают, уснуть невозможно. Ну, думаю, скоро же все-таки они уйдут, да где там, наоборот, еще и новые пришли. Знаете, мне уже просто интересно стало, думаю, посмотрю, до которого же часа, это будет продолжаться, наверное, в десять уйдут. Потом смотрю, уже половина одинадцатого, одиннадцать, а народ все прибывает и прибывает. И никому, кроме меня это не мешает. А все остальные больные, не поверите, в двеннадцать ночи, когда их посетители поуходили, сели играть в карты. И преспокойно играли до двух часов. Медсестры заходили, делали всякие процедуры, кому нужно, и даже слова им не сказали. Представляете, чтобы было, если бы это у нас там так?
— Вообще не представляем, — дружно и совершенно искренне ответили ей. — У нас бы там любая санитарка или медсестра так бы на них наорала или их вообще бы из больницы выгнали.
— Ну и правильно бы сделали, — сурово сказал Саша, как большой приверженец дисциплины. — Если вы больные, то лежите и болейте, а не играйте в карты.
— Да и не развлекайтесь. Лежите и думайте, что у вас болит, и сколько вам до смерти осталось, — рассердилась Белла. — А может, наоборот, люди отвлекутся от болезни и лучше себя чувствовать начнут. Ты думаешь у нас потому ничего не разрешали, что о больных заботились? Это просто отношение к людям там хамское было, вот и все. Вот я даже сегодня утром пример видела, — вспомнила она. — Я проходила по коридору, а там стояла старушка, русская, она держала в руках таблетку и чуть не плакала. Вышла медсестра, израильтянка, и старушка попросила меня перевести, что она не умеет глотать таблетки, дома ей кто-нибудь их разбивает. Я перевела кое-как, так медсестра побежала принесла ей йогурт, знаешь в магазинах тоже продается такой в пластиковых коробочках. Дала ей и говорит, чтобы она попробовала с йогуртом проглотить, так легче будет, а если не сможет, то она ей эту таблетку разобьет. А мимо проходила другая больная, тоже русская, здесь, кстати, русских полно, услышала и говорит с такой злостью, прямо чуть ли не с ненавистью к этой бедной старушке. «Я, между прочим, тоже врач. Я тридцать лет в больнице проработала. Так вот я бы тебе дала йогурт. Таблетки, она, видите ли, глотать не может. Ты у меня глотала бы как миленькая, и попробовала бы только пикнуть». Вот тебе и врачи оттуда.
— Знаешь, — задумчиво сказала Рита, — на самом деле все зависит от самого человека. Плохие и хорошие люди есть и там и тут.
— Между прочим, здесь им легче быть хорошими, — вмешался Юра, — у них здесь забот меньше. В магазинах все есть, зарплата большая, в больнице есть любые лекарства, вон приборов целая куча возле каждой кровати, все приспособлено, чтобы было удобно. А у нас там как было? Зарплата у врачей 120, у медсестер 80, а у санитарок шестьдесят. И ничерта нет. Я вон перед самым отъездом ходил зуб пломбировать к знакомому врачу, так он мне сказал, «У нас в поликлинике бормашины все старые, раздолбанные, хочешь, чтобы не было сильно больно достань себе лекарство, у нас даже новокаина нет». Мне Вовкина мать достала по большому блату какой-то лидокаин, это что-то получше. В общем, прихожу я туда с полным флакончиком, а хирург, который делал мне укол, как увидел, аж задрожал весь и говорит «Послушайте, вам же столько не надо. Давайте я вам сейчас укол сделаю, а вы остальное оставьте мне, пожалуйста, мне сейчас операцию человеку делать надо, а у нас ничего нет». Ну, я оставил ему, конечно, так он просто счастлив был. Минут пять меня благодарил и радовался, что теперь ему на целый день на все операции хватит.
— И вот что интересно, ребята, — вдруг удивленно прибавил он, — почему из всех стран на свете мы умудрились родиться чуть ли не в самой худшей, там, где ничего нет?
— Так ведь Родину не выбирают, — заржал Саша. — Знаете, есть такой анекдот. Два глиста, старый и молодой, просидели всю жизнь, пардон, в заднице у человека, и вдруг случайно выбрались наружу. А там солнышко светит, ветерок веет, птички поют, ну и все такое. Посмотрел молодой глист на все это и говорит:
— Смотри, папа, как здесь хорошо. А чего же это мы всю жизнь жили в заднице?
А старый глист ему сурово отвечает:
— Родину, сынок, не выбирают.
И Саша снова залилдся довольным смехом.
— Понятно, значит, мы всю жизнь просидели в заднице, — заключил Юра. — Ну, хорошо, что хоть теперь выбрались.
— Ну, хватит уже вам ерунду болтать, — вспохватилась, Рита. — Мы же так и не знаем, Белла, приносить тебе все-таки еду завтра или нет. Чем тебя здесь кормят?
— Да здесь много всего дают. На завтрак дали хлеб с маслом, яйцо, салат, творог со сметаной, такой же маленький йогурт, как я говорила, кусок пирога и яблоко. На обед опять салат из свежих огурцов и помидоров, суп, жаркое со здоровым куском курицы, опять кусок пирога, какой-то напиток запивать это все и апельсин. Мало, по-вашему? А еще эти коробочки с йогуртом и творогом целый день дают.
— Так, — задумчиво сказал Саша, — надо узнать, не можем ли мы все лечь в израильскую больницу, а то отдохнуть и поправиться бы не мешало.
— А тебя что, дома плохо кормят? — тут же возмутилась жена.
