Эйфель (СИ) - Д'
Адриенна смотрит на макет с отвращением:
— Какое уродство!
— Может, ты и права, но у этой башни много сторонников. Бурде уже построил дворец на площади Трокадеро, на другом берегу Сены. Так что его колонна имеет полное право стоять напротив, на Марсовом поле. А главное, наверху маяк, который осветит весь Париж. Согласись, идея хорошая.
Адриенна неприятно удивлена тоном мужа.
— Ты одобряешь этот проект….
— Бурде — талантливый архитектор.
— А что же Гюстав? Ты переметнулся к его сопернику?
Рестак просто обожает свою жену! С виду она как будто не от мира сего, а на самом деле мыслит куда острее, чем он.
— Гюстав — совсем другое дело: он победит.
Этот ответ вызывает яркий румянец на щеках Адриенны. Ее муж так уверен в себе. Придвинувшись к ней, он снова касается поцелуем, совсем легким, ее шеи за ушком.
— Бурде я люблю именно потому, что питаю слабость к побежденным. Это объясняется «реакционной» стороной моего характера…
Гул в зале усилился, словно люди почуяли приближение опасности.
— Что случилось? — спрашивает дама.
— Сейчас жюри объявит результаты конкурса.
Услышав это, Антуан хватает жену за руку.
— Стой здесь! Остальное досмотрим потом…
По другую сторону макетов стоит семейство Эйфелей, ожидая решения жюри.
У Адриенны сжимается горло.
Но отступать поздно.
Как изобразить спокойствие, как не смотреть друг на друга?! Их взгляды притягиваются, словно намагниченные, а нужно создать видимость безразличия, чтобы никто ничего не заподозрил. И почему сегодня — именно сегодня! — Рестак пришел с ней? Разве что так захотела сама Адриенна — это очень на нее похоже, она решила отомстить ему за холодность, которую он выказал на приеме у Локруа. Впрочем, нет, она испугана не меньше, чем он. Он ведь знает ее наизусть. Её взгляд не обманывает, он выдает растерянность и страх. Наверняка Антуан заставил ее прийти, а она не посмела отказаться. Что ж, остается только показать себя безупречным, безгрешным, учтивым и бесстрастным. Нынешний день посвящен будущему — вот этой высокой башне, его заветной мечте, а не воспоминаниям, которые и тот, и другая похоронили навсегда.
— Даже Адриенна нервничает! — объявляет Рестак, чувствуя, как судорожно жена вцепилась в его плечо.
Эйфель силится улыбнуться, но на лице Адриенны отразилось столько разных чувств. И смятение — самое слабое из них. К ним подходит Клер.
— Скоро начнется, папа? — И замечает, как пристально смотрит на нее эта женщина.
— Позвольте представить: Клер, моя дочь и верная помощница. Клер, это Адриенна, супруга Антуана…
— Здравствуйте, мадам, — с легким поклоном говорит Клер, смущенная странным взглядом больших кошачьих глаз.
— Вы, должно быть, сейчас очень гордитесь своим отцом, мадемуазель.
Её голос много мягче взгляда. У него теплый, ласкающий тембр.
— Да, — сдержанно отвечает Клер.
— А я горжусь ею всегда, — говорит Эйфель, обняв дочь за плечи. — Клер — мой талисман.
Он целует дочь, и Адриенна на миг отводит от них взгляд.
— Вы очаровательны, Клер. Можно называть вас Клер?
— О, конечно, — отвечает девушка, стараясь говорить как можно любезнее: на самом деле эта женщина пугает ее.
Однако атмосфера в зале накалена до предела. И пока публике не объявят результат конкурса, любое сказанное слово прозвучит фальшиво. Поэтому лучше молчать и ждать в тишине.
Клер, не попрощавшись, отходит от них и спешит к трем детям, которые бродят вокруг буфета со стаканами оранжада в руках.
Гюстав грустно улыбается.
— Хотел бы я быть таким же беззаботным, как мои детишки…
— Ты прекрасно знаешь, что тебе нечего бояться! — Рестак хлопает его по плечу.
Но Эйфель по-прежнему мрачен: он терпеть не может праздновать победу до срока. Не из суеверия, а из почтения к великой неопределенности событий. Эйфель — человек точных цифр, расчетов и статистики.
— Может, ты и прав, но проект Бурде привлек очень многих. Хотя его башня неустойчива: такая огромная масса потребует гигантского стилобата, и это обезобразит весь окружающий квартал.
