Наринэ Абгарян - Понаехавшая
О. Ф. была среднестатистической, обильно выпивающей и стихийно прелюбодействующей грешницей. Поэтому неудивительно, что ее жутко раздражали Ольгины миссионерские замашки. Очень сложно наслаждаться полноценной скоромной жизнью, когда перед глазами постоянно мельтешит живое воплощение десяти заповедей. Поэтому О. Ф. старалась с Ольгой особенно не пересекаться — берегла ауру.
Но однажды напарница Ольги ушла в отпуск, и О. Ф. пришлось целый месяц ее заменять.
— Урою на хер! — ругалась она на следующее утро, обнаружив свои простирнутые колготки на подлокотнике раскладного дивана. — Тебя кто просил их стирать?
— А что тут такого? — искренне недоумевала Ольга. — Пока вы спали, я решила сделать вам приятное. Заодно и хлястик на плаще пришила. А то ходите с оторванным хлястиком как неприкаянная.
— Не, ну что за йоптвоюмать! Где ты там видишь оторвано? Где??? Это модель такая! Один хлястик пришитый, а другой торчит, и карманы разные! Там пришито, а тут… а тут что, тоже пришито???
— Ну, я заодно и тут пришила! А то какая-то асимметрия получается!
— Или ты даун, или дебил, третьего не дано! — надрывалась О. Ф., обнаружив целую горсть американских центов в Ольгиной кассе. — Сказано было: мелочь не принимать?! Ну куда мы ее денем? Вот куда?
— Так человека ведь жалко! Она всю Москву обошла, нигде не смогла эту мелочь обменять.
— А меня тебе не жалко? Наш банк не принимает центы. Куда теперь я их дену? И чем недостачу в кассе прикрою? Жопой?
— Вычтете из моей зарплаты.
— Не, ну мать твою Тереза, не, ну безмозглая ты пизда!
— А чего сразу безмозглая?
— Я хуею, дорогая редакция! За «пизду» она не обижается, а за «безмозглую» обижается!
Терпение О. Ф. было небесконечным и лопнуло ровно в тот день, когда Ольга приняла у какого-то интуриста двадцать безнадежно рваных и неистребимо пахнущих засаленным ковбойским носком долларов. Чтобы удержать себя от искушения тут же с концами уволить юродивую подчиненную, О. Ф. велела ей поменяться сменами с Понаехавшей.
— Та тоже овца овцой, но хотя бы не раздражает меня, — процедила она.
Надо было видеть выражение лица Понаехавшей, когда Ольга позвонила с радостной вестью о пертурбациях. Впереди был Новый год и разновсякие Рождества, венчающиеся старым Новым годом. Как пережить этот воистину апокалипсический отрезок времени бок о бок с О. Ф., она не представляла.
«А мама в горах готовит толму, — перекрывала громкими вздохами шум в вагоне метро Понаехавшая, распугивая москвичей своим перекошенным от горя лицом, — а папа шашлыков нажарит, как я люблю. Чтобы немного сушеного горного майорана и злой лук кольцами! А потом завернет шашлык в лаваш, и он полежит несколько минут, впитывая в себя аромат мяса!!!»
Мысли о шашлыке и толме грели Понаехавшей душу. В Москве было холодно и морозно. Виданное ли дело — начало декабря, а кругом уже два месяца лежит снег! Опять же огромные расстояния! Когда коллеги впервые спросили, далеко ли она живет от Еревана, и Понаехавшая, закатив глаза, сказала, что на другом конце республики, аж в трехстах километрах от столицы, обменник дружно загоготал:
— Ты бы еще сказала — на другом конце света!
«Зато тебе всегда везет на людей, — утешала себя Понаехавшая, — девчонки вон какие хорошие. И О. Ф. замечательная. Хоть и пьет, и свирепствует почем зря. Зато по-доброму к тебе относится, из всего коллектива именно тебя выбрала в напарницы. Это ведь о чем-то говорит?»
О чем это говорит, Понаехавшая мигом поняла, когда переступила порог «Интуриста».
Возле стойки ресепшн, растерянно улыбаясь, жалась к переводчице разодетая в национальные костюмы группа каких-то заезжих иностранцев, предположительно перуанцев. В окошках обменника маячили изумленные донельзя лица Красавицы Насти и Добытчицы Наташи. А между обменником и перуанцами, кокетливо подцепив двумя пальцами подол развевающейся юбки, отбивала какой-то микс из танцев народов мира О. Ф.
— Видали, как умеем? — остервенело водила она полными плечами и даже грудью, переходя от чечетки к гопаку и обратно возвращаясь в лезгинку. — А то явились сюда танцы танцевать. А вот хуяк вам, а не танцы, ясно? Нашли чем нас удивлять! — Тут О. Ф. пошла на испуганных креолов вприсядку. — Каждый русский младенец, блядь, вырос на «Лебедином озере» и Пушкина с пеленок цитирует. — Широкий жест рукой, сопровождающийся громким уханьем и топотом ног. — Знаете, что такое Пушкин? Никто не читал «Мцыри», тьфу, «Евгений Онегин»? То-то. Роман в стихах, блядь!
И, распираемая гордостью за державу, О. Ф. пошла большим кругом по фойе, воинственно выкидывая разные хореографические коленца.
— Явилась? — обрадовалась она застывшей между клацающими дверями Понаехавшей. — Это хорошо! Иди сюда, станцуй им «Танец с саблями»! А то пожаловали с народными плясками, нашли чем нас удивлять!
Понаехавшая похолодела. С грехом пополам остановить бегающую по «Интуристу» выпившую начальницу она еще умела. Но как остановить трезвую как стеклышко и отбивающую чечетку О. Ф., Понаехавшая не очень представляла. Это был какой-то новый, практически апокалипсический кульбит, случившийся на ее корявом иммигрантском пути.
P. S.: Кстати, плащ с «оторванным хлястиком» был от «Валентино». О. Ф. его раздобыла в честном бою, исцарапав вдоль и поперек двух оппоненток в секонд-хенде на Кировоградской. За смешные семьдесят долларов.
P. P. S.: То есть плащ она купила за семьдесят долларов, а не оппоненток исцарапала за семьдесят долларов.
Немного о сексуал харасменте
Ассоциация, которая владела в том числе банком, где работал дружный коллектив девочек, арендовала на двадцатом этаже гостиницы офис. С видом на Красную площадь и всякие другие красоты ЦАО.
Однажды в этом офисе работал молодой человек Георгий.
Деятельность Георгия была туманна, как рассветное марево над Альбионом. Потому что Георгий занимался тем, что создавал видимость успешности и безусловной европеизированности ассоциации. День-деньской он озабоченно сновал по этажам гостиницы и наматывал круги по фойе, потрясая пухлыми заморскими папками. Папки топорщились во все стороны разноцветными закладками и прозрачными файлами и гордо именовались «Хёрлиц». Так как любое иностранное слово вызывало у одичавших от советского дефицита аборигенов шок и трепет, уважающие себя компании, дабы быть конкурентоспособными на внутреннем рынке, снабжали своих сотрудников обязательными атрибутами роскоши того времени — папками «Хёрлиц», зажигалками «Зиппо» и ручками «Паркер».
Вот и бегал Георгий по этажам гостиницы, потрясая папками «Хёрлиц», прикуривая от «Зиппо» и щелкая лжезолотой ручкой «Паркер». Пускал пыль в глаза. Ассоциация, кстати, набирала обороты, обрастала новыми филиалами и довела своего руководителя аж до кандидатов в президенты на очередных выборах. Правда, первый круг он не прошел, зато шуму наделал, да и народ позабавил.
