Борис Виан - Сердце дыбом
— Деньги назад! Деньги назад! — вопили те, кто не смог сесть.
— Никаких денег! Садитесь, как сможете, или стойте — Богу это безразлично. Мы поставили на ваши стулья другие, ножками вверх, чтобы вы поняли, что за гроши, которые вы заплатили, вы и получите стул, но не место. Можете орать, вопить — Божья блажь дороже. Хотели получить сокровище благих — могли бы раскошелиться. Желающие могут доплатить на месте, но на том же месте и останутся. Искупление не купишь.
Судя по реакции публики, кюре хватил через край. Раздался треск. Жакмор обернулся и увидел в дешевых рядах кузнеца. Взяв по стулу в каждую руку, он что есть силы хватил одним о другой. Раз, еще раз. При втором ударе стулья разлетелись в щепки. Кузнец с маху швырнул обломки в сторону кулис — туда, где висел занавес. Это послужило сигналом. Все, кому достались плохие места, схватили лишние стулья и принялись крушить их. Кто не справлялся сам, передавал стулья кузнецу.
Поднялся дикий грохот, град обломков обрушился на занавес, некоторые залетали в просвет между двумя полотнищами. Один бросок оказался особо удачным — обломок попал в карниз, и занавес заходил ходуном.
— Не имеете права! — заголосил кюре через динамик. — Всеблагому Господу претят ваши хамские манеры, грязные носки, застиранные подштанники, черные воротнички и нечищеные зубы. Нечего и соваться в рай с жидкими подливками, тощей курятиной да мелкой фасолью. Бог — это серебряный лебедь, сапфировое око в лучезарном треугольнике, бесценный бриллиант в золотой ночной вазе. Бог — это тысячекаратное чудо, таинство белой платины, лавина драгоценных перстней малампийских куртизанок. Бог — негасимая свеча в руках облаченного в бархат прелата. Бог — в блеске злата, в жидких перлах ртути, в хрустальной ясности эфира. Бог видит вас, жуков навозных, дремучих смердов, быдло, и Бог за вас терзается стыдом…
Едва прозвучало запретное слово, поднялся дружный вопль, кричали все: и кто сидел, и кто стоял.
— Заткнись, кюре! Давай свое представление!
Огульный шквал возобновился с новой силой.
— Да-да, — не унимался кюре. — Ему за вас стыдно! Вы грубые, грязные, серые скоты, вы половая тряпка мироздания, вы гнилая картошка на небесных грядах, вы крапива в божественном саду, вы… уй-уй-уй!
Метко пущенный стул сорвал занавес, и взорам публики предстал кюре: в нижнем белье он приплясывал перед микрофоном, потирая макушку.
— Представление! Начинай, кюре, начинай! — ревела толпа.
— Ладно! Уй-уй! Ладно! — сдался кюре. — Представление начинается!
Гвалт сразу прекратился. Со стульями кое-как разобрались, мальчики-хористы окружили кюре. Один из них подал ему какой-то коричневый шар, который кюре надел на руку. Потом проделал то же самое с другой рукой. Наконец, облачившись в великолепный ярко-желтый халат, он выскочил на ринг и прошелся, прихрамывая и не расставаясь с микрофоном, который скользил по заранее протянутой у него над головой проволоке.
— Сегодня, — без предисловий начал кюре, — у вас на глазах я бесстрашно и решительно вступлю в бой с дьяволом. Бой будет состоять из десяти раундов по три минуты.
Недоверчивый ропот пробежал по рядам.
— Не смейтесь! — вскричал кюре. — Кто не верит, пусть не смотрит!
Он взмахнул рукой, и на ринг из-за кулис пулей вылетел ризничий. Запах серы разнесся по сараю.
— Неделю назад я сделал открытие, — объявил кюре. — Мой ризничий — сам дьявол.
Ризничий небрежно выдохнул изящную огненную струйку. Из-под его длинного халата выглядывали мохнатые ноги с копытами.
— Поприветствуем его, — воззвал кюре.
Прозвучали довольно жиденькие аплодисменты.
Ризничий явно был обижен.
— Найдется ли что-нибудь, столь же угодное Господу, чем это зрелище, подобное блестящим ристалищам, что некогда устраивали римские кесари, знавшие толк в роскоши и блажи?!
— Хватит! — выкрикнули из публики. — Давай драку до крови!
— Ладно! — отвечал кюре. — Ладно-ладно! Скажу вам еще только одно: вы презренные беотийцы!
Он скинул халат. Двое мальчиков из хора выполняли при нем обязанности секундантов. Ризничему не помогал никто. Мальчики принесли табурет, таз с водой и полотенце, кюре вложил в рот назубник. Ризничий же произнес некое кабалистическое слово — и черный халат на нем вспыхнул ярким пламенем и исчез в клубах рыжего дыма. Он ухмыльнулся и, приплясывая, стал разминаться. Кюре, побледнев, осенил себя крестным знамением. Ризничий возмутился:
— Удар ниже пояса, а ведь мы еще и не начали — так не пойдет, любезный кюре!
