Владимир Митрофанов - Зачистка территории
Марат положил себе на плечо и утащил к себе в логово. Она потом с ним какое-то время даже жила – они ее тоже сломали, сделали для себя сексуальную рабыню. А ведь тогда они с Саней Крынкиным пожениться хотели, уже даже день свадьбы назначен был, кольца куплены. А
Крынкин Саня – неплохой парень, но в кулачном бою он против Марата и десяти секунд не продержится. Что он мог сделать? Все, естественно, рухнуло в один миг. Две жизни были сломаны только потому, что Марату вдруг захотелось женщину! С ней кто-то из ее подруг потом говорил об этом: "Ты что наделала, глупая?" – А она ответила ей так: "Марат – это настоящий мужчина, а Саня – слабак!" У них сложилась такая традиция: Марат вечером играет с друзьями в нарды или в карты, а она в это время под столом делает им по очереди минет… Важно было продолжать игру и ничем не выдать оргазм. Кто выдал – тот проиграл.
Рассказывал все это Хомяков без особых эмоций – просто к слову пришлось. а у Павла тут же пред глазами возникла только что увиденная на улице сцена, когда Марат пытался ухватить Дашу.
– Борец, говоришь? – спросил Павел. – Что ж, давай, посмотрим, что это за Марат Беркоев такой!
Шахов, ужаснувшись, полез, было, удерживать его, засуетился.
Павел только сквозь зубы бросил: "Сиди!" – и вразвалку пошел к стойке бара. Хомяков же, казалось, был спокоен, но пальцы его тряслись; он облизнул губы, и, не глядя на Шахова, прошептал с кривой улыбкой:
– Знаешь, Арканя, а я ведь всегда хотел увидеть, как непреодолимая сила столкнется с несокрушимым препятствием!
Павел и Марат о чем-то недолго говорили, казалось, без каких-либо видимых эмоций, потом вдруг – в один миг – раздался отвратительный треск ударов, хлопок и потом пол в пивной содрогнулся – это рухнул навзничь Марат.
В замедленном действии это выглядело так. Павел что-то сказал
Марату и стал ждать реакции. Тот потянулся к Павлу, но взмахом одной руки Павел отвлек его внимание, а другой внезапно ударил Марата в челюсть со всего маха – как битой по мясной туше. И – никакого видимого эффекта! – Марат только слегка покачнулся. Павел ударил его еще несколько раз. Марат какое-то время стоял, повергнув всех наблюдавших за этим сражением в священный ужас – он выглядел почти как несгибаемый и непобедимый титан. У Павла самого от изумления открылся рот, он пошарил рукой по стойке и нащупал кружку с чьим-то недопитым пивом. Раздался хлопок, от удара по лбу кружка лопнула в мелкие осколки. Через секунду Марат с жестоко расквашенным лицом уже стоял облитый пивом, из его расплющенного носа кровь лила буквально струей, а на лбу, прямо на глазах, стала наливаться огромная лиловая гуля. Это продолжалось какое-то странно долгое мгновение, а затем
Марата потащило назад, он попытался устоять, хватал вокруг руками воздух, уронил телефон, чашки, сначала сел на пол, отчего вздрогнуло все пивное учреждение, а затем повалился на спину. Глаза его закатились. Сломанная челюсть выпирала и набухала. Он все-таки открыл глаза, но смотреть прямо не мог – видно было, как зрачки бешено вращаются в орбитах. Наступила пауза абсолютной тишины, какая бывает в театре перед аплодисментами. Это было почти шоу – классика пьяной кабацкой драки. В Любимове такие вещи очень ценились.
Появился реальный повод уйти. Да и пора уже было. Народ от греха стал быстро из пивной рассасываться. Все уходящие почему-то были в очень хорошем настроении. Следует отметить, что, несмотря на некоторый материальный убыток, это событие буфетчику видно очень даже понравилось – он сиял как медный таз, хотя изо всех сил старался сдерживать радость. У него с Маратом были и какие-то свои счеты. Павел дал ему сто долларов, и буфетчик остался этим так доволен, что тут же Павла и полюбил, а про инцидент с Маратом всем опрашивающим его лицам позже говорил, что ничего не видел, поскольку в это время выходил в подсобку.
Выйдя на улицу, всей командой, как когда-то давно, прошли по улице, ненадолго остановившись через пару кварталов у дома, где жил
Жорик Кулик.
– Ну, что, мужики, видели ли вы когда-нибудь, как человека распиливают заживо и едят вместе с говном? Нет? Сейчас увидите! – сказал, натянуто улыбаясь, Жорик, и, слегка покачиваясь, пошел к черному прямоугольнику своего подъезда. Почти сразу же из открытого окна первого этажа послышался пронзительный женский вопль: "Один раз попросила тебя, придурка, прийти вовремя, а он опять с приятелями пиво жрал!"
