Лебедев Andrew - New-Пигмалионъ
– Обычная ты проститутка, – ухмыляясь, убежденно подтвердил свое заключение охранник, – и дача эта ваша, обычный публичный дом, обычный бордель, я таких по Подмосковью сотни уже повидал.
Этот неприятный разговор происходил на заднем дворе дачи-поддачи.
Зарайский привез-таки Жир-Махновского и те вот уже три часа пили в Джоном и еще одним, иностранцем, приехавшим с приглашенными как бы за компанию.
Гости пили в каминной гостиной, а Натаху даже прислуживать и подливать гостям виски не позвали, сказали, что сами справятся.
Натахе показалось, что она не понравилась этому главному из гостей – этому Жир-Махновскому.
Но Розу, красавицу Розу тоже выгнали, и она гордо удалилась наверх в спальные комнаты.
А Натаха вот вышла посидеть на солнышке, покурить.
Тут то к ней и привязался охранник Жир-Махновского, мол что простаиваешь без дела? Станок не должен без дела простаивать, и раз уж все они сюда притащились из Москвы целой автоколонной из двух Мерседесов и гелентвагена с охраной, и если начальство сексом пренебрегает, то пусть уж его – красивого парня при пистолете, девочка обслужит…
А Натаха вдруг обиделась и едва не разревелась.
Что же это такое?
Что же это за доля ее такая?
Везде сосать…
И Рафику с Тофиком в ларьке на Войковской – сосать, и на телевидении, если хочешь в кадр на эпизод попасть – помощнику режиссера – сосать, и здесь тоже, и всем и везде…
Одно и тоже.
– Я актриса, а не проститутка, – гордо отвернувшись и затягиваясь сигаретным дымком, сказала Натаха.
– Ну-ну, – фыркнул охранник, – рассказывай кому-нибудь еще…
Натаха курила, подставляя лицо июльскому солнышку.
Было солнечно, но ветрено.
Хороший денек для загорания.
Раздеться бы, но этот охранник, сволочь, при нем разве позволишь себе? Сочтет это за приглашение, да еще и изнасилует.
Что-то не связалось в сценарии у Джона.
Этот Жир-Махновский – хитрая бестия.
Хоть и пьяный уже приехал, но девушек сразу потребовал из комнат убрать, а наливать, да за закусками бегать, своего нукера поставил с пистолетом. А другой на заднем дворике в то время, как хозяин напивался в компании с Джоном, режиссером Зарайским и привезенным с ними иностранцем, другой охранник в это время изучал внутренний мир Натахи.
– Значит, вы здесь актрисы? – ухмыляясь, спросил охранник.
– А тебе то что? – грубо и с вызовом ответила Натаха.
– Эх, дура ты девка, – тяжело вздохнул охранник, – используют тебя здесь, как гигиеническую салфетку тебя здесь используют, покуда тебе еще двадцати пяти не исполнилось, а исполнится, выкинут тебя на помойку, да если тебе еще повезет, если живой останешься, если на иглу не подсадят, а то пойдешь прямиком на обочину шоссейной дороги шоферов дальнобойщиков обслуживать, за хавку, за выпивку, да за дозняк герыча.
Натаха молча курила.
Уйти?
Пойти наверх к Розе?
Завалиться в кровать, да поплакать?
– Думаешь мы лохи такие? – не дождавшись ответа, продолжил охранник, – думаешь, не разглядели видеокамер понатыканных везде? Хорошие мы бы были тогда профессионалы, если бы не заметили. Бордель здесь у вас копеечный, а тебя дуру сманили сюда по глупости твоей, пообещал вам наверное этот Джон что кино-порно-звезд из вас сделает, в киношную карьеру вас запустит?
Натаха молчала.
Ей было неприятно.
И не просто неприятно, а страшно.
Страшно и пусто на душе потому что боялась она того, что не сбудутся мечты, что оборвется надежда.
Когда она воровала у Агаши визитку Джона, она думала, что вытаскивает свой выигрышный билет.
Вот как она думала.
Думала, что обскачет всех своих подружек, всех товарок своих опередит и выскочит из поровинциальной бедности своей в кинозвездочки. В телевизионные звездочки.
И не надо уже будет всем этим сосать, сосать, сосать…
Рафикам, Тофикам…
Недостача в ларьке – сосать.
Опоздала на работу – сосать…
Думала, что прервется, наконец, порочный круг.
Неужели прав этот охранник?
Взрослый такой дядька.
Умный, вроде.
– А вы фээсбэшник? – спросила Натаха.
– А тебе то что? – вопросом на вопрос ответил охранник.
– Много подмечаете.
– Служба такая, государственного человека охраняем, и в его мимолетных прихотях не даем ему попасть в неприятность – Это вы точно подметили, – кивнула Натаха и горько усмехнулась – Выж тут нашего босса хотели в пьяной оргии голым с девочками заснять, – хмыкнул охранник, – это же изо-всех щелей здесь выпирает, а мы такой подставы сделать не дадим.
