Норман Мейлер - Евангелие от Сына Божия
Я не смел поднять глаз на женщину, которую привели фарисеи. И продолжал писать в дорожной пыли какие-то слова. Какие — сам не знал и потому никому не позволял прочитать написанное.
Про себя же я повторял из Притчей Соломоновых: «Мед источают уста чужой жены, мягче елея речь ее: но последствия от нее горьки, как полынь, и остры, как меч обоюдоострый. Она распущенна и непостоянна. И ноги ее — те, что так спешили к разврату, — ведут ее к смерти».
Я не поднимал глаз. Петр сел возле меня на землю и развернул свиток, который всегда носил с собою, чтобы — хотя и был малограмотен — читать на досуге. Оказалось, мы с ним думаем об одном и том же. Толстым, вдвое толще моего, пальцем он указал строки и прошептал на древнееврейском языке:
— «Кто знается с блудницами, расточает все, что имеет.»
Я кивком попросил его продолжить. И он снова зашептал:
— «Прелюбодейная женщина поела, обтерла рот свой и говорит: «Я ничего худого не сделала»».
Я все кивал, стараясь удержаться и не взглянуть украдкой на эту женщину. И повторял про себя слова Иезекииля: «И пришли сыны Вавилона к Оголиве на любовное ложе, и осквернили блудодейством своим, и она осквернила себя ими и открыла наготу свою. Но умножала блудодеяния свои и пристрастилась к любовникам, у которых плоть — как у жеребцов».
В конце концов я не смог устоять и взглянул на блудницу.
Этого я и боялся: она была красива. Тонкие черты лица; длинные, струящиеся по плечам волосы; искусно подведенные глаза. И она была кроткой. Даже надменный и глупый рот не портил этой кротости.
Всю жизнь я боялся прелюбодеяния — и чем больше боялся, тем больше обуревала меня жажда плотских наслаждений. Как часто я мучился неукротимой, неутоленной яростью! Но сейчас я услышал тихий глас души. Быть может, ее ангел просит о сострадании? Мне представилась эта женщина во грехе, С мужчиной. Но все равно она — создание Божье. Она близка Богу — пусть мне не дано знать в чем. Возможно — возможно ли? — даже во грехе с незнакомыми, чужими для нее мужчинами. Если так, отличается ли она от Сына Человеческого? Он тоже должен дарить себя всем людям. Да, она может быть близка Богу даже в тот миг, когда тело ее находится в объятиях дьявола. Ее сердце может быть с Богом, когда телом владеет дьявол. Фарисеи ожидали ответа молча, терпеливо, точно закинувшие сеть рыбаки. Но вот они снова подступились ко мне с вопросом:
— Нами правят Моисей и закон. Они велят побить такую женщину камнями. Что скажешь ты?
Я поднялся и обратился сразу ко всем: к своим ученикам, к фарисеям, к книжникам. Я произнес:
— Если рука твоя соблазняет тебя — отсеки ее.
В их глазах мелькнуло удивление. Я продолжил:
— Лучше войти в другую жизнь увечным, чем с двумя руками — в геенну.
Теперь в их глазах был страх.
— Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его. Лучше войти в Царство Божие с одним глазом, чем смотреть двумя глазами в огонь неугасимый. Не умирает в геенне червь, поедающий твою плоть.
Я был потрясен. Я очистился от влечения к этой женщине, очистился своими собственными словами. И тогда я добавил:
— Кто из вас без греха, пусть первым кинет в нее камень.
В толпе поднялось волнение. Такое внезапное и такое сильное, что я даже покачнулся и предпочел снова склониться и писать пальцем по земле. Словно для меня важнее, что скажет земле мой палец, чем то, что станется с этими людьми.
Вскоре волнение начало ощутимо спадать. И утихло. Их души корчились от собственных прегрешений.
Я увидел, как они уходят. По одному. Первым ушел самый древний старик (видно, слишком много грехов накопил за долгую жизнь). Последними уходили молодые, чьи души еще не забыли невинность. Я остался один. Ушел даже Петр. Передо мной стояла только женщина.
Сначала я не мог поднять головы. Потом все-таки заставил себя взглянуть на нее. Но не в глаза. В ушах моих, словно нашептанный Сатаной, зазвучал стих из Песни Песней: «Бедра твои круглятся как ожерелье, творение искусного художника; живот твой — круглая чаша…»
Меня преследовали злые силы. Я чувствовал в себе беса, который стремился вырваться наружу из черных, немереных глубин. Злые силы были могущественны. И я понял: красоты этой женщины надо остерегаться.
Я решил обратиться к ней словами пророка Иезекииля.
