Ален Роб-Грийе - Проект революции в Нью-Йорке
Между тем состав, не снижая скорости, проносится мимо нескольких второстепенных станций, где редкие пассажиры спят, развалившись на скамейках, в ожидании поезда со всеми остановками. Он тормозит теперь у перрона более крупной, хотя также малолюдной станции. Бен Саид, увидев ее название „Джонсон-Джанкшен“, быстро встает, намереваясь выйти, и занимает место перед центральной дверью, подстерегая момент, когда поезд окончательно остановится и будет приведена в действие система автоматического выхода. Молодой негодяй, подкравшись уже совсем близко, делает еще один шаг вперед, чтобы оказаться в непосредственной близости от двери; но при этом он поворачивается спиной, словно желая изучить предохранительное устройство, регулирующее скольжение раздвижной двери. На своего спутника он, судя по всему, не обращает ни малейшего внимания.
Странная вещь, едва состав замирает у перрона, слышатся характерные звуки, свидетельствующие, что система автоматического выхода нормально функционирует во всем поезде — и вот уже перед Бен Саидом проходят пассажиры, вышедшие из соседних вагонов, тогда как дверь, у которой стоит он, остается закрытой. Бен Саид тщетно дергает за медные ручки. Затем он бежит к двум другим дверям поочередно: все три намертво блокированы. На перроне, у крайней двери, топчется человек в белом халате, который также хочет войти и пытается, со своей стороны, повернуть ручки. Он обменивается с Бен Саидом жестами, выражающими бессилие; затем говорит что-то — всего пять или шесть слов — но ни один звук не проходит сквозь толстое стекло; одновременно с этим человек в белом халате, выставив вперед палец, властно показывает на центральную дверь, где стоит с видом полного безразличия подросток. Прежде, чем Бен Саид постигает смысл этих технических советов, пассажир с седыми волосами, пожав плечами, бросает свои безнадежные попытки и устремляется к предшествующему вагону, чьи двери, как им и положено, открыты. Он едва успевает подняться, как мертвенный лязг захлопывающихся дверей раздается по всей станции, и состав начинает стремительно набирать скорость.
Бен Саид вновь смотрит туда, куда, по-видимому, указывал ему незнакомец в медицинском халате; он видит тогда, как W неспешно вынимает лезвие ножа, которое вставил в щель предохранительной коробки, расположенной довольно высоко и слева от центральной двери. Значит, именно он блокировал механизм во всем вагоне, осторожно держа финку за рукоять из слоновой кости, чтобы не ударило током.
Бен Саид внезапно ощущает невероятную усталость. Он возвращается на то место, где сидел в самом начале сцены, в голове вагона. Мальчик также усаживается на скамейку напротив, рядом с небольшой дверью в тамбур, и принимается вновь играть с медной задвижкой над своим плечом, поднимая ее словно бы машинальным жестом, а затем отпуская, так что она падает вниз с резким щелчком.
Лора, которая уже отчаялась как-то форсировать события, ибо недотепа-сообщник притворяется, будто даже не видит нетерпеливых сигналов, подаваемых ею уже четверть часа, если не больше, принимает решение вмешаться. Она берется за медную ручку двери… и в этот Момент замечает за прямоугольным стеклом на другом конце вагона очень бледное лицо человека с седыми волосами, одетого в халат ослепительной белизны, который стоит, подобно ей, на другой соединительной платформе. На вид ему около шестидесяти лет; он рассматривает с хирургическим интересом руку юноши, лежащую в нескольких сантиметрах от него на внутренней задвижке. W не подозревает, что кто-то следит за ним прямо за его спиной, в полумраке тамбура. Что касается Бен Саида, то он окончательно углубился в созерцание собственных коленей.
Рассказчик же сразу узнал человека, внезапно явившегося на сцену: мертвенно-бледное лицо с усталыми чертами, тонкие губы, взгляд одновременно острый и утомленный долгим бодрствованием, очки в тонкой стальной оправе теперь видны гораздо лучше, поскольку новый персонаж почти приник к маленькому прямоугольному стеклу, благодаря чему можно различить пять или шесть пятнышек красно-коричневого цвета, величиной с горошину, на воротнике белого халата. Это — доктор Морган; он возвращается в свой подземный кабинет, после того как произвел укол, о котором уже шла речь. Однако Бен Саид не может узнать его, ибо не смотрит в ту сторону, окончательно углубившись в созерцание собственных коленей, окончательно углубившись в созерцание, окончательно… вся металлическая громада поезда вдруг начинает скрежетать, окончательно углубившись…
Возврат. Лора разглядывает свою руку, запачканную кровью. Света, идущего из двух смежных вагонов на маленькую платформу, вполне достаточно, чтобы убедиться: рана не представляет опасности. Итак, ей опять удалось ускользнуть от преследователей. Сегодня вечером она снова сумела разоблачить их переодевания и трюки. Она протягивает ладонь к фарфоровой ручке, но не завершает начатого движения… Из-под двери появляется кровь, ручеек совсем свежей, ярко-красной и густой крови. Это нечто вроде языка шириной в два пальца, чей слегка вздутый кончик медленно, но неуклонно ползет по белым плиткам к босым ногам Лоры.
