Ханна Маккоуч - Под соусом
— Ух ты, — оживляюсь я. — Класс!
— Разумеется, после случая с ножом Ноэль набрасывается на О’Шонесси, который, ясное дело, клянется-божится, что он, дескать, ни при чем. Ноэль чешет в затылке: мол, ему-то что ж теперь делать — топать к О’Шонесси домой искать миксер или как? Тем временем этот парень все прикладывается к коксу, и тут один из его шайки — помнишь ту ночь, когда мы ловили кайф?
— Еще бы.
— Так вот, один из этих бугаев заглядывает в окно. Пятница, я на соте, на кухне дым коромыслом…
— Господи, Густав, не тяни, как кончилось: хорошо, плохо?
— Очень плохо. — Он весь сияет. — Бугай сует в окно во-от такую пушку, метит в Ноэля и требует подать ему О’Ублюдка. Посетители сначала не въезжают, но тут какая-то слабонервная бизнес-дамочка замечает ствол и поднимает визг. Оскар в баре, нажрался до потери пульса, а Ноэль чуть не наложил в штаны, как баба-э. Он и слова не успел вымолвить, как Хавьер хватает Дэнни за халат и пытается вышвырнуть из кухни. О’Пидору не светит расставаться с жизнью, верно? Он как бешеный дерется с Хавьером, — Густав размахивает перед собой кулаками, — а его дружок-бугай, не будь дурак, включает этот… знаешь, такой химический душ, на случай пожара, с потолка брызжет? Эта вонючая пена заливает всю кухню. Посетители наутек! Кр-расота-э.
— А что потом?
— Как это «что потом»? Тебе мало?
— Дэнни застрелили или что?
— А начхать мне, что случилось с Дэнни. Бугай вытащил его из ресторана, размахивая пистолетом, как ковбой, швырнул в черный «лексус» и смылся.
— Ч-черт.
— Ага, ч-черт.
Густав предлагает на выходных покататься с ним на лыжах в Хантере, но я, чтобы не признаваться, что мне это не по карману, отвечаю:
— Терпеть не могу Хантер. Я там из принципа не катаюсь. — И это правда.
— Слушай, — удивляется он, — я вырос в Австрийских Альпах, но, как видишь, от Хантера нос не ворочу.
— На Западе лучше, — возражаю я.
— Тогда что ты делаешь здесь?
— Я встретила парня.
— Да ладно! — недоверчиво говорит Густав. — Ты?
— Что? Думаешь, вру? — спрашиваю я.
— Не знаю-э, — он качает головой. — Пожалуй, нет.
Сообразив, что я обиделась, Густав ерошит мне волосы:
— Да брось ты! Я ничего такого не имел в виду… Ну и кто же он?
— Познакомились в «Хогс».
— «Хогс»! — восклицает он. — Тогда покажи мне его.
Густав ласково треплет меня по плечу. Я ожидаю чего-нибудь теплого, искреннего.
— Ты с ним трахаешься?
— Не твое собачье дело!
— Ты с ним не трахаешься.
— Почему бы и нет?
— Не трахаешься, — заключает Густав. — Поверь мне, я бы знал.
— Кто бы сомневался.
— Малышка! Когда ты позволишь Густаву сделать тебя счастливой женщиной?
— М-м, дай подумать, — бормочу я, прижав указательный палец к подбородку и поджав губы, — пожалуй, верный ответ «никогда».
— Ты не знаешь, что теряешь-э.
— Прекрасно знаю, к тому же я разбила бы тебе сердце, сам понимаешь.
Густав хватается за грудь, изображая приступ. Потом, покачиваясь, выпрямляется и произносит:
— Vamanos[39].
У меня похмелье после вчерашнего, но на улице дышится легче. Воздух свежий, и, несмотря на пронизывающий ветер с Гудзона, денек обещает быть солнечным и в целом приятным. Заметив, что я дрожу, Густав обнимает меня.
— Потом вместе позавтракаем, ладно?
— Ладно, — соглашаюсь я. Густав никогда не разрешает мне платить. Говорит, это австрийское правило. Не знаю, не знаю… Но пусть платит, раз ему так хочется, — поможет мне растянуть деньги Джулии.
— Не спросишь, как прошла ночь? — намекает он.
— Наверняка замечательно, — коротко говорю я. Подробности мне ни к чему.
— Сначала мы вместе с ней занимались йогой в фитнес-клубе. Она подрабатывает инструктором, так что-э…
— Этим и объясняется ее гибкость?
— Пр-роехали. — Густав пытается изобразить Джо Пеши[40], но становится еще больше похож на Арнольда.
Вдалеке показалась закусочная моей мечты — сияющая хромированными поверхностями, с большой неоновой стрелкой (перегоревшей) на крыше, которая указывает вниз, на табличку «Ешьте здесь». Густав дает мне свой мобильник и тычет в объявление об аренде:
— Звони.
Набираю номер.
— Закусочная «Большое яблоко», — отзывается женский голос.
