Владимир Пронский - Стяжатели
— Антон Тимофеевич! Пожалуйста, более не беспокойте своим нытьем! Благодарите судьбу, что случилось так, как случилось. Всего доброго!
Самохвалов невольно подумал: «Всё заранее просчитали и приготовили, даже не постеснялись больного взять за кадык! А может, это дело рук самого губернаторского зама? А что — очень похоже! Если это так, то тогда земли под карьеры вы от меня не увидите. Ни за какие деньги не продам! — С затаенной радостью подумал Антон Тимофеевич, но почти сразу же проглотил свою радость, когда вспомнил ушедших гостей. — Продам, конечно, продам, и за копейки!» И сделалось так обидно, что не передать словами. Но если уходит из рук главное, то надо хотя бы сохранить, что осталось, резонно решил он и, вспомнив о векселях, которые легко могут уплыть, стоит лишь новому руководству заблокировать банковские счета, позвонил Нистратову и приказал ему:
— Срочно, сейчас же напиши письмо для Сбербанка на погашение векселей и доверенность на имя моей дочери, оформи всё, как полагается, и доставь мне! Для этого свяжись с Ольгой Сергеевной, она продиктует тебе паспортные данные Лады, а также сумму каждого векселя. Понял?
— Чего же не понять.
Не зная, сколько придется ждать Нистратова, Антон Тимофеевич связался с женой:
— Сейчас позвонит Алексей, выполни всё, о чем он попросит. Векселя в сейфе, а паспорт у Лады, надеюсь, на месте. А после приезжай пораньше, не задерживайся!
Прошло немало времени, прежде чем явился Нистратов.
— Сделал? — нетерпеливо спросил Самохвалов.
— Вот. — положил Алексей Леонидович файл с бумагами на тумбочку, а Самохвалов подсказал:
— Внутрь убери!
Немного поговорив о делах, о недавних проверяющих, которых, оказывается, и след простыл, Антон Тимофеевич сказал:
— Ладно, иди. Держи меня в курсе всего, что происходит.
Нистратов ушел, а Самохвалов закрыл глаза, даже попытался заснуть, но почти сразу кто–то раз за разом толкнул в плечо. Глаза растворил, а это Ольга Сергеевна с Ладой стоят, улыбаются. Глядя на них, и он невольно улыбнулся.
— Явились! — спросил, будто не верил своим глазам, и почему–то более смотрел на Ладу, пытаясь найти изменения в ее внешности. Не найдя, спросил: — Какие новости, дочь?
— Особенных нет, выздоравливаю помаленьку..
Ольга Сергеевна не выдержала, попросила дочь:
— Расскажи, расскажи — чего уж теперь скрывать!
— Я и не скрываю: что есть, то есть! Не пройдет и года, дорогой Антон Тимофеевич, как ты станешь дедушкой!
— Отец–то кто? Шишкин?
— Кто же еще!
— Ну и дай Бог! Живите вместе, вы нам с Ольгой Сергеевной не помешаете!
— Мне скоро в Москву возвращаться. Ты разве забыл, что я, между прочим, работаю!
— Николая–то с собой возьмешь?
— Конечно. Чего же ему в общежитии болтаться?
— Привет ему передавай, не забудь!
— Пап, обязательно! Даже поцелую за тебя! Можно?
— Хоть сто раз, лишь бы на пользу пошло! — краешком губ улыбнулся Самохвалов и махнул обеим, словно подталкивал к выходу. — Ладно, идите, сороки, да будьте внимательными, смотрите, чтобы хищный ястреб не налетел! Он хотя и поторапливал их, но, оставшись один на один с гнетущими мыслями, почувствовал себя неуютно. Почему- то начала вспоминаться жизнь с молодых лет, когда он — парнишка из прибайкальского села — пробивал себе дорогу в жизни. Как, поработав на угольном разрезе стропальщиком и отслужив в армии, пытался завоевать Москву и даже сделал первый шаг, послав на творческий конкурс в Литин- ститут первые стихи, опубликованные в местной «районке».
Долго ждал вызова на экзамены, но так и не дождался. Потом ещё что–то вспомнил и почувствовал, как участилось сердцебиение, как трудно стало дышать и почему–то сразу и обильно вспотел. Он сделал усилие, приподнялся на подушке и вдруг почувствовал тонкую, острую боль в сердце, как в тот раз, в машине, будто по нему резанули опасной бритвой. Оставаясь в сознании, он отчаянно пытался дотянуться до кнопки вызова дежурной медсестры, но не успел, потому что бледная рука его повисла на полпути и резко опустилась, а сам он лишь успел подумать: «Вот и конец.»
В положении последнего, отчаянного порыва и обнаружила застывшего Самохвалова дежурный врач ночной смены, делавшая вечерний обход палат. Посовещавшись по телефону с главврачом больницы, она позвонила Ольге Сергеевне, а главврач тотчас довел скорбную весть до Ефима Лаврика, спеша первым сообщить о кончине главы района.
