Банана Ёсимото - Она
С того самого момента, как я вошла в комнату, меня не покидало какое-то тяжелое и жуткое предчувствие, и я подумала, что здесь что-то не так. Однако в то время у меня не было такой веры собственным ощущениям, как сейчас, и поэтому я просто осталась там, ничего не предпринимая. Твоя мама ближе к концу уже не могла говорить человеческими словами, она смотрела не моргая, широко раскрыв глаза. Потом у них с твоим отцом начался жаркий спор по поводу магазинов... С самого начала речь шла о том, чтобы открыть где-нибудь филиал. В Бразилии или в Аргентине, где-нибудь в том направлении.
— Открывать кофейный магазин в Бразилии? Интересно, и что потом с ним делать? Разве не глупо? — удивилась я.
— Да, люди сплошь и рядом ошибочно выбирают направление, — согласился Сёити. — Такое ощущение, что они перестают видеть реальность. С моей матушкой тоже случалось такое, иногда, бывало, перемудривала. Потом слушала мнение окружающих о том, как обстояли дела на самом деле, отступалась от собственных заблуждений и громко хохотала. Да постоянно что-то подобное случалось...
— Поговаривали, что матушка Юмико-сан собиралась в Бразилии взять приемыша — мальчика японского происхождения, — сказала Кума-сан.
— А-а-а, тогда же она говорила мне, что усыновит будущего зятя. Теперь-то я понимаю, что не гожусь для роли управленца. Поэтому мама часто в шутку говорила, что меня остается только хорошо воспитать да дорого продать. Меня сильно ранили подобные шутки. Но, похоже, моя мама говорила об этом серьезно, — заключила я. — Наверное, когда у человека появляется что-то дороже и важнее ребенка, он превращается в монстра...
— Так было и в случае с твоей мамой, но в конечном счете проблема эта родом из ее детства! Так и есть, — сказала Кума-сан. — У меня порезана шея, у тебя изломана жизнь... право слово, печально, не так ли?
Мне хотелось плакать, но я от всей души рассмеялась.
— Тем не менее самое важное то, что ты и я вот так встретились и смеемся. Мы отнюдь не ненавидим друг друга. А встречаемся в безопасной теплой комнате за чашкой чая. Сильнее этого в мире ничего нет, — улыбнувшись, сказала Кума-сан.
Я тоже так считала и потому кивнула.
Сёити стал настаивать на том, чтобы заплатить деньги за посещение, но Кума-сан наотрез отказалась их брать.
— Я ведь тоже хотела встретиться с вами, — упорствовала она, провожая нас с улыбкой на лице.
— Спасибо, — сказала я, и произнесенное слово не показалось мне таким уж незначительным. Я хотела несколько раз повторить его, но почувствовала, что это будет лишним. Меня словно удерживали какой-то огромной сетью. И хотя Кума-сан плела эту сеть, она, несмотря ни на что, разделила со мной то, что ей пришлось пережить. Осознав это, я испытала большую благодарность.
Я привыкла думать, что одинока, и вдруг теперь у меня возникло иное ощущение, будто я являюсь копилкой самых теплых и нежных чувств, начиная с тех, что питала ко мне тетя, будто меня любят и дорожат мною. Мне стало не по себе. Сегодня чужие люди снова напомнили мне о тех эмоциях, которые вызывало во мне в детстве общение со своими еще нормальными тогда родителями. Интересно, почему все так добры ко мне?
Я всегда делала все сама, но на самом деле даже в юности мне, пожалуй, хотелось, чтобы обо мне заботились. Хотелось, чтобы кто-нибудь повсюду брал меня с собой, чтобы кто-нибудь размышлял вместе со мной, чтобы постоянно был рядом. Это изумительно, но в то же время и естественно. Это действительно то, о чем я всегда мечтала. И сейчас я это получаю.
Когда рушится семья, это значит, что ты стремительно теряешь все, что когда-то имел. Наверное, так приходит будущее... С этими мыслями появляется смутное осознание того, что то, чем ты владел, было просто иллюзией. И вот уже ты оказываешься совершенно нагой и беззащитный перед всеми ветрами судьбы.
Мне кажется, что нет человека со столь поломанной судьбой, как у меня. Однако, пожалуй, для всех людей, чьи семьи распались, так или иначе самым большим ударом является то, что все мечты, неразрывно связанные с любовью, которой они когда-то обладали, оказались всего лишь призрачным видением.
— Хороший человек, правда же? Если бы мне кто-нибудь порезал шею, не знаю, смог бы я так же держаться... — задумчиво сказал Сёити. — Да-а, в нашем мире немало так называемых суперлюдей... Я бы тоже хотел стать суперменом. Хотя выдающихся способностей у меня нет.