— Страшись греха своего, — произнес я, — ибо сказано: «Я подниму против тебя любовников твоих, и придут на тебя с оружием и колесницами, и поступят с тобою яростно: отрежут у тебя нос и уши, а остальное твое будет пожрано огнем. И снимут с тебя одежды твои, и возьмут наряды твои. Так положу конец распутству твоему и блуду твоему, принесенному из земли египетской, и о Египте ты уже не вспомнишь».
И блудница, с глазами жемчужно-серыми, как последний вечерний свет, тихонько сказала:
— Я не хочу остаться без носа.
Я спросил:
— Женщина, где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
Она ответила скромно:
Здесь некому судить меня.
Я тоже не осуждаю тебя, — промолвил я. — Иди!
Но я знал: этого мало. Блуд, скопившийся в женщине, не покинул еще закоулков ее души. Я спросил:
Куда ты можешь пойти? Не предашься ли снова прелюбодеянию со многими мужчинами?
Не осуждаешь меня, так не суди. Без плоти нет жизни.
Она оказалась горда. И сильна. Я увидел: она обручена с семью силами дьявольского гнева и их потомками — семью демонами. Значит, я должен попробовать их изгнать. Разумеется, они не поспешат наружу. Они и вправду покидали ее неохотно, по одному, и тут же вцеплялись когтями в немногие окружавшие нас добрые силы. Одни из них были хитры, другие похотливы, и почти все ужасны — все семь дьявольских сил и семь демонов.
Первой силой была Темнота, а ее демоном — Измена. Лишь выкликая их имена, я осознал, что выведал у Сатаны больше, чем он рассчитывал мне открыть. Я знал, что вторая сила — Страсть, а ее демон — Гордость. Третья — Невежество, с демоном Ненасытностью, пожиравшим мясо свиньи. Четвертой силой была Любовь к смерти, а ее демон — не кто иной, как Стремление съесть себе подобного. Ибо мы ближе всего к смерти в тот миг, когда вкушаем людскую плоть. Пятая сила всегда хотела Власти над всем, а ее демон был Растлителем духов, поэтому с его появлением окружавшие нас добрые духи немало смутились. Шестая сила называлась Избыток ума, а ее демон — Похититель душ. Но седьмая сила была самой страшной из всех. Имя ей было — Мудрость гнева, а ее демоном была Жажда рушить города. Все семь дьявольских сил и всех семь демонов изгнал я из этой женщины. И лишь тогда сказал:
— Иди и впредь не греши.
И она ушла.
После я узнал, что имя женщины — Мария, а родом она из местечка Магдала под Тверией. Многие евреи в этом городе пали на войне против римлян. И кости падших лежали теперь под фундаментами зданий, которые возвели победители. То есть эта женщина, Мария Магдалина, блудодействовала на земле наших мучеников. Нo я не сожалел о том, что спас ее. Все-таки одна половина ее была кроткой, и этой своей половиной она принадлежала Богу. Я не думал, что нам суждено свидеться вновь. Однако я ошибался.
39
Во второй свой день в Иерусалиме я шел по Иродиадиной улице и думал: как могли назвать улицу в честь жены Ирода Антипы? Как забыть, что по ее повелению убили Иоанна Крестителя? И вот теперь ее проклятым именем названа широкая улица, ведущая к главным воротам Храма!
Ко мне приблизился слепец. Как сказал он сам — слепой от рождения. Даже в детстве он был лишен счастья видеть разноцветный мир. Один из моих учеников спросил:
Наставник, какой грех совершили его родители? За что он родился слепым?
Этот человек слеп для того, чтобы, как только он прозреет, на нем явились дела Божий. И я его исцелю.
Но я пожалел о поспешно данном обещании. Взглянув на слепца, я растерялся: по бокам его носа не было хотя бы незрячих глаз. Лишь две щели темнели под бровями.
— Я верую, — воззвал я к Отцу. — Помоги моему неверию.
Я плюнул на землю, растер слюну с землей и замазал слепцу глазные щели. И произнес:
— Иди. Омойся в купальне Силоамской. Эта купальня находилась прямо возле
тропы.
Постукивая перед собой палкой, он кое-как нащупал дорогу. Вернулся он уже зрячим. Соседи спрашивали его:
— Разве не ты только что сидел и просил милостыню?
Другие кивали:
— Он это, он самый.
Когда его спросили, как вышло, что он прозрел, он объяснил так:
— Человек по имени Иисус помазал мне глаза и велел омыться. И вот теперь я вижу.
Люди спросили:
— Где же этот Иисус?
— Не знаю, — ответил бывший слепец.
На улице какой-то фарисей тоже спросил его, как он прозрел. И бывший слепец повторил свою историю.
Фарисеи решили, что не мог он быть слеп от рождения. Они призвали его родителей.