* * *Весть о кончине Самохвалова для простых княжских людей пришла так неожиданно, что осталась почти незамеченной. Лишь некоторые, особенно сердобольные, сетовали на судьбу, не позволившую Антону Тимофеевичу дожить до пятидесяти.
— Вот она, власть–то, до чего доводит! — говорил иной горожанин.
Совсем иначе эту весть восприняли в Княжской администрации.
В первое же утро, отправив официальную телефонограмму в Елань с сообщением о преждевременной кончине Самохвалова, Лаврик собрал актив и провел совещание, на котором довел до сослуживцев печальную новость. На совещании распределили роли на предстоящих похоронах, обговорили вопросы, связанные с церковной и гражданской панихидами, с транспортом, питанием и размещением губернских представителей и иными, более мелкими задачами. В заключение Ефим Константинович напомнил, что до новых, внеочередных выборов в местное законодательное собрание, день которых официально назначит районная дума, он обязан исполнять обязанности главы муниципального района.
Кто бы спорил. Уж о чём, о чём, а об этом положении в администрации знал самый мелкий чиновник. Так что повода для пустых разговоров не было, а Лаврик их никому не давал. Объявив закрытым заседание штаба по проведению похорон, как он громко обозначил планерку, Лаврик покинул конференц–зал, вернулся в приемную. Когда проходил мимо опечатанного кабинета Самохвалова, горделиво поду- мал: «Немного терпения, дорогой Ефим Константинович, и будешь ты первым лицом большого района, далеко не последнего в губернии!»
Водитель Антона Тимофеевича сразу перешел в его распоряжение. Еще утром, как только тот появился в приемной у секретаря, то Лаврик первым делом, пригласив к себе в кабинет, озвучил свое распоряжение:
— Отныне вы будете моим водителем! Вас, кажется, Максимом зовут? — уточнил он, хотя прекрасно знал имя само- хваловского водителя.
— Да — Максим Зарубин. А машина какая будет?
— Та самая, на которой вы ездили до сегодняшнего дня! Вопросы есть?
— Более нет.
— Тогда побудьте в приемной!
Обговорив после планерки со своим заместителем текущие дела, через полчаса Лаврик взял курс на Елань, в губернскую администрацию, узнав у тамошнего секретаря о возможной встрече с главным губернским администратором. Хотя его никто не вызывал и не приглашал, но ехал он смело, понимая, что появился весьма подходящий повод показаться губернскому начальству.
С главой администрации Петровым — крупным, представительным мужчиной, бывшим когда–то директором совхоза и считавшийся крепким хозяйственником, — Лаврик встретился в приемной в тот момент, когда тот, в распахнутой дубленке и с норковой шапкой в руке, собирался на выход и
о чем–то говорил с секретарем. Увидев невысокого, носатого Лаврика, комично улыбнулся, спросил:
— Вы, кажется, из Княжска?
— Так точно, Павел Алексеевич! — по–военному ответил Лаврик.
— Но на сегодня у нас с вами не запланировано встречи? Или я ошибаюсь? — посмотрел Петров на секретаря.
— Вы правы — такая встреча не намечалась. — подтвердила та.
— Форс–мажорные обстоятельства! — поспешил Лаврик вставить словечко.
— Это вы о Самохвалове?
— Так точно!
— Что ж, решение по этому поводу уже принято. На похороны прибудет заместитель губернатора — Кузьмичёв. Так что беспокоиться не надо! — Петров нахмурился, колюче посмотрел на гостя. — Поэтому смело возвращайтесь в Княжск и лично обеспечьте всю необходимую подготовку к завтрашней церемонии.
Лаврик попытался лично пригласить Петрова, но тот не дал ему договорить, едва тот заикнулся о приглашении:
— Всё решено, Ефим. Константинович, — замялся и повторил Петров отчество Лаврика, когда тот ему напомнил его, — лишние слова ни к чему! — и подал, прощаясь, руку.
Ехать до Княжска недолго, но Лаврик о многом успел передумать. И думал он не о завтрашних похоронах Самохвалова, а о том, как грамотно провести предстоящую избирательную кампанию. И если за своих людей он не переживал — тем всё равно кому служить, то отношение со стороны губернии волновало. Ведь запросто кого–нибудь могут навязать. Неспроста расправились с Самохваловым, на дачу взятки развели. Значит, не зря всё затеяли. Расправились, акции отняли — знакомые из депозитария шепнули — теперь ведь и за Лаврика примутся. Ефим Константинович в этот момент рассуждал о себе в третьем лице, словно оценивал ситуацию со стороны, хотя наперед знал, что и не подумает артачиться — легко отдаст свои несчастные семь процентов. Бог с ними! Главное, чтобы у власти оставили. А будет у власти, то найдет способ, как вернуть отнятое!
