Лариса Васильева - Темные воды
— Ну шо ж, детка, ни, так ни…
Обычно бабка усаживалась на стул, а клиенту велела стоять перед ней не шевелясь. Она сначала молилась, потом долго всматривалась в человека, пока не начинала видеть, чувствовать его больной орган. Сашка, подражая бабушке, садилась рядом с ней на корточки или маленькую скамеечку и так же шептала молитвы, повторяя за бабкой, и вглядывалась в посетителя. Сначала она видела только то, во что человек одет, и не понимала, откуда бабушка узнает о его заболеваниях, а потом вдруг и сама перестала замечать одежду. Ей было всего лет девять, когда она впервые увидела «болезнь», прямо сквозь одежду разглядела какое-то белесое пятно с красноватым ореолом.
— Что это, баба?
— Болезнь, детка, — не задумываясь ответила Сальмиха, словно поняла, что увидела Сашка. — Вишь, печенка распухла. Ну, цэ я можу вылечить.
Трудно передать словами эти ощущения: вроде бы и одежду не замечает, но и голого тела не видит. Так, скорее чувствует: живое, здоровое — одним цветом, а больные места — другим. Потом уж здоровые органы вообще перестала замечать, видела только больные. Постепенно Сашка научилась определять, что именно не в порядке в организме, запоминала, чем и как это лечить. Сальмиха никогда никому не давала никаких рецептов — из жадности скрывала, чтобы к ней приходили покупать лекарства, готовила сама свои отвары, настойки, мази. Для каждого больного особые, состав всегда чуть-чуть менялся.
— А откуда ты знаешь, сколько чего положить туда? — спрашивала Сашка.
— Так я чую, шо добавлять и скико. Это раньше я и пробовала, и нюхала, и на цвет смотрела, а теперича ужо сразу знаю, чую, кому шо треба.
Она давала и Сашке понюхать или попробовать отвар, но предупреждала, что надо сплевывать, ведь кое от каких настоек можно и помереть.
Бабка не понимала, как это люди таблетками лечатся? Люди разные и болезнь переносят неодинаково, почему же лекарство одно и то же? Каждую хворь, считала она, надо лечить у разных людей по-разному. Кто-то начал лечение сразу, а у кого-то давно болит, и он уж свыкся с этой болью, так ему и лекарство надо другое давать, хотя название у недуга вроде бы одно и то же. И все спорила со своей дочерью — та не хотела признавать народные методы. Но бабка как-то обмолвилась:
— Коли бы Лидушка врачевала, у нее лучше, чем у меня, получалось.
Лидия работала фельдшером при каком-то заводике и, вполне возможно, использовала тайком свои способности, по крайней мере, в городке знали, что Лидия диагноз поставит лучше, чем дипломированные врачи в поликлинике в областном городе. Только женщинам, считали все, лучше вообще ей не показываться, еще сглазит. Вроде и красавица она была, к таким обычно тянутся, но за неприветливость, сумрачный взгляд ее не любили и обращались только в крайнем случае. Так что зря Лидия всю жизнь пыталась отмежеваться от своей матери — старуху реже, чем ее, называли ведьмой или колдуньей, несмотря на согнутую колесом спину и седые, вечно всклокоченные волосы. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись…
— А почему Лидия не стала лечить? — спрашивала Сашка.
— Так раньше-то люди знахарей не любили. И хату могли поджечь, и каменюками забросать, вот Лидушка и побоялась, — отвечала бабка.
— А почему знахарей не любят?
— Потому шо они нэ таки, як усе, порчу можуть наслать…
— Ну, ты вот никому порчу не насылала, да? Только лечила, добро людям делала, чего же вы боялись?
— Да нэ можу я порчу насылать, а тильки мэнэ не верят. Лечу-лечу, тильки як кто мэне обидэ, не удержусь, со злом посмотрю (а люди примечают), а посля, случись шо-не́будь, припомнят… На мэнэ усе свалют…
— Это еще до революции знахарей колдунами считали, а при советской власти в колдовство уже никто не верил.
— Та нехай они не брешут! Советская власть сама колдунов боится, знахарям лечить не разрешаемо.
— А сейчас, баба, уже и советской власти нет, теперь демократия…
— Власти, можэ, и нема, а правители уси остались… Як прознают, шо лечимо без разрешения, так и будут штраховать али еще шо-не́будь…
30
Сашка устало брела к метро по шумному Арбату, все было хорошо, у нее получилось, и ей даже заплатили. Она все сделала сама, провела сложное лечение, даже Сальмиха редко бралась за такое, а она, Сашка, смогла одна справиться с этой страшной болезнью.