Рестак с легким злорадством напоминает Эйфелю, что башня Бурде — его главная соперница. И добавляет:
— К тому же президент Карно восхищается дворцом Трокадеро…
Антуан видит, как потемнело лицо друга; Адриенна ущипнула мужа за руку, и он, спохватившись, добавляет:
— Впрочем, не стоит обращать на это внимание, ты ведь тоже можешь установить на верхушке своей башни прожектор.
Однако этот совет ничуть не успокаивает инженера. Напряжение в залах министерства растет с каждой минутой. Лицо Эйфеля подергивает нервный тик; он прячет в карманах судорожно сжатые кулаки и всеми силами старается избежать взгляда Адриенны. Но когда их глаза все же встречаются, она читает в его взгляде мольбу: «Уходи, заклинаю тебя!» Увы, стоило ей повернуться, как муж хватает ее за руку:
— Ты куда?
— В буфет… за шампанским, — пробормотала она первое, что пришло в голову.
Рестак отпускает ее и указывает на монументальную дверь в конце зала, которая только что отворилась.
— Ты опоздала. Стой тут, сейчас начнется!
Появившийся распорядитель церемонии торжественно объявляет:
— Дамы и господа, жюри!
Гюставу кажется, что сейчас у него разорвется сердце.
Эйфель так напряжен, что не сразу узнаёт их. Ему кажется, будто он видит отряд близнецов, похожих друг на друга, как две капли воды; они неловко всходят по лесенке на большую эстраду, постепенно заполняя ее собой. Одинаковые бородки, одинаковые сюртуки, одинаковые орденские ленточки… Такие же, как во всех посольствах, в Ассамблее, в Парижском совете…
Публика придвигается к эстраде, а эти господа усаживаются на складные стулья, свысока глядя вниз, на зрителей. Эйфель, увлекаемый толпой, оказался в передних рядах, почти под сценой. И вдруг его овеяло тонким ароматом духов и чей-то голос шепнул:
— Все будет хорошо.
Инженер ощущает близость Адриенны: их плечи, их бедра соприкасаются. Он находит глазами Антуана: тот стоит поодаль, у колонны, и что-то пишет в блокноте. Затем поднимает голову и ободряюще подмигивает старому товарищу. Его поддержка слегка успокаивает Гюстава. Да, все еще может рухнуть, но в теплых лучах доброжелательности Адриенны его страхи тают. Он чувствует себя защищенным.
Наконец, входит последний член жюри — председатель.
Гюстав узнаёт пышные усы министра Локруа. Локруа с удовлетворением озирает толпу — политические деятели живут лишь отражением известности, читаемой на лицах публики, — и его взгляд лишь на долю секунды, не задержавшись, остановился на лице Эйфеля и скользнул дальше.
— Дамы и господа, — начинает министр торговли, громко откашлявшись.
Эйфель ощущает растущее напряжение. Почему министр не улыбнулся ему? Дурной знак? Да и заметил ли его Локруа?
Почувствовав его смятение, Адриенна прижимается к нему теснее. Ее близость обжигает Гюстава. Их руки соприкасаются. Гюставу чудится, что он летит в пропасть.
— Девятью голосами против трех, — продолжает Локруа, — жюри поддержало проект… — министр делает безжалостную паузу, и по залу пробегает нервный смешок. Гюстав Эйфель бледен, как смерть.
— …проект трехсотметровой башни, выдвинутый «Предприятием Эйфеля».
Дождь роз. Ливень фиалок. Облако ликования заволакивает зал, город, умы. Внезапно все становится простым и понятным, как в детской игре.
Зал дружно выдыхает, и это ясно свидетельствует о том, кто был фаворитом публики. Клер бросается на шею к Адольфу Саллю, который до сих пор скромно стоял в сторонке. Компаньон пляшет, как сумасшедший, схватив за руки троих ребятишек, забывших о своем оранжаде.
А потом — этот взгляд. Взгляд, который они уже и не надеялись устремить друг на друга. Заговорщический, влюбленный, проникновенный. Несмотря на пролетевшие годы, несмотря на боль разлуки, на разочарования и душевные раны, они сегодня здесь, вместе, рядом. Кто мог предсказать, что в день, когда Эйфель достигнет вершины своей карьеры, ему доведется разделить свое ликование с единственной женщиной, которая…
