Рабыня - Конклин Тара

Историки искусства ставят под сомнение подлинность авторства Белл. Известно, что ни одно произведение Лу Энн Белл не подписано ее именем. Новые данные убедительно свидетельствуют о том, что автором этих шедевров на самом деле была не Лу Энн Белл, а ее служанка, рабыня-подросток Джозефина. Происхождение Джозефины Белл неизвестно, так же, как и ее судьба после смерти Лу Энн Белл в 1852 году, но ее наследие живет.

Галерея Калхоун с гордостью представляет необычную выставку «Искусство и искусственность Лу Энн Белл». Здесь впервые будут выставлены вновь открытые картины, которые, как полагают, являются работой Джозефины Белл. Рядом с ними будут известные работы, которые ранее приписывались Лу Энн Белл. На выставке будут присутствовать историки искусства и эксперты: они проведут оценку новых и ранее известных работ, которые позволят вам прийти к собственному выводу: кто был мастером? Лу Энн Белл или Джозефина Белл?

Пожалуйста, приходите на нашу эпохальную выставку.

На выставке будут представлены знаменитые картины Белл «Лотти», «Джексон с кнутом», «Дом на рассвете» и «Дети № 2», а также малоизвестные работы Белл из частных коллекций.

Лина знала о творчестве Лу Энн Белл из лекций по истории искусств в колледже. Женщина, родившаяся в богатой семье на хлопковой плантации в Миссисипи. Художественного образования не получила. Семья отреклась от нее после того, как она сбежала с неподходящим, по их мнению, мужчиной, Робертом Беллом, сыном странствующего проповедника-фундаменталиста. Умерла молодой, в сорок три года, после изнурительной болезни. Бездетная, последние годы прожила фактически в уединении, так и не помирившись со своей семьей. Говорили, что ее картины изображали человечность рабов, принадлежавших ее мужу, и это было молчаливым вызовом обществу плантаторов Юга, в котором она родилась.

– Как думаешь? – спросил Оскар. – Может быть, это пригодится для твоего дела? Какой-нибудь потомок Джозефины Белл в качестве истца?

Лина неуверенно кивнула.

– Дэну бы понравилось, – сказала она. – Он любит все громкое и спорное. Но мы же не знаем, были ли у Джозефины дети? И жив ли кто-нибудь из ее потомков?

– Если тебе интересно, могу позвонить Мари. Она наверняка знает. – Оскар встал из-за стола. – Я много лет не видел Мари, – сказал он, будто обращаясь к самому себе. – Было бы хорошо восстановить связь. – Он начал убирать липкие от сиропа тарелки, и Лина вскочила, чтобы помочь ему.

В своей комнате Лина, все еще оставаясь в пижаме, открыла поисковик в компьютере и напечатала: Лу Энн Белл; Джозефина Белл, Вирджиния. Появились страницы с иноформацией о Лу Энн. Научные статьи, репродукции картин, статьи из художественных журналов, феминистские теории о ее жизни и работе, сайты поклонников, в том числе сайт, явно созданный для собственного пользования страдающими от тоски девочками-подростками с художественными наклонностями. Наконец Лина открыла сайт Центра женского искусства «Белл» – музея и дома творчества, расположенных в бывшем доме Лу Энн Белл в Линнхерсте, штат Вирджиния. Лина просмотрела фотографии работ Белл и территории Белл-Крика, биографические сведения о Лу Энн и официальные заявления, опубликованные Фондом Стэнмора, организацией, которая финансировала и управляла Белл-Центром.

Но за 2,7 оплачиваемых часа исследований Лина нашла лишь несколько мимолетных упоминаний о Джозефине Белл.

И одну фотографию.

Лина перестала кликать мышью и прищурилась. Зернистый экран светился серебром. Изображение было черно-белым, тусклым, как будто запыленное или прикрытое пленкой. Надпись гласила: «Лу Энн Белл со своей служанкой Джозефиной, Белл-Крик, 1852». Темноволосая белая женщина сидела в кресле-качалке на крыльце дома. На ней было светлое платье с пышными юбками, волосы разделены на прямой пробор и собраны в сложную прическу с завитками, закрывающими уши. Лу Энн Белл открыто улыбалась, крепко сжатые руки лежали на коленях. Рядом с ней стояла чернокожая девушка, волосы высоко зачесаны, полностью открывая лицо, коричневая кожа чистая, лицо широкое, с высокими скулами и полными губами. Даже на такой несовершенной фотографии было видно, что она красива. Глаза казались светлыми – как будто голубыми или зелеными – и подвижными. Плечи Джозефины были прямыми и квадратными, как будто застыли в ожидании. Джозефина не улыбалась, с непроницаемым лицом она пристально смотрела в камеру. Камера была расположена так, чтобы в кадр вошел весь фасад дома, казалось, фотограф хочет запечатлеть именно дом, а не женщин. Женщины просто оказались на крыльце и остались там, без восторга, а возможно, из чувства долга, из желания не мешать. «Хорошо, мы останемся на месте. Хорошо, мы посмотрим в камеру».

