Лариса Васильева - Темные воды
В субботу она училась допоздна, Рено ждал в машине у анатомички, и она не шла — летела к нему. Села в машину, а он, не давая ей обнять себя, отстранился: «Подожди, я совсем забыл, какая ты у меня красивая, подожди, я еще не насмотрелся…», — убрал волосы с ее лба и жадно разглядывал: «Какие чудные у тебя глаза, сначала всегда светлые, а чем дольше я смотрю, тем больше они темнеют… Таких ни у кого не бывает!». А Сашка смеялась: «Потому что никто так безумно не любит, как я!». Ей хотелось скорее поцеловать его… «Ну, Рено, ну хватит, зачем на меня сейчас смотреть, я же замучена насмерть латынью…» Он обнял ее и целовал, ощущая слабый запах формалина. А у Сашки слезы навернулись на глаза: как она будет жить без его ласки?!
— Как я тебя хочу, — шепнула она ему в ухо, — это, наверно, токсикоз…
— Да, точно, такое бывает только у беременных, ненасытная ты моя, — смеялся он.
Вскоре у нее, и в самом деле, начался токсикоз. До этого она не замечала своей беременности, а теперь ее тошнило по утрам, все время хотелось есть и спать, одолевала слабость. Рено терпеливо выполнял все ее прихоти, выискивал какие-нибудь деликатесы, чтобы только порадовать ее, как избалованного ребенка.
Погода в эти дни стояла на удивление жаркая. Сашка изнемогала, открывала все окна, а Рено следом прикрывал:
— Не делай сквозняки, тебя продует.
Сашка шла в душ, а он заглядывал, проверяя, не обливается ли она холодной водой.
— Закаляться будешь после родов…
Сашка капризничала, придумывала, чего бы ей еще хотелось.
— Ах ты, вредная старуха, — ворчал он, но выполнял пожелания, тащился в полночь в круглосуточный магазин то за оливками, то за корнишонами.
— Я же говорила, у меня плохой характер, ты уже, наверно, жалеешь, что я переехала к тебе.
— Саша, я хочу, чтобы ребенок носил мою фамилию, пойдем в загс!
— Не могу, меня сегодня мутит…
Сашка брела по улице, погода была чудесная, а ребенку нужны солнечные ванны. И вот в этот момент, посреди многолюдной улицы, на солнышке, ее вдруг окатила темная холодная волна ненависти, она почувствовала на себе жесткий злобный взгляд. Лидия. Только она так смотрит на нее. Сашка никак не могла собраться с силами и заслониться, накрыться своим «стаканчиком», беременность, что ли, так на нее действует? «Стаканчик» получался каким-то тонким, хлипким и все прорывался… Ее охватило чувство безнадежности, она устала бороться и отбросила совсем свою защиту. Сейчас темные воды сомкнутся над ее головой… Сашка остановилась и стояла на месте, совершенно беззащитная, покорно ждала появления своей мстительной бабки, только непроизвольно руками прикрыла живот. Лидия, как всегда в черном, медленно приближалась к ней, ее обгоняли, обходили, а она шла, не сворачивая, не сводя взгляда с Сашки, подошла ближе и застыла напротив нее.
— Не ждала, забыла обо мне? А я о тебе не забываю… Я тебе своих сыновей никогда не прощу, и ты жить не будешь… — ее лицо исказило страдание.
Как она любила своих сынов! Сашка впервые видела, чтобы Лидия вот так изменилась в лице, всю жизнь она словно в маске ходила, и вот вдруг приоткрылась. Но почему же она так ненавидит ее, свою внучку? За что? В чем она виновата? Сашку почему-то долго мучили воспоминания о сне, где она в образе кухарки Любы закрывает печную заслонку, словно она в самом деле это сделала, но этого не могло быть, это был только сон. Что, за сон можно убить человека? Хотя, бабка почти так же относилась к ней и тогда, когда братья были живы. Почему она не запретила продавать ее? Почему хотя бы раз не вступилась за нее?
— Как я жалею, что не убила Ольгу сразу, пока ты не родилась… Живучая — так упасть в поезде и не сломать себе шею! А нос кривой стал, — заметила Лидия насмешливо.
— За что вы ненавидите меня?
— Ты посмела убить родного отца и еще спрашиваешь?
— Вы же знаете, что я не убивала их.
— Не сама, так заставила это сделать кухарку, уж такие вещи я чую. На отца руку подняла! Ты, что ли, первая, кого отдают за старика? Пожила бы с ним, одел бы тебя с головы до ног, что же в этом плохого?
— Меня не замуж отдавали, а продавали в рабство. Отец за меня деньги взял.
— Тебя не убивали, а ты убила Сергея и Ванечку…
— Не убивала я!
Люди проходили мимо, слышали обрывки их разговора и удивленно оглядывались.
— Какие тут страсти, как в бразильском сериале! — воскликнул какой-то мужчина, и он, и его подруга расхохотались. Лидия не обратила на них никакого внимания.
— Я смотрю, ты даже не раскаиваешься: убила трех человек и думаешь, тебе это сойдет с рук? Это же мои дети, мои сыночки!
— Я никому не причинила зла!
— Ты, упрямая, как и твоя мать! Нет, ты хотела им зла, да, именно это ты и сделала! Пожелала им смерти! Ну что же, получай теперь от меня! — Она подняла руки и собиралась произнести проклятие, как вдруг поняла, что Сашка не случайно так открыта, она не может защититься от нее, и только одно могло быть причиной — она беременна.
— Ребенок?! Мальчик! — она замерла, этот плод ведь был частицей ее сына…
Мальчик! Ей так не хватало сыновей, и вот он тут, кровинка ее Сереги! Значит, нельзя Сашку сейчас наказать, пусть сначала родит ее правнука… Ярость переполняла Лидию, ее надо было излить на кого-нибудь — если нельзя на Сашку, то просто в толпу. Ведьма отвернулась от внучки и швырнула свое проклятие во встречных людей. Сашка увидела, как злоба, словно черная пыль, осела на прохожих. И многие из них ощутили резкое ухудшение самочувствия, внезапное головокружение или тошноту, но проклятие, поделенное на всех, было не смертельно.
— Ну, что же, если ты будешь хорошей матерью, то мы встретимся…лет через семнадцать. А если плохой, то я найду тебя раньше…
Лидия уходила прочь, а Сашка повернулась, добрела до мраморного парапета и села. От нервного напряжения ноги у нее подкашивались. Мимо текла людская река, а она сидела, ничего не видя и не слыша. Какое счастье — просто жить… Ей дали отсрочку на семнадцать лет. Скоро она сама станет матерью и будет играть во всякие наивные детские игры со своим сыночком… И она может спокойно жить со своим Рено. Спасибо этому ребеночку, которого ждут теперь две прабабки. Она глянула вслед скрывшейся в толпе Лидии и вдруг заметила рыжий хвост кота, шмыгнувшего вслед за бабкой между ног прохожих.
Почему-то вспомнилась мать — как она играла с ней в прятки: мама закрывала глаза руками и громко декламировала: «Сидели два медведя на тоненьком суку — раз ку-ку, два ку-ку, оба шлепнулись в муку». Пока она произносила эту считалку, Сашка должна была спрятаться, но она каждый раз об этом забывала, застывала на месте, думая: откуда мука в лесу? Ей почему-то представлялся большой сундук, ларь под деревом, полный муки, и медвежата падали в него, а мука, как вода, выплескивалась наружу… Мама открывала глаза и смеялась: «Санечка, что же ты не прячешься?»
Примечания
1
одежда
2
мальчик
