Хулио Кортасар - Выигрыши
— Сразу же теряемся, — добавил Лопес. — Я, во всяком случае, чувствую себя совершенно беспомощным перед такой вот пижамой, таким одеколоном и такой наивностью.
— И они это бессознательно используют, чтобы отдалить нас от себя, ибо мы тоже им мешаем. Всякий раз, когда они плюют на палубу, вместо того чтобы плюнуть в море, они словно стреляют нам в переносицу.
— Или когда включают радио на полную громкость и затем начинают кричать, чтобы услышать друг друга, по тогда они не слышат, что передает радио, и снова усиливают громкость, и так до бесконечности.
— Или когда они извлекают на свет традиционную копилку, набитую общими фразами и чужими мыслями, — сказал Медрано. — В своем роде они необыкновенны, как боксеры на ринге или гимнасты, но невозможно же постоянно путешествовать с атлетами и акробатами.
— Не впадайте в меланхолию, — сказала Клаудиа, предлагая сигареты, — и не выставляйте так поспешно свои буржуазные предрассудки. Лучше скажите, какого вы мнения о среднем звене, иными словами, о семействе учащегося? Там вы столкнетесь с более несчастными созданиями, ибо они не могут найти общего языка ни с группой рыжего, ни с нашим столиком. Они, разумеется, мечтают о контакте с нами, но мы в ужасе бросимся наутек.
Супруги Трехо и дочь вполголоса, с придыханиями и восклицаниями осуждали неуважительное поведение сына и брата. Сеньора Трехо не была расположена позволить этому сопляку воспользоваться случаем, чтобы выйти из-под родительской власти в шестнадцать с половиной лет, и если отец не поговорит с ним как следует… Но она могла быть спокойна, сеньор Трехо обещал непременно поговорить с сыном. Беба со своей стороны была истинным воплощением презрения и осуждения.
— Надо ж, — сказал Фелипе. — Плыть всю ночь и… Утром только взглянул в окошко, а там трубы торчат. Чуть опять не завалился спать.
— Это отучит вас вставать спозаранку, — сказала Паула зевая. — А ты, дорогой, не смей будить меня так рано. Чтобы это было в последний раз. Я принадлежу к славному племени сурков, как по линии Лавалье, так и по линии Охеда, и должна держать высоко наше знамя.
— Прекрасно, — сказал Рауль. — Я сделал это только ради твоего здоровья, но давно известно, что такая забота всегда встречается в штыки.
Фелипе слушал пораженный. Поздновато они начали договариваться насчет спанья. Он усердно занялся сваренным вкрутую яйцом, исподтишка поглядывая на столик, где сидели его родные. Паула разглядывала его сквозь клубы табачного дыма. Ни хуже, ни лучше других; возраст словно их уравнивал, делал одинаково упрямыми, жестокими и прелестными. «Он будет страдать», — сказала она себе, думая вовсе не о нем.
— Да, так будет лучше, — сказал Лопес. — Вот что, Хорхито, если ты уже позавтракал, сбегай посмотри, не найдешь ли кого-нибудь из команды, и попроси подняться сюда на минутку.
— Офицера или можно любого липида?
— Лучше офицера. А кто такие липиды?
— Сам не знаю, — сказал Хорхе. — Но наверняка наши враги. Чао.
Медрано сделал знак бармену, который стоял, привалясь к стойке. Бармен нехотя подошел.
— Кто у вас капитан?
К вящему удивлению Лопеса, доктора Рестелли и Медрано, бармен этого не знал.
— Уж так получилось, — объяснил он огорченно. — До вчерашнего для капитаном был Ловатт, а вот вчера вечером я слышал… Произошли перемены, и прежде всего потому, что вы стали нашими пассажирами… и…
— Какие перемены?
— Да разные. Теперь, похоже, мы не пойдем в Ливерпуль. Вчера вечером слышал… — Он осекся и огляделся вокруг. — Лучше, если вы поговорите с метрдотелем, наверное, ему больше известно. Он должен прийти с минуты на минуту.
Медрано и Лопес многозначительно переглянулись и отпустили бармена. Видимо, не оставалось ничего другого, как любоваться берегами Кильмеса и вести беседу. Хорхе вернулся с сообщением, что нигде не видно ни одного офицера, а два матроса, которые красили кабестаны, по-испански не понимали.
XXI— Повесим ее здесь, — сказал Лусио. — Под вентилятором она вмиг высохнет, а потом опять постелим.
Нора отжала кусок простыни, который только что застирала.
— Знаешь, который час? Половина десятого, и мы стоим где-то на якоре.
— Я всегда встаю в это время, — сказала Нора. — Мне хочется есть.
— Мне тоже. Завтрак наверняка уже готов. На пароходе распорядок дня совсем другой.
