Владимир Митрофанов - Зачистка территории
Павел и ребята. Но когда они уже почти подошли к столу, этот уголовный тип, только лишь на миг встретившись глазами с Павлом, тут же дал по тормозам и, точно так же ловко сделав вид, как давеча гаишник, что будто бы что-то забыл, свернул к стойке, и качка с собой потащил. Молодой же недоумевал, упирался и рвался в бой:
– Я не понял, ты чего, Зон?
– Да это же мент, да притом – опер! – возбужденно прошептал Зон ему прямо ухо, брызгая слюнями. – Посмотри на его рожу – тертый волчара! Только я на него глянул – тут же его и просек. Засада! Я ментов за версту чую! Говорю, тут засада! – Глаза его лихорадочно бегали, он даже притоптывал на месте от нетерпения – скорее бы бежать! Наверно, будь он один – уже далеко бы умчался.
– Да и наплевать, – сказал молодой, – все равно тут на нашей территории все менты свои! – Произнес он это на вид вполне уверенно, однако бывший битый зек с характерной фамилией Зонов был человек уже жизнью битый и такой уверенности вовсе не имел. При всей той лафе, в которой он жил уже как три года, выйдя из заключения, в нем постоянно свербила некоторая тревога. Вся его теперешняя работа состояла в том, чтобы пугать людей особыми тюремными ужимками и ухватками. Все это было вполне безопасно, а уж если и приходилось кого-нибудь избить, причем без риска реально получить сдачи, то в основном это делали за него молодые. За все ему платили хорошие деньги, однако в глубине этой черной души, как черт в коробочке, сидел постоянный страх, что все это непременно должно когда-нибудь закончиться. У него было постоянное ощущение, что вот-вот придут да и схватят за шкирку, – так же, как в детстве его нередко хватали и били за разные злые проделки, на которые он был мастер с пеленок. И вот сейчас, на краткий миг, увидев в пивной стальные глаза этого чем-то знакомого ему человека, он вдруг нутром почувствовал, что это вполне может быть началом конца. Его личный опыт показал, что ослабшее государство, как большое больное животное, которое грызут многочисленные паразиты, если уж слишком сильно его укусили или просто попал под горячую руку, может и прихлопнуть. И в один миг, при всем царящем вокруг беспределе, не обращая внимания на самые чудовищные преступления, просто за разбитый нос, за отнятую у какого-то простофили мелочь или мобильный телефон, оно может вцепиться намертво. И будет, как боевой бульдог, держать и жевать, заглатывая все глубже и ближе к горлу, и от этого уже ничто не спасет. Так и получилось в прошлый раз. На суде даже хотелось кричать: "А почему только меня?!" Его и сейчас нередко тягали в отделения в чисто профилактических целях – просто за преступную рожу. Он из-за этого и в Н.-то на электричке не ездил – тут же на вокзале почти сразу же и стопорили и обязательно хоть на часок да и сажали в "обезъянник". И хотя потом с сожалением отпускали, но уже обычно без денег – наверно, чтобы не забывался. "Ну, что, Зонов – скоро снова на нары?" – обычно спрашивал милиционер в пикете, просматривая его документы и сверяя их по ЦАБу. Это была уже дежурная шутка. А уж случись что-то реальное, но в обязательном порядке приложив сапогом хорошо по ребрам, положат лицом в грязь и сунут в переполненную вонючую камеру, и следователь будет скучным нудным голосом спрашивать и писать свои бесконечные бумажки, а потом отправится к себе домой драть жену, а он, Зонов, – на шконку. А толстая климактерическая тетка-судья из принципа даст ему на полную
– как рецидивисту, и тогда снова – этапы, голод и туберкулез. И там, на зоне, такой, как он – уже снова никто. А здесь же его просто спишут, а его подруга, юная "соска", живущая с ним, как он сам считал, конечно же, из-за денег (хотя где-то, надеялся, что любит, родит ребенка), тут же и забудет его, и завтра же будет жить уже с другим. Она, конечно, была шкура, блядь, но он ее по-своему любил и баловал.
Молодой напарник Зонова такого жизненного опыта еще не имел и решил завершить начатое дело, то есть разобраться, посчитаться за отлупленного двоюродного брата – того самого лысого длиннорукого негодяя, лупившего Витьку Зуева и уже, было, собрался духом. Он вразвалочку направился к указанному столику, чтобы хотя бы сурово поговорить, испугать, если не наказать, но когда подходил, у него вдруг начали подкашиваться ноги. Для таких случаев есть расхожая, но очень точная фраза: "ноги стали, как макаронины", – то есть вмиг ослабли, словно у боксера, хорошо получившего в торец. А ведь его вроде еще и не били. И он встал на месте, не зная, что и делать дальше, про себя проклиная Зонова, ведь, может быть, если бы тот не сказал, тогда бы получилось по-другому. Павел увидел этого стоящего столбом накачанного молодца и вдруг крикнул ему: "Эй, парнище здоровенный, давай-ка поборемся на руках – на кружку пива! Если не ссышь, конечно…" Парень, которого звали Керя, тут же пришел в себя, приободрился и решил победить хотя бы на руках – а там уж как получится. Сдвинув кружки в сторону, они сели напротив друг друга, сцепились руками в замок, кто-то дал команду. Оба напряглись.
