Юрий Гельман - Зал ожидания (сборник)
Вначале его отбросило на несколько метров назад к рекламному щиту «Welcome to Marlboro country», но постепенно, пробуксовывая шлепанцами и скрипя зубами, с упорством, достойным олимпийского марафонского забега, Петухов стал продвигаться вперёд. С Алей он поравнялся уже на берегу. В грохоте прибоя она даже не слышала его шагов, и когда Петухов догнал беглянку и попался ей на глаза, – в этих глазах отразилось неподдельное удивление.
– Лёня, господи! – воскликнула она. – А вы как здесь очутились?
– Шёл за вами, след в след, – глупо улыбаясь, ответил Петухов и почувствовал, как ветер, искажая артикуляцию, выметает слова изо рта.
– А я думала, что никто кроме меня не решится в такую погоду высунуться.
– И я думал то же самое, пока не увидел вас. Надеюсь, я не испорчу вам прогулку?
Петухов почувствовал, что выбранный им тон по части этикета соответствует ситуации, и червячок надежды шевельнулся где-то в области солнечного сплетения.
– Что ж, давайте гулять вместе, – сказала Аля, взяв его под руку. – Вам не холодно?
– Пустяки! – парировал Петухов. – Июль всё-таки.
Они пошли вдоль пустынного пляжа, ступая по границе сухого и мокрого песка, и лишь изредка пенные брызги, сорванные с гребней волн, холодными плевками долетали до их лиц. Море откатывалось вспять, на добрый десяток метров обнажая сиротливое дно, и с новой силой, выворачивая волны наизнанку, швыряло их на берег.
– Вы когда-нибудь видели картины Айвазовского? – вдруг спросил Петухов.
– Да, в репродукциях, – ответила Аля.
– А я когда-то был в Феодосии, в музее. И видел их своими глазами. Что-то есть в этом море от его картин, – задумчиво произнёс Петухов, описывая рукой полукруг.
– Или наоборот? – спросила Аля.
– Сколько лет прошло, а море всё то же, – продолжил свою мысль Петухов. – Это самое древнее, что есть на земле.
Они снова замолчали. Петухову показалось, что приблизилась минута, когда можно было перейти к откровениям.
– Аля, знаете… – сказал он после паузы и осекся.
Она повернулась к нему. Он опустил глаза, потом тихо, почти невнятно сказал:
– Вы знаете, я иногда замечаю за собой дар предвидения…
Она остановилась, и приподнятые брови женщины выразили удивление.
– Да-да, иногда мне кажется, – продолжал Петухов, – что я могу предсказать развитие некоторых событий.
– Как интересно, Лёня! Но о чём вы? Я пока не понимаю!
Петухов замялся. Несколько секунд природная робость мешала ему говорить.
– Знаете, Аля, – решился он, наконец, – мне показалось, что наша встреча на этом прекрасном берегу была не случайной. Я, в общем-то, одинокий человек, и на протяжении многих лет, почти не испытывал дискомфорта от своего одиночества. Впрочем, что это я говорю! Ладно, проехали. – Он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Но сегодня, сейчас, в этот шторм, я чувствую, как во мне проснулся другой человек. Он не такой, каким я был раньше, и он не может быть один. Этот другой хочет быть с вами, Аля!
Петухов замолчал, поймал, наконец, её за руки. Она смотрела на него с нескрываемым удивлением, но где-то в уголках её глаз, ещё не замеченная им, уже бесилась, рвалась наружу усмешка. А он не видел ничего и говорил, говорил.
– Может быть, со стороны всё выглядит нелепо. Мы так мало знакомы, а я… Но поверьте, Аля, я не пляжный ловелас, я вполне трезвый и серьёзный человек. Я видел вас на дискотеке. Вы просто очаровательны! Честно! Вы вернули меня на четверть века назад, в мою юность. Ей богу, вчера у меня так же билось сердце. А он… Что он рядом с вами? Вы богиня! А он – жлоб с деньгами. Знаете, он даже слово «фамилия» произносит в среднем роде «моё фамилиё». Это всё так, пустое. Подумайте, Аля, ведь он уедет в свою Тюмень, а мы с вами останемся… Останемся рядом, в одном городе…
– Господи, Лёня, да что с вами! – воскликнула она, наконец. – Вы мне такого наговорили, я просто в растерянности, честное слово. Вы же меня совсем не знаете. И вдруг – такие слова… А если я замужем? Что вы тогда скажете? И при чём тут Сеня?
– О, вы не замужем, Аля, – протяжно заявил Петухов. – Таких женщин мужья самих не отпускают на море. Ведь так? Не в том смысле, конечно, что вам нельзя доверять… Вы просто… очень привлекательны…
– Ну, предположим, – сказала она с лёгкой досадой в голосе. – Но вы даже не знаете, как и чем я живу.