И вдруг перед глазами у нее возникло темное озеро. Сашка уже знала, что последует за этим: появится замок на берегу, потом она перенесется в библиотеку и увидит трех спящих мужчин в креслах… Такая картина уже не раз возникала перед нею. И каждый раз она почему-то испытывала неясное чувство вины… И чтобы не допустить этого, остановить безжалостное подсознание, она вдруг свернула к небольшой церквушке, скрытой в глубине переулка за фасадами новых домов. Церковь была неухоженной, побелка осыпалась, краска на куполе выгорела. Сашка перекрестилась и, поднимаясь ко входу, вытащила из кармана несколько купюр, не глядя, не пересчитывая их, положила в картонный ящик из-под печенья, стоящий перед безруким калекой, сидящим на широких ступенях. К нему тотчас бросился какой-то шустрый парнишка, его помощник или стервятник, но Сашка, не оглядываясь, быстро прошла внутрь.
Как там, в Библии, сказано? «Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время разбрасывать камни, и время собирать камни».
В церкви было пусто, лишь два — три человека ставили свечи. Сашка прошла вдоль иконостаса, почувствовав тепло от одной из икон, опустилась перед нею на колени, прямо на стертые тысячами подошв плиты пола, так ее бабка всегда молилась дома — на коленях и кланяясь низко, иной раз доставая пола лбом. Сашка шепотом истово читала молитвы, одну за другой, прикрыв глаза и чуть раскачиваясь, крестясь и кланяясь, как учила ее бабка. Старушка, продававшая свечи, обратила на нее внимание, тихонько вышла и вернулась с батюшкой — молодым священником в черной рясе, с редкой светлой бородкой и такими же светлыми волосами, торчащими из-под скуфейки. Он не мешал девушке молиться, дождался, когда она замолчала, и подошел к ней.
— Спаси и помилуй тебя, Господи!
Сашка увидела его, поклонилась.
— Случилось у тебя что?
— Случилось, батюшка…
— Не хочешь ли исповедаться, дочь моя?
— Да, — кивнула Сашка.
— Как тебя звать? Ну, вставай, пройдем в Северный придел…
Там батюшка накрыл склоненную Сашкину голову епитрахилью.
— Грешна ли?
И срывающимся голосом Сашка сказала:
— Грешна… Я пожелала смерти своему отцу, его брату и еще одному старику…
— Расскажи, как это случилось.
— Они меня хотели продать, отец и дядька, тому старику.
— Не ошибаешься ли ты? — произнес с сомнением в голосе священник.
— Нет, они правда привезли меня к нему и… показывали, а он отдал им деньги за меня.
— И что дальше?
— Я им пожелала смерти, и они все умерли. Угорели.
— Как это случилось?
— В камине кто-то закрыл вьюшку.
— Расскажи все подробно…
И Сашка стала рассказывать, с трудом выдавливая из себя слова. Нелегко вслух произнести, рассказать, как тебя унижали, били.
— Ты пожелала смерти своим близким… Это грех, но он не так велик, как убийство. В том, что они угорели, нет твоей вины, то Божий промысел.
— Мне кажется, они угорели, потому что я этого хотела…
— Думаю, ты ошибаешься, — мягко сказал батюшка, похоже, он посчитал Сашку душевнобольной.
— Боюсь, я могла внушить кому-нибудь закрыть трубу…
— Как внушить? — терпеливо спросил он.
— Мысленно…
— Это гордыня, дочь моя. Господь не дает людям таких способностей.
— Мне дал, кажется. Я вижу болезни и могу лечить людей.
— Это как?
— Вот так, смотрю и вижу, чем болен человек, — Сашка чуть откинулась, замерла и продолжила: — У вас, батюшка, спина больная, я вижу, вам надо поставить позвонок на место, это я не смогу, тут сила нужна. Вы сходите на массаж, пусть вам вправят, а потом я приду и полечу, чтобы снять воспаление, восстановить ткани, чтобы держали позвонок на месте, чтобы больше не выскакивал. Только после массажа не ходите много и не стойте, а лежите на твердом, пока я не пролечу…
Священник отстранился и взглянул на Сашку.
— Когда ты приехала в Москву? Не была ли прежде в этой церкви?
Сашка покачала головой.
— Сейчас я могу просто на время снять боль, но это не лечение, завтра сходите к массажисту.
И она в самом деле сняла боль. Почувствовав внезапное облегчение, батюшка поверил ей.
— Тебе многое дано, это редкий талант, но с тебя и спрос будет больше. Господь каждому дает по силам, строй храм его в своей душе, и он тебя поддержит. Если ты виновата в том, что пожелала смерти людям, то искупай вину молитвами да лечи людей, для того тебя такой создал Отец наш небесный.