Они переглянулись. Лусио подошел и нежно обнял Нору, Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он.
— Да, Лусио.
— Правда, ты меня немножко любишь?
— Немножко.
— А ты довольна?
— Гм.
— Не довольна?
— Гм.
— Гм, — сказал Лусио и поцеловал ее в волосы.
Бармен посмотрел на них осуждающе, но все же поспешил накрыть столик, за которым только что завтракало семейство Трехо. Лусио подождал, пока Нора усядется, и затем подошел Медрано, который ввел его в курс событий. Когда Лусио сообщил обо всем Норе, она отказалась верить. Вообще женщины были возмущены больше мужчин, словно каждая из них заранее составила свой собственный маршрут, который теперь, с самого начала, был безжалостно нарушен. Паула и Клаудиа, стоя на палубе, растерянно разглядывали индустриальный пейзаж на берегу.
— Подумать только, отсюда можно вернуться домой на автобусе, — сказала Паула.
— Я начинаю думать, что это совсем неплохая мысль, — рассмеялась Клаудиа. — Но есть тут и комическая сторона. Забавно. Теперь нам только не хватает сесть на мель поблизости острова Масьель.
— А Рауль воображал, что не пройдет и месяца, как мы будем на Маркизских островах.
— А Хорхе готовился ступить на земли, открытые его любимым капитаном Гаттерасом.
— Какой у вас прелестный мальчик, — сказала Паула. — Мы с ним уже большие друзья.
— Я рада, потому что Хорхе трудный ребенок. Уж если кто не придется ему по вкусу… Весь в меня, я этого боюсь. А вы довольны, что пустились в это путешествие?
— Довольна — не совсем то слово, — сказала Паула моргая, точно ей в глаз попала песчинка. — Скорее, я надеялась. Я думала, мне необходимо немного изменить образ жизни, так же как Раулю, и поэтому мы решили отправиться в это путешествие. По-видимому, почти у всех были подобные намерения.
— Но это не первое ваше путешествие?
— Да, я была в Европе шесть лет назад, и, по правде говоря, не слишком удачно.
— Что ж, бывает, — сказала Клаудиа. — Европа — это не только Уффици и Плас-де-ла-Конкорд. Для меня, правда, она такая и есть — ведь я живу в фантастическом мире, созданном литературой. И вероятно, мое разочарование будет куда сильнее, чем можно себе представить.
— Со мной случилось совсем другое, — сказала Паула. — Откровенно говоря, я совершенно неспособна играть роль, которую уготовила мне судьба. Я выросла в атмосфере постоянных иллюзий, веры в успех, но для меня все кончалось крахом. Стоя против Кильмеса, посреди этой реки цвета детского поноса, можно придумать целую кучу оправданий. Но наступает День, когда начинаешь сравнивать себя с древними, например с греческими, монументами… и видишь, что ты еще более ничтожен. Меня удивляет, — добавила она, доставая сигареты, — как это некоторые путешествия не кончаются нулей в лоб.
Клаудиа взяла сигарету и увидела, что к ним приближаются семейство Трехо и Персио, который приветствовал ее энергичными жестами. Начинало припекать солнце.
— Теперь я понимаю, почему Хорхе тянется к вам, — сказала Клаудиа, — не говоря уже о том, что он любит зеленые глаза. Хотя цитаты вышли из моды, вспомните фразу одного из персонажей Мальро: жизнь ничего не стоит, но ничто стоит жизни.
— А интересно, чем кончил этот герой, — сказала Паула, и Клаудиа почувствовала, как у нее дрогнул голос. Она положила Пауле руку на плечо.
— Я не помню, — сказала она. — Возможно, пулей в лоб. Но кажется, стрелял кто-то другой.
Медрано взглянул на часы.
— По правде говоря, это начинает надоедать, — сказал он. — Раз мы остались вроде одни, не послать ли нам кого-нибудь позондировать почву и попытаться разрушить эту стену молчания?
Лопес и Фелипе согласились с ним, однако Рауль предложил отправиться разыскивать офицера всем вместе. На палубе они встретили двух светловолосых матросов, которые только покивали им головой да выдавили из себя две-три фразы на каком-то непонятном языке — не то норвежском, не то финском. Лопес и Фелипе прошли весь правый коридор, не встретив больше ни души. Дверь в каюту Медрано была приоткрыта, и стюард приветствовал их на ломаном испанском языке. Лучше, если они обратятся к метрдотелю, который распоряжается в столовой насчет обеда. Нет, на корму пройти нельзя, а почему, он сказать не может… Да, капитан у них Ловатт. Как, уже не Ловатт? До вчерашнего дня был он. И еще одно предупреждение: господ пассажиров просят запирать каюты на ключ. Особенно если у них есть что-нибудь цепное…
