Норман Мейлер - Евангелие от Сына Божия
Я снова заговорил:
Господь сделал уста мои разящим мечом. И сокрыл меня под тенью руки Своей. Он велел мне: «Подними племена Иакова и опору Израиля». А еще Он сказал: «Я дам тебе свет для иноверцев, чтобы стал ты спасением моим во веки веков».
Не святотатствуешь ли? — произнес книжник.
— Так сказал мой Отец, — ответил я.
Тут он ушел. И ушли многие, согласные с ним. Очень многие. Я снова остался наедине с моими последователями
36
Солнце клонилось к закату, тени во внутреннем дворике становились все длиннее, а спор мой с книжником продолжал отзываться в моей голове гулким эхом. Теперь, когда некому было мне возражать, я был готов говорить, мне хотелось говорить — все, что думаю. Я понял: дело моего Отца не победит, если я не сражусь с силами этого Храма, если не падет стена их заблуждения. Значит, я должен найти самые сильные и точные слова. И они уже чуялись, подступали — голос Господа лился из меня, не стреноженный моими собственными путаными мыслями.
Среди нас по-прежнему находились фарисеи, и я поэтому начал так:
— Старейшины сидят на месте Моисеевом, их трон — Большой храм иерусалимский. Все, что они требуют, — соблюдайте. Но не делайте так, как делают они. Ибо они возлагают на плечи людские тяжелые обеты благочестия, но сами не шевельнут и пальцем, чтобы облегчить наше бремя. Нет, они жаждут иного: стать начальником синагоги или сесть за главным столом на большом пиру.
Фарисеи недовольно заерзали. Кое-кто поднялся и ушел. Но те немногие, что остались, — соглядатаи — следили за каждым моим словом с удвоенным вниманием. И я принялся их передразнивать. Я заговорил, словно сам тоже был фарисеем.
— Взгляните на меня. — сказал я. — Разве я не нелеп?
А потом сказал уже собственным голосом:
— Жалеет ли кто из вас старушку, которая скрюченными пальцами вышивает узор по краю вашей молельной шали?
Фарисеи побойчее заулюлюкали, другие, более робкие, предпочли уйти. Но я видел в толпе и другие лица — тех, кто потерял кров из-за происков богачей.
— Почему, — укорил я фарисеев, — вы не накормили детей вдовы, а забрали вместо этого ее дом? Рабы Маммоны! Все вы — Божьи должники, ибо без конца клянетесь золотом Храма. Глупцы! Вы же слепы! Даете десятину с мяты, аниса и тмина и проглядели важнейшее в законе: суд, милость и веру. Вы отцеживаете комара и глотаете верблюда. Вы омываете чашу снаружи, а внутри оставляете нечистоты. Вы похожи на прекрасные белоснежные гробы, полные костей мертвецов. Строите надгробья пророкам, но сами вы — прямые потомки тех, кто этих пророков убил.
Слова эти дал мне Господь, и я наконец смог говорить с таким же пылом, как Иоанн Креститель. Я и вправду был его братом.
— Внемлите! Я пошлю вам пророков и мудрецов. Одних вы убьете, других распнете на кресте, иных будете вечно гнать из города в город. И на вас падет вся праведная кровь, пролитая на земле до этого дня. О Иерусалим, Иерусалим! Ты забил камнями всех, кто был послан тебе!
Мои слова попали в цель. Но бремя моего сердца было тяжелее, чем все нанесенные их гордости удары. Потому что я говорил истинную правду. Я знал: это мой народ, это мой Храм и я должен скорбеть об Израиле.
А еще я знал, что пора уходить. Фарисеи уже кликнули храмовую стражу.
Однако многие в толпе прониклись моими речами. Мои последователи были готовы защищать меня яростно, точно смерч, они забили бы колким песком глаза любому, кто осмелится помешать мне уйти. Кое-кто из стражников держал в руках камни. Но ни один камень не был брошен. Никто не коснулся моих одежд. Мой час еще не пробил. Стражники приблизились и тут же отступили, одним взглядом я повелел им меня не трогать.
Так я покинул Храм в первый мой день в Иерусалиме.
37
Когда мы оказались за городскими воротами, большая часть сопровождавшей меня толпы последовала за мной на Масличную гору. Все ликовали. Лишь я один чувствовал, что за светлой радостью надвигается мрак.
Один за другим подходили ученики и спрашивали:
— Когда же свершатся эти великие чудеса? Когда наступит конец света, и мы вознесемся?
Я отвечал:
— Конец света наступит, когда меня уже не будет с вами.
Им было больно это слышать. На глаза мои навернулись слезы. Я видел, что их любовь ко мне больше, нежели нелюбовь, и снова захотел научить их мудрости. Я рассказал им свой сон.