– Ну, понеслось дерьмо по кочкам! – с досадой сплюнул Хомяков. -
Какой у его бабы отвратительный голос!
Он с опаской поглядел на окна. Оттуда между тем донеслось: "Дура, отвали!" – "Ах ты, козел вонючий!"
Все захохотали.
– Жалко Жорика! – отсмеявшись, сказал Хомяков. – Он как бы попал в кукушкино гнездо. Не в чистом виде, но типа того. А виновата опять же похоть: он зачем-то зашел к ней по какому-то делу (проводку, что ли чинил), сдуру остался на ночь – и понеслось. Он рассказывал, что это был словно гипноз, когда хищник или змея смотрят в глаза жертве и ничего не могут поделать – он сам потом, когда проснулся, то ужаснулся. Его жена, пожалуй, единственный человек в городе, который мне внушает почти мистический ужас. А Жорику, представь себе, вероятно, еще и приходится с ней трахаться! Я так и вижу, как она ему командует: "Быстро вставил, козел! Я сказала: быстро вставил! И не смей кончать без моей команды!" Первый муж от нее, говорят, куда-то сбежал едва не в одних трусах – безо всего. Впрочем, она ничего бы ему и не отдала. Но могу представить себе чувство свободы того мужика! – Хомяков уже явно паясничал. – Она осталась одна с ребенком, понятно было, что никто в здравом уме ее не замуж не возьмет и тут попался Жорик. Из всех не повезло именно ему. Это как случайно зайти на минное поле. Шансов выжить у него – никаких! Я всерьез предлагал ему уехать воевать по контракту в Чечню – тут военкомат набирает. Ну, чтобы хоть был какой-то шанс остаться в живых! Однако она его ни за что не отпустит. Убьет военкома, разгромит военкомат, но не отпустит. Это ее личная добыча. Она должна съесть его сама. – Так говорил расстроенный Хомяков, и даже
Павел удивился такой горячности его речи. Шахов же от них даже чуть поотстал, чтобы не слушать весь этот бред.
Той же ночью Жорик Кулик вдруг проснулся, словно его толкнули, и уже не смог заснуть. Рядом под одеялом громоздилась храпящая туша жены. Тикали часы на стене. В другом месте – на серванте – светились зеленым цифры будильника – 03.52. Самое страшное время. Спящая жена вдруг громко пернула во сне. Даже кошка, лежащая в ногах, вскочила от испуга. Кулика объял ужас. Встреча с друзьями юности чем-то сильно повлияла на него. Действительно он – тряпка, а не мужик – это был факт. Действительно, он всегда подчинялся чужой воле, но по-настоящему роковым был миг, когда он поддался воле этой злой женщины. И не было в мире человека, который внушал бы ему больший страх, чем Клава, спавшая сейчас рядом с ним. Ее невозможно было победить – ее можно было только убить, или сбежать от нее, хотя это требовало невероятной хитрости. И внезапно решение проблемы выскочило как яркая вспышка: "Надо бежать!" Он стал думать, как достать паспорт, который был где-то спрятан у Клавы. Можно было попросить ребят, чтобы организовали вызов в милицию или в отдел кадров, и тогда паспорт умыкнуть или "потерять". Но к побегу нужно было накопить денег. Тут существовала проблема, поскольку все его деньги Клава сама лично снимала с карточки и забирала их все себе; вечером запросто могла пошарить и по карманам – нет ли заначки с приработка. Бежать надо было – куда-нибудь подальше – за Урал – работу он, всяко, найдет – электрики нужны всюду. Нужно только было аккуратно вынуть трудовую книжку из отдела кадров, где начальницей работала Клавина подруга. Шансы у Жорика были, конечно, ничтожные, но все-таки они были, и он собирался буквально завтра в воскресенье подработать на рынке и уже отложить первые деньги, спрятав их в сарае. Он, как заключенный в лагерном бараке, уже просчитывал каждый шаг, чтобы однажды вырваться на свободу. Жизнь его внезапно обрела смысл.
Но это было позднее, а пока он продолжал переругиваться с Клавой, уклоняясь от летящих в него предметов, а его бывшие одноклассники шли дальше по улицам города. Павел продолжал массировать кисть правой руки, видимо, несколько пострадавшую в схватке.
– Да ты Марата-то, случаем, не убил? – обеспокоено спросил его
Шахов.
– Что ты такое говоришь! Типун тебе на язык! Нет, конечно, хотел бы убить – сразу бы и убил. А так – пусть лечится, – сказал Павел. -
Жалко, руку отбил.
– Да за что ж ты его кружкой-то? – спросил вдруг Хомяков, нервно прыснув смешком.
– Черт его знает. Так получилось. Сразу не упал ведь! Я даже испугался! – рассмеялся Павел.
– Э-эх, я вдруг почувствовал, что мне будто бы семнадцать лет!
Помнишь, как каждую субботу ходили на танцы в Ремизу? Ранней весной.