Лу Энн Белл умерла в 1852 году, в том самом году, когда была сделана фотография. Согласно галерее Калхоун, после этой даты о Джозефине больше не было никаких сведений.

Знала ли тогда Джозефина, стоя на крыльце рядом с Лу Энн, что ее мир вот-вот изменится? Джозефина держала голову спокойно и прямо, в ее позе была осторожность, может быть, об этом ее попросил фотограф, а может быть, у нее были свои причины идти по жизни с осторожностью. Руки Джозефины были сжаты, пальцы тесно переплетены, как будто одна рука только что вытащила другую из бурного моря. Глаза чуть размыты, словно в движении. Возможно, она смотрела дальше фотографа. Возможно, она обдумывала дальнейший путь.

Джозефина

Яркое горячее солнце светило в окна спальни. Миссис Лу спала, порез на ее лице все еще был свежим и красным.

Ужин, подумала Джозефина. Мистер скоро придет ужинать, а еще ничего не приготовлено. Сегодня такой же день, как и все остальные. Джозефина поднялась с кровати и направилась к двери, но взгляд ее задержался, и она остановилась. За полуоткрытой дверью гардероба, полускрытые в тени, стояли парадные ботинки Миссис, те, что она надевала в город, в гости, в церковь.

Джозефине понадобится обувь. Тогда, в первый раз, она не обулась, и это было ошибкой, о которой она помнила много недель по возвращении, хромая на стертых ступнях.

Джозефина вернулась в комнату, подошла к шкафу и быстрым движением схватила ботинки. Они были короткие, из коричневой кожи, с оловянными пуговицами сбоку, на низком каблуке, удобном для ходьбы, подметки изношены, но целы. У Миссис были домашние туфли, а скоро она наденет зимние ботинки, подбитые серой фланелью. Этих она не хватится, во всяком случае, сегодня. До конца дня Джозефина, по совету доктора, не выпустит Миссис из дома. Отдых, что-нибудь легкомысленное, может быть, они вместе почитают вслух, или Миссис посидит с вышивкой на коленях. Пропажи ботинок она не заметит. Джозефина быстро взглянула на Миссис, та вздохнула, повернулась к ней спиной и замерла.

Ботинки были слишком громоздкими, чтобы поместиться под передником или под юбками, поэтому Джозефина просто выпрямила руку, в которой их держала, низко опустила ее и, не сводя глаз со спящей Миссис, вышла из комнаты. Сейчас она поднимется по скрипучей лестнице к себе на чердак. Пойдет медленно, избегая самых расшатанных ступенек, где подгнившее дерево скрипело особенно громко и жалобно, чтобы шум не разбудил Миссис. И спрячет ботинки под тюфяком.

Джозефина была уже у двери чердака, когда услышала снаружи стук копыт и шум колес. Они никого не ждали. В Белл-Крике гости были редкостью, а разносчик сезонных товаров уже побывал здесь: его тележка была загружена зимними вещами, упряжью, шерстью, сальными свечами, припарками, специями и сладостями. Может быть, это доктор вернулся? Или какой-нибудь раб Стэнморов пришел одолжить ведро или косу?

Выглянув в окно коридора, Джозефина увидела у сарая незнакомую коляску и спускающуюся с подножки женскую фигуру: темное платье и белые нижние юбки, низко опустившиеся, когда она нагнулась, чтобы ступить на землю. На гостье были перчатки для верховой езды, которые она сняла, быстро и сильно дергая за каждый палец и оглядываясь вокруг: сарай, ворота, ряд плодоносящих яблонь. Женщина была маленького роста, кругленькая и такая толстая, что платье, казалось, вот-вот треснет на ней. Джозефина не сразу узнала гостью и прищурилась, чтобы разглядеть ее лицо, но оно оставалось в тени капора.