— Вы услышите о войнах и смятениях. Народ восстанет на народ, царство — на царство. Настанут глады, и моры, и вели кие сотрясения земли. Но будет это лишь начало печалей. Вас будут преследовать, убивать. Вас возненавидят все народы — за имя мое. Умножатся беззакония. Многие соблазнятся любовью к злату. Но претерпевшие до конца — спасутся. И будут проповедовать это евангелие в Царстве всех народов.
В этот миг, в окружении людей, которые раскачивались и стенали в такт моим словам, я подумал о приспешниках дьявола. Не об этой ли опасности предупреждал Господь? Приспешники дьявола тоже сойдут на землю, причем под моим именем, и в их арсенале будет множество мелких чудес. И каждый станет утверждать, что он и есть я. Нам уготованы неисчислимые обманы! Я промолвил:
— Если скажут вам: «Вот здесь Христос» или «там», не верьте. Ибо придут лжепророки и станут творить великие знамения и чудеса. Если скажут вам: «Он в пустыне», не спешите туда. Если скажут: «Он в потаенной комнате», не верьте. Только когда молния воссияет на востоке и озарит запад, сойдет к вам Сын Человеческий. Солнце померкнет, луна не даст света своего, и звезды упадут с небес. Поколеблются силы небесные. Только тогда явится знамение Сына Человеческого и все увидят, как идет он по облакам небесным под звуки громогласных труб. Говорю вам, это свершится еще при жизни одного поколения. Кончатся небеса, кончится земля, но слова мои будут вечны. Поэтому — готовьтесь. Вам неведом час, когда придет Бог ваш. Знайте одно: кабы знал хороший хозяин, когда придет вор, он был бы настороже. Он не дал бы взломать свой дом. И вы готовьтесь. Сын Человеческий придет в самый нежданный час. И скажет: «Наследуйте Царство. Меня мучил голод — вы накормили меня; меня мучила жажда — вы напоили меня; я брел странником — вы впустили меня в дом; я был наг — вы дали мне одежду; я хворал — вы навестили меня; я томился в темнице — вы пришли ко мне». Всё, что вы сделали любому из братьев моих меньших, вы сделали мне. Тот, кто не помог им, обречен на вечные муки. Праведники же обретут вечную жизнь.
Люди вокруг меня возликовали, словно были уверены, что попадут в праведники. Словно многие хвалы Господу заменят труд во имя Его и обеспечат им вечную жизнь. Как же им найти истинную дорогу к Богу? Однако я не смел омрачить их веры. Ибо произнес уже главные слова. И должен теперь их уважать. Пусть красноречие мое исходило не от меня, а от Господа, но именно я принес Его великое послание людям.
38
В ту ночь я не стал принимать пищи. Жители Иерусалима стояли по обочинам дороги и кричали мне: «Царь!» — но не знали, что я обрету свое царство — если обрету — только на небесах. Они же искали монарха, который возродит былое величие Израиля, — величие, которое народ наш знал при царе Давиде.
Рассветная прохлада придала мне бодрости. Я был снова готов идти в Храм, сесть там под священное дерево. Я хотел учить.
Но на тропе под Масличной горой дорогу мне заступили фарисеи. С ними была женщина. Они сказали:
— Наставник, эта женщина обвиняется в блудодеянии. Ее застали прямо в постели. Закон гласит, что ее надо побить камнями. Как ты рассудишь?
Ищут всякую лазейку, чтобы уличить меня в потакании грешникам! Я не поднимал глаз ни на фарисеев, ни на женщину.
— Не прелюбодействуйте. — произнес я. — Кто смотрит на женщину с вожделением, прелюбодействует в сердце своем.
Я сказал это ради юношей, оказавшихся в толпе фарисеев. Глаза их сияли: не всякий день им доводилось открыто смотреть на блудницу. Я знал: их обуревают похотливые мысли, которые скоро найдут дело для праздных рук. Про себя же я подумал: если рука твоя тебя соблазняет — отсеки ее.
Стоявшая предо мной женщина была, по всей видимости, дьявольским отродьем, средоточием сатанинской грязи и срамоты: ведь искушение блудом — самое могучее оружие дьявола. Фарисеи пребывали в полной уверенности, что я найду способ простить ее и признаю тем самым, что потворствую блудницам. Но я молчал. Лишь склонился к земле. И принялся писать пальцем в пыли, точно вовсе не слышал их слов.
Они просчитали все самым изощренным образом. Ведь для ессея прелюбодеяние — прямая дорога в адское пламя. Они наверняка знают, что я изучал Священное Писание и помню, сколь страшна и опасна нечистая женщина. Собственно, они учились по тем же книгам. Вот, к примеру, царевну Иезавель из Второй книги Царств выбросили из окна высокой башни, и ее кровь брызнула на стену, и придворные растоптали ее копытами своих коней. И царь, увидев это, сказал: «Похороните эту проклятую женщину, все же она — царская дочь». Но от нее не нашли ничего, кроме черепа, ступней и кистей рук. Когда донесли об этом царю, он молвил: «Таково слово Господа: псы съедят тело Иезавели, и труп ее станет навозом на поле».