– Молодцы, – сквозь зубы цыкнула Натаха – А ты беги, беги отсюда девочка, покуда еще не совсем погибла, – сказал охранник, гася сигарету.
– Куда бежать то? – в пустоту спросила Натаха, – от мечты, от надежды на лучшую жизнь бежать?
***
Жир пьяно подмигнул Зарайскому, -ну что, Мотя, нравится тебе девочка?
Все разглядел, все заметил цепкий глаз думского депутата и кумира женщин среднего возраста.
– Нравится, сглотнув слюну, ответил Зарайский.
– А ты знаешь, – мечтательно сказал Жир, – а я вот люблю наблюдать. Люблю наблюдать за чужим счастьем. Сам вот несчастен, так вот на счастье других хотя бы порадоваться люблю. Я в Италии как-то был, там нам таких девчонок местный градоначальник и мафиози притащил, таких девчонок, но я, вы же знаете, я же семьянин, так вот, я позвал охрану и с удовольствием час или два наблюдал…
– Позвать? – оживился Джон.
– Да, кликни эту, которая Мотьке нашему нравится, – кивнул Жир.
– А других девочек позвать? – спросил Джон.
– Нет, не зови, – помотал головою Жир, – эту позови, Мотькину.
Джон кивнул охраннику, показал пальцем на потолок, – - В спальне она там, Розой ее зовут.
Зарайский весь напрягся.
Глупая улыбка застыла у него на лице.
– Не спать, не спать, мистер Дизраэли, – громко крикнул Жир, локтем толкая задремавшего в перманентной трехдневной пьянке приблудившегося иностранного дружка, – не спать, самое интересное проспишь.
Англичанин что то промямлил, но попытавшись совладать с собой, сделал подобие трезвого лица и изобразил на нем некое внимание.
По лестнице в каминную спустилась Роза.
– Нука, девочка, стриптизу обучена? Покажи как нам, и Музычку поставь, и Музычку, и потанцуй для нас для старичков, – весело пробурчал Жир-Махновский.
Роза, ничуть не удивившись, посмотрела на Джона, на своего господина.
Тот молча кивнул ей.
Роза подошла к музыкальному центру, нашла в стопке интересующий ее диск, включила.
– Постойте, постойте, – крикнул Жир, – я только пересяду вот сюда.
И он перешел в другое кресло, усевшись спиной ко второй камере.
– А ты, – обратился Жир к охраннику, – а ты накинь что-нибудь вон на те объективы.
Охранник послушно взял стул и встав на него, поочередно закрыл объективы камер номер один и номер три, накинув на них обычные бумажные салфетки.
Теперь Жир сидел спиной к единственной рабочей камере.
– Ну, девочка, начинай, – сказал Жир и совершенно пьяный уже, хлопнул в ладоши, – порадуй-ка нас, стариков.
Зарайский был весь словно окаменелый. Глупая улыбка застыла у него на лице.
Его, как мальчика по имени Кай будто бы заморозила Снежная Королева из старой сказки.
Играла какая-то восточная музыка.
Наверное, турецкая, а может быть и современная арабская.
Роза подняла вверх руки и принялась двигать бедрами.
Вращала ими, а глаза ее бегали – влево на Жир-Махновского, вправо на Джона.
И красивая таинственная улыбка была у нее на блестящих губах.
– Та-а-ак, хорошо, хорошо, – поощрительно кивал Жир, – молодец, а теперь давай, раздевайся.
Роза сделала резкий разворот в такт музыке, и ее красная кофта комком полетела в угол комнаты.
Роза осталась в узкой мини-юбке и в черном тугом лифчике.
– Та-а-ак, молодчина, молодец, еще давай, дальше, – Жир сидел нога на ногу и в такт музыке хлопал в ладоши.
Роза сделала еще пару оборотов, потянулась, изогнулась, и черная юбочка полетела вслед за красной кофтой.
– А теперь трусики, трусики теперь, – велел командующий парада, – а лифчик не снимай.
Роза извивалась и вся перетекая – текла, словно воплощенная страсть, словно воплощенный подстрочный перевод к неведомой арабской песне.
– А теперь поди и сядь на моего бугая, – велел Розе Жир, – эй ты, не стой истуканом, – уже обращаясь к охраннику, крикнул Жир, – трахни, трахни ее, сучку, она же хочет.
Послушный своему хозяину, охранник двинулся в середину комнаты, где в одном лишь тесном черном лифчике танцевала Роза.
Охранник уверенно скинул пиджак, расстегнул брюки и повелительным движением мощной руки враз поставил Розу на колени перед собой.
– Джон, может не надо, может не надо, Джон? – взмолился залившийся вдруг пунцовым цветом Зарайский, – Жирик, останови это, Жирик, – Зарайский бросился к Жир-Махновскому, – не надо, я прошу вас, остановите это.