— Здравствуйте, меня зовут Лейла Митчнер, я звоню по поводу аренды закусочной на Вестсайдском шоссе.
— Секундочку.
Я слышу приглушенный голос на заднем плане:
— Эдди! Насчет закусочной!
Трубку берет мужчина:
— Да?
— Здравствуйте, это Лейла Митчнер. Я хотела бы поговорить с вами об аренде закусочной.
— О, конечно. Пр-рекрасно. Хотите посмотреть?
— Мы с компаньоном стоим прямо перед ней.
— О, хорошо, отлично. Я сейчас в еще одном своем заведении, «Большом яблоке». Могу подъехать через пятнадцать минут. Устроит?
— Вполне. До встречи.
Повесив трубку, я поворачиваюсь к Густаву и, подпрыгивая, чтобы согреться, сообщаю:
— Он едет.
— Сейчас?
— Ага.
— Давай заглянем в окна, может, что увидим.
Стойка бара и несколько столиков заставлены грязными стаканами и чашками. В проходе осталось ведро со шваброй. Густав рвется влезть по столбу на крышу и осмотреть здание, но я отговариваю.
— Зачем там ведро? — размышляет он вслух. — Может, потолок течет…
У подоспевшего Эдди вид человека, который собрался продать как минимум городской мост. На нем что-то красное, плохо сочетающееся с седыми висками. Он сразу приступает к делу:
— Итак, вы двое заинтересованы в том, чтобы открыть здесь ресторан? Отлично, просто отлично. Место идеальное. У меня здесь раньше сын работал. Ему принадлежала кулинарная компания «Филм-Фуд» — дела шли великолепно, великолепно. Но вы же знаете, как это бывает с детьми. Он решил, что хочет сам снимать фильмы, а не кормить съемочную группу и актеров. Думаю, его можно понять. Он уже пару месяцев в Голливуде. Только вчера разговаривал с ним. Представляете, у него есть шанс продать сценарий.
Густав изучает гриль, духовку, посудомоечную машину, едва ли не залезая внутрь, чтобы лучше рассмотреть, а я оглядываю интерьер и думаю, что с ним можно сделать. Я представляю себе приличную модную закусочную, не слишком дорогую, где подавали бы качественные, красиво оформленные домашние блюда — пикантный мясной рулет, бифштексы, жареного цыпленка, картофельное пюре с подливкой, шницель по-венски, торт с мороженым, корзинки с пятью сортами домашнего хлеба. Мы с Густавом готовим, а бригада красоток — точь-в-точь девушки из клипа Роберта Палмера «Просто неотразима» — обслуживают посетителей, создавая особую, стильную атмосферу. Наше заведение станет одним из лучших в своем роде.
Густав практически ничего не спрашивает: ни он ни я не можем вставить ни слова.
— Так вот, я снял это помещение на пятьдесят лет и могу для вас сделать вот что: мой юрист заключит с вами договор субаренды — три тысячи в месяц. Оплата раз в месяц, раз в год — как захотите. Вы даже не представляете, как это выгодно!
Наконец Густав обрывает его:
— Спасибо, мы позвоним.
Мы направляемся по узким булыжным улочкам в «Дом», ресторан на Корнелия-стрит. Густав на редкость молчалив. Как только мы входим внутрь, он говорит:
— Не верю я этому чуваку-э. Заведение пустует давно, дураку понятно. Уж больно красиво он нам его расписывал. Если это такое замечательное место, почему никто еще не открыл там ресторан?
— Вот мы и откроем.
— Не думаю, малышка. Когда что-то воняет, этот шнобель чует сразу, — возражает он, показывая на свой большой нос. — Крыша рушится, плиту нужно переставлять. Это дорого. Потому и арендная плата такая низкая.
— Значит, безнадежно? — спрашиваю я.
— И связываться не стоит, это и слепой бы увидел. Но мы ведь продолжим поиски, да-э? Что ты будешь?
— Чизбургер с беконом.
— Я тоже.
Когда я прихожу домой, на автоответчике мигает огонек. Прошу тебя, Господи, пусть это будет Фрэнк. Не подведи, не оставь меня, Господи!
— Здорово, Лейла, это Фрэнк.
Ур-р-ра!
— Похоже, я опять работаю допоздна. Как насчет обеда в пятницу?
Сегодня понедельник. Даже такой законченной идиотке, как я, понятно, что Фрэнк меня динамит. Что ж, в эту игру можно играть вдвоем. Не стану отвечать на звонок. Если хочет меня увидеть, может, в конце концов, приложить усилия. А если нет — у меня есть своя жизнь. На Фрэнке свет клином не сошелся. У меня полно друзей и полно дел, буду развлекаться и работать. Я решила отплатить Фрэнку его же монетой. Сама не знаю почему, но я объявила ему войну. Если Фрэнк не собирается меня кинуть, то я веду себя как стерва. А если он собирается меня кинуть, то я больше не желаю его видеть. Одно точно: с каждым днем мое отчаяние нарастает.