— Сё-тян, знаешь что... После всего этого мне окончательно полегчает, если я услышу твои такие простые умозаключения, — призналась я во время нашей прогулки.
На перекрестке масса людей ожидала зеленого света светофора. Поток машин тек мимо них подобно реке. Я задумалась над тем, куда сейчас направляется каждый, и под натиском их бесчисленного множества чуть было не лишилась чувств. Однако меня успокаивало то, что сейчас я прежде всего не одна, и вместе, я и Сёити, мы собираемся пойти в кафе. Встреча с Кума-сан стала утешением и облегчением для меня, но в то же время перед глазами все время стоял вытянутый в форме полумесяца красный шрам.
Я ощутила какой-то дискомфорт в районе свой шеи.
— Я, если бы мне суждено было переродиться, хотела бы появиться на свет в вашей семье. В молодости я бы день и ночь работала с детьми, которые оказались в трудном положении. А повзрослев, стала бы меньше работать и посвящала бы время своей семье. Когда ребенок теряет семью, его жизнь хоть как-то налаживается, если кто-нибудь как можно раньше поможет ему добрым советом. Мне бы хотелось открыть что-то вроде салона, куда приходили бы такие детишки, чтобы поиграть и развлечься.
— Но ведь еще не поздно это сделать, не так ли? Да и уход за садами тоже вполне еще тебе по плечу. Я смотрю, ты многим бы хотела заниматься, а? Да, кстати, еще было желание поработать в бухгалтерии моей фирмы! — сказал Сёити, добродушно прищурив глаза. — Между прочим, моя матушка, похоже, тоже думала как ты. Она помогала советами разным молодым людям, устраивала их на работу в наши магазины. Некоторые из них, конечно, исчезали, но другие работают до сих пор, и те из них, что живут далеко, даже были на похоронах. Ребенком я ревновал маму из-за того, что она, мол, всю себя посвящает только чужим детям. Однако если задуматься о ее прошлом, то все покажется вполне резонным... Кстати, как тебе вон то кафе?
— Да, так хочется кофе. Давай зайдем! — согласилась я. Я постепенно привыкла к тому, что Сёити всегда рядом, и мы оба теперь вели себя довольно естественно и непринужденно.
Кафе оказалось уютным, мы сели рядом за большим деревянным столом. Перед нами возвышалась ваза, в которой стояли красивые цветы.
— Надо же, а я ведь даже не представляла, что у меня есть такая нелепая, такая чистая мечта, — призналась я. — Мне просто не верится, что я хотела бы делать что-либо для людей.
— Пожалуй, любая работа так или иначе для людей, — непринужденно и откровенно сказал Сёити.
— Вот опять бесхитростно и доступно говоришь здравые вещи! — рассмеялась я.
— Ничего не поделаешь, ведь я сам по себе явился мечтой своих отца и матушки. И меня не учили поступать и вести себя так. Я был самой мечтой кого-то просто по факту своего существования. Осознавая это, невозможно не стать здравомыслящим!
— Да, здорово... — глядя на зеленые листья, печально пробормотала я. — Я бы тоже хотела стать чьей-либо мечтой...
Сёити ничего не ответил.
Вскоре принесли наш кофе, от которого исходил приятный аромат. Я сделала глоток, и это было настолько вкусно, что ощутила беспричинное счастье и даже на какое-то время совершенно забыла, о чем мы говорили. Вдруг Сёити неожиданно заявил:
— Признаться честно, я совершенно не понимал, почему до самой своей смерти матушка так беспокоилась о тебе, хотя вы даже не виделись. Однако теперь начинаю понимать. Мне тоже очень жаль. Ну почему тогда мы не забрали тебя к себе?.. Но еще не поздно! Юми-тян, выходи за меня замуж.
От удивления я даже онемела сначала. Потом произнесла:
— Ты такой маменькин сынок. Ну просто весь, до кончиков ногтей.
Сёити рассмеялся, но покраснел, по-видимому смущенный собственной выходкой.
— Я подумаю, ладно? Однако ты жаворонок, а мне это не подходит, — улыбнувшись, заметила я.
Передо мной предстала альтернатива — а почему бы и нет? Вот только достаточно ли одного этого аргумента... Вот что было у меня на душе.
Тем не менее я удивилась тому, как мир вдруг окрасился яркими красками. Даже занятые своим делом работники кафе показались мне красивыми, и цветы, что стояли перед нами, неожиданно налились более глубокими оттенками. А солнечный свет, проникающий сквозь большое окно, вдруг оказался преисполнен какой-то святости. Быть кому-то нужной... Такое банальное понятие, а способно оказать на человека такой эффект.