Поначалу, показалось, что Керя побеждает, но потом медленно-медленно начал давить Павел, а под конец сильно с хрустом припечатал керину руку к столу. Керя взвыл, схватившись за кисть.
– Ладно, прощаю пиво, вали отсюда! – сказал миролюбиво Павел и вновь вернул на место кружки.
Зонов, вытянув шею, наблюдал все это издали, от стойки. Там он и встретил плетущегося к выходу Керю.
– Этот мужик – он мне руку сломал, гад! – чуть не плача, скулил
Керя.
– Ты чего, братан, не бзди – еще легко отделались! – весело ответил Зонов, хлопая его по спине.
Но на этом дело не кончилось.
– Кто этот с оскаленными зубами-то? Рожа чем-то мне знакомая, – спросил Павел ребят, кивая на Зонова.
– Это же Зон, в детстве он у моего брата как-то вершу хотел отнять. Мы тогда еще с ним подрались – известная сволочь! – сказал
Росляков, закусывая пиво сушеной рыбой. Потом добавил: – Это он
Ваньку Рыбина из самопала застрелил. Будто бы случайно.
Павел знал семью Рыбиных, вспомнил тут же и про Зонова. Рыбины в свое время ужасно пострадали от Зона. Этот чудовищный мальчик, как демон, преследовал их семью. С раннего детства он намертво прилип к их сыну Ване со своей дружбой и никак от него не отставал. В нем точно бес сидел. Еще в детском саду Зон какой-то веткой выколол Ване глаз, а уже в возрасте семнадцати лет убил его окончательно, в упор выстрелив из самопала в голову. Впрочем, все забавы в их мальчишеской компании были очень опасными: кидаться камнями, биться палками, что-то взрывать, делать самострелы, арбалеты, они постоянно где-то доставали порох и даже тол. Еще одни мальчик ходил без большого пальца, и еще один утонул: ныряя в плотину, напоролся на арматуру.
И когда Павел снова встретился глазами с оскаленным Зоновым, у него почти неосознанно промелькнула мысль: вот сейчас бы врезать по зубам – так ведь и брызнут во все стороны. Тут же они словно поняли друг друга. Зонов сразу попытался оттесниться назад, спрятать зубы, сжав рот, но те снова вылезли наружу: была у него такая бросающаяся в глаза привычка – щуриться и скалиться. Ничего такого, вроде, как бы и не происходило, но напряжение в зале между тем внезапно возросло: в это самое время в пивной появились еще двое парней лет двадцати пяти в спортивных куртках, очень спокойные, почти одинакового роста, коротко стриженые – как из компьютерной игры. Ни на кого не глядя, они сели за столик около входной двери. Возможно, это были совершенно случайные люди, но оскаленный Зонов тут же попятился теперь уже и от них, только и сказав тихо вслух Кере: "Ну, все, жопа! Я же говорил – попали!" Керя, подвывая, нянчил свою руку.
Афророссиянин же просто стоял, вытаращив глаза и оттопырив лиловую нижнюю губу, а над ним – попеременно то из-за правого, то из-за левого плеча нависал оскаленный Зонов.
– Эй, Зон, иди-ка сюда на минутку! – Вдруг с ужасом услышал он голос Павла и как под гипнозом поплелся к нему.
– Хорошая у тебя фамилия, говорящая! – усмехнулся Павел, оглядывая Зонова с ног до головы. – Ну, и чего тебе тут надобно,
Зон? Что ты тут вертишься? Уже в глазах мелькает, ей Богу!
Уваливай-ка ты, подобру-поздророву!
Зон облизнул пересохшие губы, оглянулся на только что вошедших парней и сглотнул.
– Отпустишь? – вдруг хрипло спросил он.
– Ладно, вали отсюда и головешкина своего забирай, а то я расстроюсь! – великодушно кивнул Павел и, как бы шутя, ткнул его кулаком в плечо. Зонов взвыл, ему показалось, что его ударили молотком.
– Значит, отпускаешь? – так же хрипло спросил он, еще до конца не веря в такую удачу.
Павел снова кивнул. И тут подлая натура и природная наглость все же взяли свое. Зонов как-то гадко ухмыляясь, вывернулся:
– Премного благодарен, начальник! Прощевайте! – И сделал чуть не реверанс.
И тут же получил удар в лицо такой силы, что перекувырнулся через голову, а его пластмассовые зубы сломались и действительно разлетелись в разные стороны.