Внезапно решившись, молодая женщина завершает прерванное движение и распахивает дверь настежь сильным толчком, отчего створка, содрогаясь, долго вибрирует. Белая рука застывает в воздухе, в зияющем проеме — настолько потрясает Лору зрелище, представшее перед ее широко раскрытыми глазами.
В вагоне ничего не изменилось: Бен Саид По-прежнему не сводит глаз с пола, тогда как W продолжает свое занятие, методично поднимая и отпуская задвижку, чьи сухие щелчки разрывают тишину, словно удары слишком звучного и чересчур медлительного метронома. По не вполне еще ясным для пассажиров причинам электрическое замыкание, саботаж, световой сигнал, заблокированный террористами, пожар в кабинете машиниста, труп девочки, обнаруженный на путях — состав неподвижно застыл в туннеле, между двумя станциями, и невозможно с точностью определить, сколько времени это продолжается. Лора, которая по-прежнему находится на платформе, соединяющей два вагона, напряженно прислушивается к тому, что может произойти, будь то рокот пламени, пулеметные очереди, сирена тревоги, вопль революции или глухой стук колес, возникающий издалека и постепенно набирающий мощь, переходя в невыносимо близкий грохот: это мчится на полной скорости состав, поскольку путь, согласно показаниям огней неисправного светофора, свободен — нацеленный на препятствие, невидимое до самого последнего мгновения из-за изгиба туннеля, он сейчас врежется в парализованный поезд, и тогда в огромной вспышке сольются воедино взрывающиеся моторы, налезающие Друг на друга вагоны, визжащие женщины, лопающиеся от жара стекла, искореженное железо, вырванные с корнем и разлетающиеся во все стороны скамейки.
Однако из туннеля доносится совсем рядом, почти на расстоянии вытянутой руки, лишь какое-то легкое поскрипывание, короткое и еле различимое дыхание, нечто неуловимое, но явственно присутствующе…
Встревоженная девочка замечает, что вдоль рельса, слабо поблескивающего в темноте, движется некое темное, продолговатое, плотное пятно. Вскоре оно достигает более светлого и открытого пространства между двумя вагонами, и Лора, оцепенев от ужаса, видит прямо перед собой серую, довольно крупную крысу, которая, застыв на месте и уставившись на нее крошечными черными глазками, поднимает к ней белесую морду с острыми зубами, словно хочет, втягивая в ноздри воздух быстрыми, короткими, слегка свистящими глотками, обнюхать эту свежую плоть, выбранную заранее в ожидании неизбежной катастрофы, которую улавливает своим звериным чутьем.
Пытаясь избавиться от наваждения, под чьим воздействием неизбежно придется перешагнуть через поручни, если остановка продлится хотя бы еще несколько секунд, девушка хватается за фарфоровую ручку, которая сама поворачивается в ее ладони, и открывает дверь настежь одним толчком: крыса здесь, она семенит по белым плиткам пола, неприятно поскрипывая коготками, вокруг окровавленного тела убитой девушки. Стало быть, Лора не ошиблась, почувствовав совсем рядом с собой крысу в ту ночь — возможно, это было вчера — когда ее заперли без света в пустой библиотеке на первом этаже.
Она так испугалась, что спряталась на самой верхней, пустой полке, куда вскарабкалась единым духом, благодаря чему и нащупала там, в темноте, полицейский роман с разорванной обложкой, который затем тщательно уложила, чтобы прочитать тайком, под съемную доску пола в своей комнате, в секретное углубление, где пестрый томик улегся рядом с коробком спичек, украденным однажды вечером из кармана ее стража, когда тот проник к ней с целью изнасиловать, а потом заснул усталым сном, настолько измучил его долгий день, заполненный утомительной слежкой и беготней по всему городу, а также рядом с парой острых ножниц, принесенных им после одной из обычных ночных экспедиций ей в подарок для вырезания картинок, а она сделала вид, будто потеряла их, и рядом с вязальной спицей из полированной стали, завалившейся в щель одного из ящиков комода, которую она извлекла с большим трудом, а затем долго затачивала о шероховатые плитки в коридоре, наконец, рядом с тремя стеклянными осколками, изогнутыми наподобие арабского кинжала и все еще запачканными ее собственной кровью с того дня, когда она глубоко порезала руку, вынимая их из разбитого окна-двери, что выходит на железную лестницу на последнем этаже ее тюрьмы.