– Ну и что? Я всё узнаю, но позже. Поверьте, это не главное, Аля. Сначала я хочу вам сказать, напомнить, что мы живём в одном городе, и нет причины, которая бы не позволила нам сблизиться. Поверьте, я предчувствую это.
– Леня, вы смущаете меня своим напором! – воскликнула Аля. – Честное слово, еще вчера, познакомившись с вами, я и не предполагала, что все так повернется.
– Еще вчера я был другим человеком, – с пафосом сказал Петухов, глядя мимо Али в бушующую даль.
* * *От порыва ветра балконная дверь с треском захлопнулась. То ли от прохлады, метавшейся по комнате, то ли от грохота двери проснулся Талды-Булдыев.
– Лёнь! Слышь, Лёнь, – не поворачивая головы, сказал он. – Который час, а?
Вопрос повис в воздухе, как колечко дыма. Повернувшись на спину, тюменский буровик убедился, что соседа нет рядом, и сквознячок удивления слегка наморщил его широкий лоб. Потянувшись и протяжно зевнув, Талды-Булдыев опустил ноги на пол и задумался.
* * *– Знаете, Лёня, – после паузы сказала Аля, – вы мне очень симпатичны. Я даже не думала вчера на пляже, что мне с вами придётся вести такой разговор. Но ведь не всё так просто, Лёня. Вы меня совсем не знаете. А у меня, между тем, есть дочь, и ей уже десять лет…
– Ну и что? – встрепенулся Петухов. – Я очень люблю детей. Я уверен, что смогу найти общий язык… Это судьба, Аля, я знаю.
– Оставьте, вы неисправимы, Леня! – почти с раздражением сказала женщина. – Вы всё преувеличиваете. Мне кажется, это солнце сыграло с вами злую шутку.
– Вы хотите сказать, Аленька, что я вчера перегрелся? – обиделся Петухов. И тут же добавил, поймав новую мысль: – Да, во мне кипят чувства, и чувства эти благородны и чисты. Я понимаю, насколько трудно вам сделать выбор. Но уверяю вас, Аля, вы не разочаруетесь. Прошу вас, будьте… моим другом на всю жизнь!
Они остановились у скользкого зелёного валуна, и штормовой ветер, как колосья на пшеничном поле, прижимал к поверхности головы Петухова его жёсткие рыжие волосы.
Аля молчала. Женщина никогда не станет смеяться над чувствами, обращенными к ней. Даже если мужчина ей вовсе несимпатичен.
– Знаете, Аля, – после паузы сказал Петухов, подобрав камешек и швырнув его в волны, – я в своей жизни ни разу не признавался в любви. Не верите? Даже бывшей жене ещё в молодости я не говорил ничего подобного. Как-то так получилось, что мы обошлись без этих слов. Но вы, вы пробудили во мне родник красноречия. Я счастлив от нашей встречи и я не боюсь сказать, что после первой же нашей встречи, в одно мгновение… полюбил вас. Я готов сделать для вас всё, всё что угодно! Хотите, я набью морду этому Талды-Булдыеву?
Замешательство Али, владевшее ею несколько последних минут, легко разрешилось звонким смехом в ответ на запальчивые слова Петухова.
– А что? – кипятился он. – Чем я хуже? Подумаешь, бугай здоровый, ну и что?
– Не надо, Лёня! – смеясь, воскликнула Аля и взяла Петухова за руки. – Вы просто смешной мальчишка, и мне очень бы не хотелось вас разочаро…
Она не договорила. Порыв ветра, улучив момент, когда руки женщины были заняты, сорвал с её головы панаму и, подняв высоко над пляжем, швырнул к самому краю воды. Набежавшая тут же волна, не мешкая, подхватила головной убор растерявшейся женщины и, как драгоценную добычу, уволокла в пучину.
– Ой, надо же! – воскликнула Аля. Ее пепельные волосы взметнулись, как развёрнутое полотнище флага.
– Я сейчас! – вскрикнул Петухов, и не успела женщина опомниться, как он, освободив руки, в одно мгновение скинул с себя спортивный костюм, потом метнулся к воде и решительно зашагал по упругой полоске обнажённого дна. Белая панама была совсем близко, в нескольких шагах.
– Вернитесь, Лёня! Немедленно вернитесь! – крикнула Аля. – Вы с ума сошли!
Но Петухов не слышал её. Ему оставалось только дотянуться рукой.
Первая же волна опрокинула жалкую фигурку, накрыла смельчака с головой и, протащив несколько метров по дну, как щепку, захватила его обратно. Ещё несколько секунд Петухов отчаянно барахтался, пытаясь встать на ноги, потом ему уже не стало хватать набранного воздуха, он открыл рот, и горько-солёный поток с травой и песком заполнил его нутро. Он ещё успел подумать о том, что у него порезана ладонь и вспомнил, что не захватил из дому гиоксизоновую мазь. Сквозь мутную толщу воды мелькнул какой-то просвет, и тут же всё поблекло, потемнело, стало спокойно и тихо.