Третий хорист ударил колотушкой по медному чану. Ризничий покинул свой угол около столба-трезубца и вышел на середину ринга. Публика встретила этот сигнал восторженным вздохом.
Дьявол решительно бросился в атаку, проведя серию коротких ударов правой, из которых каждый третий прорывал оборону кюре. Тот же проявил неожиданную ловкость, ножки его, толстенькие, пухленькие, оказались, несмотря на хромоту, весьма проворными. Вынужденный отвечать только прямыми правой, он старался держать противника на расстоянии. Но вот, воспользовавшись моментом, когда дьявол утратил бдительность, наблюдая эффект новой атаки сбоку, кюре поразил его в грудь двойным ударом левой. Ризничий грязно ругнулся. Публика зааплодировала. Но не успел кюре насладиться торжеством, как получил молниеносный апперкот в нижнюю челюсть и еле удержался на ногах. Результатом следующей серии коротких слева явился подбитый глаз священника. Казалось, дьявол решил продемонстрировать весь арсенал приемов, которыми владел. Тела противников покрывались красными пятнами, кюре начинал задыхаться. Ризничий же держался отлично.
— Ваде ретро! — произнес кюре.
В ответ на это дьявол закатился смехом, схватившись за бока. Не растерявшийся священник влепил ему парочку ударов в лицо. Из носа дьявола потекла струйка крови. Но тут прозвучал гонг, и противники разошлись по углам. Вокруг кюре засуетились трое хористов. Публика, довольная видом крови, которая текла довольно обильно, аплодировала ему. Дьявол схватил канистру с бензином, отхлебнул и снова изрыгнул приличный сноп огня и копоти, слегка опалив провод микрофона. Бурная овация в зале. Кюре оказался на высоте, подумал Жакмор. И как организатор, и как боец. Блестящая идея — вызвать на поединок дьявола!
Тем временем маленькие секунданты тщательно обтирали кюре. Ему крепко досталось — следы ударов были теперь явственно видны на коже.
— Второй раунд! — возвестил хорист с гонгом и — бам! — ударил колотушкой.
На этот раз дьявол, казалось, вознамерился одержать победу, прежде чем истечет время боя. Он бешено атаковал кюре, не давая ему передохнуть. Шквал ударов градом обрушился на служителя Господа, если град может рушиться шквалом. Кюре все время отступал, а раза два, к неудовольствию публики, входил в клинч. Вдруг, улучив момент, в промежутке между двумя ударами, он обхватил двумя руками голову ризничего и вмазал ему в нос коленом. Дьявол взвыл от боли и отскочил.
В тот же миг хористы ликующе завопили в один голос:
— Он притворяется! Браво, кюре!
— Так нечестно! — уверял дьявол, держась за нос и корчась якобы от нестерпимой боли.
Кюре заскакал от радости, замахал руками, но лукавый его перехитрил: мгновенно оправившись от боли, он подскочил к кюре и дважды саданул его в печень, довершив дело сокрушительным апперкотом, который пришелся бы противнику в челюсть, если бы тот конвульсивно не дернул головой и не принял удар на левый глаз. Глаз тут же заплыл.
К счастью для кюре, прозвенел гонг. Он несколько раз прополоскал рот и велел мальчикам привязать к левому глазу сырой бифштекс с дыркой посередине, которая позволит поврежденному оку видеть, если к нему вообще вернется эта способность. Тем временем дьявол потешал публику разными шуточками и имел большой успех.
Третий раунд обернулся бы полным разгромом кюре, если бы он не прервал его на середине, прибегнув к заранее приготовленному предательскому маневру: прикрываясь одной рукой, он другой дернул за микрофонный провод. И в тот же миг на голову ризничего обрушился динамик. Дьявол, оглушенный, грохнулся наземь. Кюре же гордо совершил круг почета по рингу, потрясая руками над головой.
— Я применил технический нокаут и победил! — провозгласил он. — Сам Бог одержал победу в моем лице! Господь, податель блага и блажи! Триединый Бог победил за три раунда!
Из публики послышались редкие возгласы. На минуту повисла тишина — все завершилось слишком быстро. Затем разразилась буря протеста — селяне сообразили, что с них, выходит, дорого содрали за минуту. Жакмор встревожился: назревал крупный скандал.
— Кюре, гони назад монету! — орал зал.
— Нет! — уперся кюре.
— Гони монету!
В голову кюре полетел стул, за ним другой. Кюре покинул ринг под мебельной шрапнелью.
